И уж конечно же, у нее на пальце поблескивало Ведьмино обручальное кольцо.
– Это мой крест, – услышал я громкий, противно-отчетливый голос Ведьмы.
Мое сердце очередной раз кувырком ухнуло в пятки. Я попытался спрятаться за одну из колонн, подпирающих балкон, да поздно: Ведьма уже углядела меня своими рыбьими глазами.
– Скажи ей, – потребовала она.
– И ты, стал'быть, тут как тут? – голосом несмазанного робота лязгнула Рита. Лицо у нее было красное и растерянное.
– Это что – депутация? – вяло спросил я, обреченно соображая, не удастся ли мне одурачить их разговором на двух уровнях, чтобы каждая поняла только то, что я хотел сказать именно ей. Но, собравшись заговорить, я с ужасом понял, что у меня начиняется приступ зевоты, – я молча стоял перед ними, разевая рот, как вытащенный из воды карась.
– Он что – ворон ловит или еще чего? – осведомилась Рита. Об искусной беседе на двух уровнях я уже не думал.
– Зачем ты отдал мой крест этой… девушке? – со своей идиотской прямотой спросила Ведьма.
Мне бы ответить ей: «А зачем ты трепалась, что отдала его своему братцу?» – но у меня не хватило сил, и я промямлил:
– Да-да, они очень похожи, правда?
– Это мой крест, – повторила Ведьма. – И на нем есть след от твоих зубов, потому что ты засунул его в рот и прикусил, когда устроил ту чудну ю сцену.
– Ты говоришь про сцену на Илклийской пустоши? – спросил я, надеясь ее смутить. – Рите, наверно, будет очень интересно узнать, что у нас там произошло.
– Это мой крест, – сказала Ведьма.
– Нет, не твой, – сказал я. – Твой ты вернула своему братцу. А у меня был просто похожий. Да если уж на то пошло, это я дал твоему братцу крестик – еще до того, как он подарил его тебе.
– Так ты, стал' быть, всем их раздаешь?
– Не всем, а у меня их было с полдюжины, таких крестиков, потому что унитарианцы хоронят в них покойников. – Я понимал, что вскорости Ведьма заметит свое обручальное кольцо, и торопливо бормотал все, что в голову взбредет, лишь бы немного отдалить этот момент.
– Ну, а кому из нас приходить завтра к тебе на чай? – спросила Ведьма.
– Да пожалуй что никому, – одарив их открытой улыбкой, ответил я. – Мы, правда, собирались пригласить нескольких друзей, и вас обеих в том числе, но отца вызвали в Харрогит, и раньше понедельника он не вернется.
– Ну да, его небось вызвали на встречу военных моряков, – со своей тупой язвительностью сказала Ведьма. И добавила, обернувшись к Рите: – Он ведь у него отставной капитан.
– А я думала, сапожник, – сказала Рита.
Они принялись въедливо обсуждать, чем отец зарабатывает на жизнь. Ведьма, в своей тускло-зеленой блузке и клетчатой юбке, походила, если верить описаниям Штампа, на ту старую деву из Детского клуба, которая примерялась изнасиловать его, наглотавшись возбуждающих пилюль. И тут меня осенила блестящая идея – первая в этот вечер. На столике, за которым сидела Ведьма – я узнал его по горке апельсинов, лежащих рядом с Ведьминой сумочкой, – стояла чашка черного кофе. И вот, пока эти две скандалистки бормотали про моего выдуманного попугая, я нащупал в кармане возбуждающие пилюли, наскреб штук двенадцать или четырнадцать и, повернувшись к Ведьминому столику спиной, незаметно высыпал их ей в кофе.
– Ну, а теперь нам остается только спросить, кого из нас ты пригласил сегодня в «Рокси», – сказала Ведьма.
– Только-то? – переспросил я. – А почему ты не хочешь узнать, как у Риты на пальце оказалось твое обручальное кольцо? – С этими словами я поспешно шагнул в толпу девиц, а они застыли, изумленно разинув рты, будто статистки в заключительной сцене какой-нибудь старой кинокомедии. Я подошел к лестнице и опять наткнулся на Штампа – он стоял, косой до остекленения, вцепившись рукой в лестничные перила. Когда я проходил мимо, он ухватил меня за рукав.
– Отзынь! – злобно сказал я.
– Достукался, – хрипло пробормотал он.
– Убери грабки, Штамп!
– Достукался, – бубнил Штамп. – Мне Крабрак все-е-е рассказал. Достукался, Сайрус.
– Убери, говорю, свои поганые грабки, дурак! – крикнул я и отодрал его пальцы от своего рукава.
– Достукался, Сайрус, – еще раз прогнусил Штамп и сел на ступеньку. Я торопливо взбежал по лестнице. Лиз по-прежнему сидела у балюстрады, поглядывая вниз.
