Целуя ее, я терся лобком о лобок. Там это местечко и было.
Потом мне пришлось оставить поцелуи. Чересчур возбуждает. Слишком интимно. Я должен остаться один. Поэтому присосался к шее, продолжая тереться об кость. Даже не думал, что буду когда-нибудь такое делать.
– Еще, – сказала она.
Чем больше она возбуждалась, тем сильнее я опасался не выдержать. Но был обязан продолжать. Надо довести ее до конца. Показать, как я хорош. Лучше всяких африканцев, мексиканцев, японцев. Уткнувшись ей в шею, я терся и терся, прибегнув к старому мужскому трюку – думать о спорте. И принялся мысленно перечислять состав «Мете» 1973 года, когда стал сознательно интересоваться спортом, а «Мете» участвовали в чемпионате страны среди обладателей кубков, но проиграли.
Начал с кетчера и пошел вокруг внутренней части поля.
Джерри Грот. Эд Крейнпул. Феликс Миллан. Бад Харрелсон. Уэйн Гаррет. Клеон Джонс. Дон Хан. Расти Штауб. Джерри Грот. Эд Крейнпул. Феликс Миллан. Бад Харрелсон. Уэйн Гаррет. Клеон Джонс. Дон Хан. Расти Штауб.
Вспомнил нескольких питчеров.
Том Сивер. Джерри Кусмен. Джон Мэтлак. Таг Макгроу.
Тут она застонала по-настоящему. Давай, черт побери, мысленно крикнул я. Визуально представил себе каждого игрока. Стойку Феликса Миллана. Рыжие волосы Уэйна Гаррета. Африканские косички Клеона Джонса. Животик Расти Штауба. Попытался сосредоточиться на самом некрасивом игроке «Мете» – Эде Крейнпуле. Вспомнил его свинг. Он левша. Короткий темный ежик. Думать о нем было очень полезно. Он совсем не женственный. Невозможно думать о чем-нибудь женственном. Поэтому я продолжал вспоминать Эда Крейнпула, толкаясь и потираясь.
Пока он стоял у меня в памяти, можно было забыть о собственном теле. Я мысленно повторял его фамилию задом наперед.
Лупнйерк. Лупнйерк. Лупнйерк. Лупнйерк. Лупнйерк. Лупнйерк.
Потом проделал то же самое со всей командой. Я всегда очень ловко произношу имена и фамилии задом наперед.
Торг. Лупнйерк. Наллим. Нослеррах. Терраг. Сножд. Нах. Буатш. Ревис. Немсук.
Прозвучал крик, не такой, как другие. Еще несколько толчков, и конец. Лупнйерк. Лупнйерк. Лупнйерк. Снова крик.
Вроде все. Я нанес последний глубокий удар, словно Брут. Внутри у меня что-то взвизгнуло: я был готов сверх всякой готовности, но мне хватило присутствия духа выхватить кинжал и прижать его – мокрый, живой – к ее животу, сплошь залив его соком.
Я скатился с нее и лег рядом. Мы молчали. Потом я спросил:
– Хочешь, принесу полотенце, ты вытрешься?
Мне было неловко, что я развел такую грязь; вдруг показалось, что я едва ее знаю.
– Ничего, все в порядке, – сказала она.
Мы лежали спокойно и тихо. Я чмокнул ее в плечо, но это был ложный жест, который обязан сделать мужчина, чтобы остаться с женщиной в мире. Понимаете, на меня стало наваливаться то, что один мой приятель однажды назвал ментацидом. Это когда сознание пытается тебя убить. Я думал примерно следующее. Вдруг просочилась какая-то капля? Вдруг она забеременеет? С виду весьма плодовитая женщина. Если она забеременеет, я обречен.
