– Нет. Приезжай, и я тебе все объясню, сейчас я не могу никуда выйти. Я сама бы к тебе приехала, но не могу.
Восчувствовав весь драматизм положения, я понял, что нечто необычное происходит в нарастающем темпе и без перспектив на улучшение. Я обменялся с Lady First в общей сложности тридцатью семью словами с того далекого дня, когда она вышла замуж за моего Неподражаемого Братца, и вдруг теперь она просит, чтобы я приехал к ней ради каких-то признаний. Странно, очень странно; однако все было возможно с тех пор, как The First начал бросаться деньгами, стал говорить «пожалуйста» и перестал появляться в конторе, прикрываясь мнимой болезнью. У меня мелькнула мысль, что, может быть, дело в какой-нибудь интрижке. Все совпадало вплоть до одновременного исчезновения The First и его секретарши. Все совпадало, кроме меня. Какое отношение я имел ко всем этим супружеским конфликтам своего братца? Однако я заметил, что начинаю испытывать своего рода любопытство, безусловно болезненное.
– Отлично, сейчас зайду.
– Слушай, если встретишься с родителями, ничего им про это не говори. Если спросят, отвечай, что Себастьян болен. Всего пару дней, ладно? И когда кто-нибудь еще спросит – тоже.
Просьба прозвучала почти в приказном тоне.
– Ты просишь меня врать?
– Послушай, Пабло, давай начистоту. Мы с тобой никогда особо не ладили, так что, если я поступаюсь своим достоинством и прошу оказать мне любезность, у меня есть на то серьезные основания.
Такая откровенность – вот уж чего никогда не замечал за Lady First. Но просьба действовать осмотрительно подкрепляла мою версию о том, что речь идет об измене. И, признаюсь, подобная возможность меня пленила: The First, выступающий как главное действующее лицо скандала на сексуальной почве, тайная связь с секретаршей, какой позор; или еще лучше: роман с молодым мулатом, ударником поп-группы, недавно прибывшей из Гаваны; или уж совсем круто: The First, замешанный в дело о зоофилии и некрофильской секте, фото которой появляется на первых страницах всех газет Галактики: ночное сборище на кладбище Монт-жуик, достопочтенные горожане, одетые как drag-queens, в туфлях на толстенных платформах, и Он – накрашенный, с подведенными глазами, с гримасой отвращения целующий в зад козу… В то же время я не слишком-то обольщался. В конечном счете даже связь с секретаршей была под большим вопросом. Она производила впечатление девушки благоразумной и не только служила украшением конторы, но, полагаю, испытывала слабость к иностранной валюте. Прежде чем лечь в постель с моим братом, она наверняка постаралась бы найти достойную работу или по меньшей мере какое-нибудь достойное место, где можно было бы заниматься проституцией в рамках приличий.
Но это ладно, потому что довольно скоро мысли мои вернулись к недополученным тридцати пяти штукам. Нанести второй подряд визит вежливости моим Досточтимым Родителям и рассеянно обронить, чтобы они подбросили мне десять тысяч – уплатить за парковку в Голубой зоне, – такое не могло не пробудить подозрительности в папеньке, который упорно подозревает корыстные интересы за моими самыми прочувствованными проявлениями сыновней любви. Кроме того, у меня нет машины, и, вполне возможно, папенька узрел бы в этом небольшую нестыковку. Какие еще оставались альтернативы? Вытянуть деньги из Lady First было бы так же очаровательно, как сорвать первый, благоуханный плод: в конце концов, она тоже была членом семьи, и пора бы уж ей начать относиться к семье уважительно. Или, к примеру, я мог тайком проскользнуть в комнату одного из моих Обожаемых Племянников и пошарить в его копилке, правда, при этом подвергая себя риску, что вот-вот раздастся рев охранных сирен, так как они, несомненно, уже постигли наиболее примитивные методы защиты частной собственности.
В конце концов я оделся и направился к The First.
Мой Неподражаемый Брат еще не достиг папенькиного статуса, так что ему пришлось удовольствоваться надстройкой на улице Нумансия (что, конечно, ниже психологической планки Диагонали) в ожидании оставшейся части отцовского наследства, которая позволит ему обзавестись зимней резиденцией там, где его левая нога захочет. Но и без того он сумел оттяпать себе сто пятьдесят квадратных метров надстройки, где поместилось и джакузи, и совершенно необходимый музыкальный инструмент. Разумеется, пока это пианино, а не рояль, и места занимает немного. Маленькое неудобство состоит в том, что Дебюсси лучше звучит на рояле, но мой Неподражаемый Брат – человек терпеливый и знает, что всему свое время: пианино с «BMW» и роялю с «ягуаром-соверен».
В холле его дома тоже есть диваны и консьерж – причесанный волосок к волоску тип в какой-то хламиде цвета электрик, заменяющей униформу, – но лифтам куда как далеко до папенькиных, они просто поднимают тебя в надстройку, не выкидывая никаких штучек, противоречащих силе земного тяготения.
Звоню.
Открывает Lady First. Поцелуи в щечку. Выглядит она лучше, чем мне казалось по воспоминаниям. Просит меня пройти. В коридоре сталкиваемся со вторым из моих Обожаемых Племянников; вид у него не такой горделивый, как у первенца, и, похоже, это мальчик, судя по отсутствию сережек и бантиков. Он движется перед нами довольно непростым манером, напоминающим способ передвижения четвероногих, особенно крокодилов и прочих рептилий, однако опираясь об пол коленками, а не когтистыми лапами или другими соответствующими нижними конечностями, и уж конечно, без того изящества, которое придает волочащийся сзади длинный зигзагообразный хвост. С любой точки зрения – вполне примитивный способ, невольно заставляющий вспомнить о вырождении человеческого рода, чего так боялся Жан Ростан. Но на этом сюрпризы не кончаются: неожиданно он останавливается как вкопанный, садится на необъятных размеров задницу, неправильную форму которой еще больше подчеркивает обтягивающее синее трико, смотрит вверх и делает гримасу, загадочным образом напоминающую человеческую улыбку.
О ужас: у него нет ни единого зуба.
На меня накатывает дурнота, и, задрав повыше ногу, я стараюсь перешагнуть через него. Невестка, напротив, должно быть, уже привыкла к подобным вещам и без всяких явных признаков отвращения нагибается и берет на руки существо, уже очевидно проявляющее умственную недоразвитость, сопровождаемую пузырями и ничем не оправданными оплеухами, которыми оно награждает мать.
– Вероника, подойди-ка сюда, присмотри на минутку за Виктором, – произносит Lady First, повышая голос и обращаясь куда-то в дальний конец коридора. Поскольку мы были в гостиной одни, я сделал вывод, что «Виктор» – имя существа, и это еще больше укрепило мое подозрение, что передо мной мальчик. Просто невероятно: еще ни одного зуба, а пол уже есть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96