– Извини, что задержался, – сказал я. – Пойдем погуляем.
– А ты чего такой заведенный? – улыбнувшись, спросила Лиз.
– Да завели, – неопределенно проворчал я и подошел к ней вплотную, чтобы удостовериться, что с ее места кафетерий под балконом не просматривается. – Артур, он кого хочешь заведет. Мы поцапались из-за песни, и он пригрозил, что будет петь ее с йоркширским акцентом.
– Ну, это еще не самое страшное, – рассудительно сказала Лиз.
Я сел и несколько раз глубоко вздохнул. До чего же все-таки приятно поговорить с кем-нибудь по-человечески! Джазисты заиграли медленный вальс, и, глядя вниз на плавно кружащиеся пары, я немного успокоился.
– Ты-то, надеюсь, не сходишь с ума по Йоркширу? – спросил я Лиз.
– Нет, конечно. Но в Йоркшире есть немало хорошего. Хорошие люди, например. Одного из них я давно уже знаю. – Она ласково сжала мою руку.
– Поэтому ты вечно и пропадаешь? – спросил я.
– Может быть, – ответила Лиз.
– Я тут недавно встретил Парня с холмов, обозревателя из «Эха», – просто чтобы заполнить паузу, сказал я, – и он, значит, мне говорит…
– Кого? Джона Хардкастла? – перебила меня Лиз. – Я его тоже знаю. – Господи Иисусе, подумал я, всех-то она знает.
– Вот-вот, кажется, его, – с ужасом подтвердил я. – В общем, это был один из «Эховских» парней. Ну и он, как обычно, трепался насчет наших черно-сатанинских фабрик, а я ему, значит, и говорю: – С черно-сатанинским скопищем наших фабрик я еще могу примириться, это часть нашего исторического ландшафта, говорю. Но когда речь заходит о черно-сатанинских электростанциях, черно-сатанинских жилых кварталах и черно-сатанинских клубах…
– Зд?рово! – опять перебила меня Лиз. – Ты это обязательно куда-нибудь вставь.
– А он говорит: «В том-то, – говорит, – и беда современной молодежи…»
– Молодежи? – переспросила Лиз. – Ну и наглец! Он ведь совсем ненамного старше тебя. Ты уверен, что это был Хардкастл?
– А чего тут уверяться-то? – в отчаянии сказал я. – Такой высокий, с усами, да?
– Правильно, – спокойно сказала Лиз. – Вот он сидит. – Небрежным кивком она указала на усатого парня, сидящего с несколькими приятелями за три столика от нас. Ну почему бы Парню с холмов не оказаться стариком? И зачем ему, спрашивается, усы?! Я в изнеможении откинулся на спинку стула. Теперь уж я не удивился бы, даже увидев, как внизу вытанцовывает вальс-бостон старик Граббери… теперь уж я просто ничему бы не удивился.
– Пойдем погуляем, Лиз, – обессиленно сказал я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
– Это мой крест, – услышал я громкий, противно-отчетливый голос Ведьмы.
Мое сердце очередной раз кувырком ухнуло в пятки. Я попытался спрятаться за одну из колонн, подпирающих балкон, да поздно: Ведьма уже углядела меня своими рыбьими глазами.
– Скажи ей, – потребовала она.
– И ты, стал'быть, тут как тут? – голосом несмазанного робота лязгнула Рита. Лицо у нее было красное и растерянное.
– Это что – депутация? – вяло спросил я, обреченно соображая, не удастся ли мне одурачить их разговором на двух уровнях, чтобы каждая поняла только то, что я хотел сказать именно ей. Но, собравшись заговорить, я с ужасом понял, что у меня начиняется приступ зевоты, – я молча стоял перед ними, разевая рот, как вытащенный из воды карась.
– Он что – ворон ловит или еще чего? – осведомилась Рита. Об искусной беседе на двух уровнях я уже не думал.
– Зачем ты отдал мой крест этой… девушке? – со своей идиотской прямотой спросила Ведьма.
Мне бы ответить ей: «А зачем ты трепалась, что отдала его своему братцу?» – но у меня не хватило сил, и я промямлил:
– Да-да, они очень похожи, правда?
– Это мой крест, – повторила Ведьма. – И на нем есть след от твоих зубов, потому что ты засунул его в рот и прикусил, когда устроил ту чудну ю сцену.
– Ты говоришь про сцену на Илклийской пустоши? – спросил я, надеясь ее смутить. – Рите, наверно, будет очень интересно узнать, что у нас там произошло.
– Это мой крест, – сказала Ведьма.