Потом подумал следующее. Она спала с африканцами. Согласно «Нью-Йорк таймс», почти у всех африканцев СПИД. Но она полгода хранит целомудрие, уже поняла бы, если бы что-то случилось. Наверняка с ними предохранялась. Хотя со мной не предохранилась. Откуда у меня уверенность, что с африканцами предохранялась? Как может мужчина заразиться от женщины СПИДом? Никто никогда этого не объяснял. Когда встает такой вопрос, все хранят стыдливое молчание. Через какие-то раны? У меня на носу открытая рана. Опустившись вниз, я мог схватить СПИД через рану на переносице.
Поэтому я фактически не планировал провести с ней медовый месяц. Был угнетен, испуган, совершал ментацид, но этому есть научное объяснение. Как я понимаю, после оргазма уровень тестостерона катастрофически падает, и потеря тестостерона лишает мужчину подсознательного ощущения своей подлинной цели – оплодотворения женщины, несмотря ни на какие сознательные опасения подобных последствий. А отсутствие цели нас угнетает. Мы незнаем, зачем живем. Не знаем, зачем занимаемся любовью. За нас думает тестостерон, и, на несколько минут лишившись его, просто вылив, мы чувствуем себя пропавшими.
Ну, через несколько минут организм мой начал восстанавливаться, мне стало гораздо лучше. Параноидальные тревоги и страхи развеялись. Вырабатывался новый тестостерон. У меня вновь была цель. Теперь я радовался, что лежу рядом с прекрасной женщиной. Радовался, что сейчас с ней занимался любовью с весьма неплохой перспективой опять заниматься любовью. Мне не хотелось ее оплодотворить, а тестостерону хотелось, моему телу хотелось, они ждали возможности заставить меня провести очередное впрыскивание.
Она лежала очень тихо, глядя в потолок. О чем думала?
– Как ты? – шепнул я, слегка беспокоясь, не проявил ли чрезмерной грубости.
– Хорошо, – ответила она. – Мне правда очень хорошо.
– У тебя получилось? – эгоистично спросил я, нуждаясь в подтверждении, что проявил себя способным, умелым любовником. То и дело сталкиваешься с женщинами, которые вопят с такой силой, что думаешь, будто сделал свое дело, а потом обнаруживается, что нет, и это до ужаса обескураживает.
– А ты как думаешь? – ласково поддразнила она меня.
– Надеюсь. Хочу сказать, похоже на то.
– Да. Дважды. Сначала когда ты лизал, и теперь, очень долго, сильно. По-моему, до сих пор продолжается.
Я обнял ее. Стал самим собой. Как вообще можно было ударить ее? Что это был за парень? Я знал, что он вернется, знал, что ей хочется его вернуть, но пока он исчез. Она тихонько от меня отвернулась, подставила зад, чтоб я к нему прижался, так я ее и держал, положив ладонь на живот. Он был еще липкий.
– Точно не хочешь, чтоб я тебя вытер? – спросил я.
– Я сама.
Она встала, вытащила полотенце из шкафчика. Выглядела прекрасно, стоя в ногах кровати, голая.
– Пойду в ванную. Сейчас вернусь.
Накинула халат и вышла.
Я лежал в постели. Абсолютно невероятно, но это было. Я только что занимался любовью с великолепной сексуальной женщиной. И вполне собой доволен. А также абсолютно измотан. Наверно, она хочет, чтоб я остался на всю ночь. Только надо соблюдать осторожность. Нельзя, чтоб кто-нибудь увидел, как я выхожу из ее комнаты. Уйду пораньше, пока все еще спят.
Она вернулась, выключила маленькую лампу на комоде, легла в постель. Вновь повернулась ко мне спиной, я снова к ней прижался. Нам было очень уютно. Я поцеловал ее сзади в шею.
– Спасибо, что занималась со мной любовью.
– Тебе спасибо, – сказала она.
Мы замолчали, готовые заснуть. И тут у меня жутко скрутило желудок. Раздался рокот, похожий на раскат грома. Это не предвещало ничего хорошего. Где гром, там и молния.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
Потом мне пришлось оставить поцелуи. Чересчур возбуждает. Слишком интимно. Я должен остаться один. Поэтому присосался к шее, продолжая тереться об кость. Даже не думал, что буду когда-нибудь такое делать.
– Еще, – сказала она.
Чем больше она возбуждалась, тем сильнее я опасался не выдержать. Но был обязан продолжать. Надо довести ее до конца. Показать, как я хорош. Лучше всяких африканцев, мексиканцев, японцев. Уткнувшись ей в шею, я терся и терся, прибегнув к старому мужскому трюку – думать о спорте. И принялся мысленно перечислять состав «Мете» 1973 года, когда стал сознательно интересоваться спортом, а «Мете» участвовали в чемпионате страны среди обладателей кубков, но проиграли.
Начал с кетчера и пошел вокруг внутренней части поля.
Джерри Грот. Эд Крейнпул. Феликс Миллан. Бад Харрелсон. Уэйн Гаррет. Клеон Джонс. Дон Хан. Расти Штауб. Джерри Грот. Эд Крейнпул. Феликс Миллан. Бад Харрелсон. Уэйн Гаррет. Клеон Джонс. Дон Хан. Расти Штауб.
Вспомнил нескольких питчеров.
Том Сивер. Джерри Кусмен. Джон Мэтлак. Таг Макгроу.
Тут она застонала по-настоящему. Давай, черт побери, мысленно крикнул я. Визуально представил себе каждого игрока. Стойку Феликса Миллана. Рыжие волосы Уэйна Гаррета. Африканские косички Клеона Джонса. Животик Расти Штауба. Попытался сосредоточиться на самом некрасивом игроке «Мете» – Эде Крейнпуле. Вспомнил его свинг. Он левша. Короткий темный ежик. Думать о нем было очень полезно. Он совсем не женственный. Невозможно думать о чем-нибудь женственном. Поэтому я продолжал вспоминать Эда Крейнпула, толкаясь и потираясь.
Пока он стоял у меня в памяти, можно было забыть о собственном теле. Я мысленно повторял его фамилию задом наперед.
Лупнйерк. Лупнйерк. Лупнйерк. Лупнйерк. Лупнйерк. Лупнйерк.
Потом проделал то же самое со всей командой. Я всегда очень ловко произношу имена и фамилии задом наперед.
Торг. Лупнйерк. Наллим. Нослеррах. Терраг. Сножд. Нах. Буатш. Ревис. Немсук.
Прозвучал крик, не такой, как другие. Еще несколько толчков, и конец. Лупнйерк. Лупнйерк. Лупнйерк. Снова крик.
Вроде все. Я нанес последний глубокий удар, словно Брут. Внутри у меня что-то взвизгнуло: я был готов сверх всякой готовности, но мне хватило присутствия духа выхватить кинжал и прижать его – мокрый, живой – к ее животу, сплошь залив его соком.
Я скатился с нее и лег рядом. Мы молчали. Потом я спросил:
– Хочешь, принесу полотенце, ты вытрешься?
Мне было неловко, что я развел такую грязь; вдруг показалось, что я едва ее знаю.
– Ничего, все в порядке, – сказала она.
Мы лежали спокойно и тихо. Я чмокнул ее в плечо, но это был ложный жест, который обязан сделать мужчина, чтобы остаться с женщиной в мире. Понимаете, на меня стало наваливаться то, что один мой приятель однажды назвал ментацидом. Это когда сознание пытается тебя убить. Я думал примерно следующее. Вдруг просочилась какая-то капля? Вдруг она забеременеет? С виду весьма плодовитая женщина. Если она забеременеет, я обречен.
Потом подумал следующее. Она спала с африканцами. Согласно «Нью-Йорк таймс», почти у всех африканцев СПИД. Но она полгода хранит целомудрие, уже поняла бы, если бы что-то случилось. Наверняка с ними предохранялась. Хотя со мной не предохранилась. Откуда у меня уверенность, что с африканцами предохранялась? Как может мужчина заразиться от женщины СПИДом? Никто никогда этого не объяснял. Когда встает такой вопрос, все хранят стыдливое молчание. Через какие-то раны? У меня на носу открытая рана. Опустившись вниз, я мог схватить СПИД через рану на переносице.
Поэтому я фактически не планировал провести с ней медовый месяц. Был угнетен, испуган, совершал ментацид, но этому есть научное объяснение. Как я понимаю, после оргазма уровень тестостерона катастрофически падает, и потеря тестостерона лишает мужчину подсознательного ощущения своей подлинной цели – оплодотворения женщины, несмотря ни на какие сознательные опасения подобных последствий. А отсутствие цели нас угнетает. Мы незнаем, зачем живем. Не знаем, зачем занимаемся любовью. За нас думает тестостерон, и, на несколько минут лишившись его, просто вылив, мы чувствуем себя пропавшими.
Ну, через несколько минут организм мой начал восстанавливаться, мне стало гораздо лучше. Параноидальные тревоги и страхи развеялись. Вырабатывался новый тестостерон. У меня вновь была цель. Теперь я радовался, что лежу рядом с прекрасной женщиной. Радовался, что сейчас с ней занимался любовью с весьма неплохой перспективой опять заниматься любовью. Мне не хотелось ее оплодотворить, а тестостерону хотелось, моему телу хотелось, они ждали возможности заставить меня провести очередное впрыскивание.
Она лежала очень тихо, глядя в потолок. О чем думала?
– Как ты? – шепнул я, слегка беспокоясь, не проявил ли чрезмерной грубости.
– Хорошо, – ответила она. – Мне правда очень хорошо.
– У тебя получилось? – эгоистично спросил я, нуждаясь в подтверждении, что проявил себя способным, умелым любовником. То и дело сталкиваешься с женщинами, которые вопят с такой силой, что думаешь, будто сделал свое дело, а потом обнаруживается, что нет, и это до ужаса обескураживает.
– А ты как думаешь? – ласково поддразнила она меня.
– Надеюсь. Хочу сказать, похоже на то.
– Да. Дважды. Сначала когда ты лизал, и теперь, очень долго, сильно. По-моему, до сих пор продолжается.
Я обнял ее. Стал самим собой. Как вообще можно было ударить ее? Что это был за парень? Я знал, что он вернется, знал, что ей хочется его вернуть, но пока он исчез. Она тихонько от меня отвернулась, подставила зад, чтоб я к нему прижался, так я ее и держал, положив ладонь на живот. Он был еще липкий.
– Точно не хочешь, чтоб я тебя вытер? – спросил я.
– Я сама.
Она встала, вытащила полотенце из шкафчика. Выглядела прекрасно, стоя в ногах кровати, голая.
– Пойду в ванную. Сейчас вернусь.
Накинула халат и вышла.
Я лежал в постели. Абсолютно невероятно, но это было. Я только что занимался любовью с великолепной сексуальной женщиной. И вполне собой доволен. А также абсолютно измотан. Наверно, она хочет, чтоб я остался на всю ночь. Только надо соблюдать осторожность. Нельзя, чтоб кто-нибудь увидел, как я выхожу из ее комнаты. Уйду пораньше, пока все еще спят.
Она вернулась, выключила маленькую лампу на комоде, легла в постель. Вновь повернулась ко мне спиной, я снова к ней прижался. Нам было очень уютно. Я поцеловал ее сзади в шею.
– Спасибо, что занималась со мной любовью.
– Тебе спасибо, – сказала она.
Мы замолчали, готовые заснуть. И тут у меня жутко скрутило желудок. Раздался рокот, похожий на раскат грома. Это не предвещало ничего хорошего. Где гром, там и молния.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88