– Нет, не твой, – сказал я. – Твой ты вернула своему братцу. А у меня был просто похожий. Да если уж на то пошло, это я дал твоему братцу крестик – еще до того, как он подарил его тебе.
– Так ты, стал' быть, всем их раздаешь?
– Не всем, а у меня их было с полдюжины, таких крестиков, потому что унитарианцы хоронят в них покойников. – Я понимал, что вскорости Ведьма заметит свое обручальное кольцо, и торопливо бормотал все, что в голову взбредет, лишь бы немного отдалить этот момент.
– Ну, а кому из нас приходить завтра к тебе на чай? – спросила Ведьма.
– Да пожалуй что никому, – одарив их открытой улыбкой, ответил я. – Мы, правда, собирались пригласить нескольких друзей, и вас обеих в том числе, но отца вызвали в Харрогит, и раньше понедельника он не вернется.
– Ну да, его небось вызвали на встречу военных моряков, – со своей тупой язвительностью сказала Ведьма. И добавила, обернувшись к Рите: – Он ведь у него отставной капитан.
– А я думала, сапожник, – сказала Рита.
Они принялись въедливо обсуждать, чем отец зарабатывает на жизнь. Ведьма, в своей тускло-зеленой блузке и клетчатой юбке, походила, если верить описаниям Штампа, на ту старую деву из Детского клуба, которая примерялась изнасиловать его, наглотавшись возбуждающих пилюль. И тут меня осенила блестящая идея – первая в этот вечер. На столике, за которым сидела Ведьма – я узнал его по горке апельсинов, лежащих рядом с Ведьминой сумочкой, – стояла чашка черного кофе. И вот, пока эти две скандалистки бормотали про моего выдуманного попугая, я нащупал в кармане возбуждающие пилюли, наскреб штук двенадцать или четырнадцать и, повернувшись к Ведьминому столику спиной, незаметно высыпал их ей в кофе.
– Ну, а теперь нам остается только спросить, кого из нас ты пригласил сегодня в «Рокси», – сказала Ведьма.
– Только-то? – переспросил я. – А почему ты не хочешь узнать, как у Риты на пальце оказалось твое обручальное кольцо? – С этими словами я поспешно шагнул в толпу девиц, а они застыли, изумленно разинув рты, будто статистки в заключительной сцене какой-нибудь старой кинокомедии. Я подошел к лестнице и опять наткнулся на Штампа – он стоял, косой до остекленения, вцепившись рукой в лестничные перила. Когда я проходил мимо, он ухватил меня за рукав.
– Отзынь! – злобно сказал я.
– Достукался, – хрипло пробормотал он.
– Убери грабки, Штамп!
– Достукался, – бубнил Штамп. – Мне Крабрак все-е-е рассказал. Достукался, Сайрус.
– Убери, говорю, свои поганые грабки, дурак! – крикнул я и отодрал его пальцы от своего рукава.
– Достукался, Сайрус, – еще раз прогнусил Штамп и сел на ступеньку. Я торопливо взбежал по лестнице. Лиз по-прежнему сидела у балюстрады, поглядывая вниз.
– Извини, что задержался, – сказал я. – Пойдем погуляем.
– А ты чего такой заведенный? – улыбнувшись, спросила Лиз.
– Да завели, – неопределенно проворчал я и подошел к ней вплотную, чтобы удостовериться, что с ее места кафетерий под балконом не просматривается. – Артур, он кого хочешь заведет. Мы поцапались из-за песни, и он пригрозил, что будет петь ее с йоркширским акцентом.
– Ну, это еще не самое страшное, – рассудительно сказала Лиз.
Я сел и несколько раз глубоко вздохнул. До чего же все-таки приятно поговорить с кем-нибудь по-человечески! Джазисты заиграли медленный вальс, и, глядя вниз на плавно кружащиеся пары, я немного успокоился.
– Ты-то, надеюсь, не сходишь с ума по Йоркширу? – спросил я Лиз.
– Нет, конечно. Но в Йоркшире есть немало хорошего. Хорошие люди, например. Одного из них я давно уже знаю. – Она ласково сжала мою руку.
– Поэтому ты вечно и пропадаешь? – спросил я.
– Может быть, – ответила Лиз.
– Я тут недавно встретил Парня с холмов, обозревателя из «Эха», – просто чтобы заполнить паузу, сказал я, – и он, значит, мне говорит…
– Кого? Джона Хардкастла? – перебила меня Лиз. – Я его тоже знаю. – Господи Иисусе, подумал я, всех-то она знает.
– Вот-вот, кажется, его, – с ужасом подтвердил я. – В общем, это был один из «Эховских» парней. Ну и он, как обычно, трепался насчет наших черно-сатанинских фабрик, а я ему, значит, и говорю: – С черно-сатанинским скопищем наших фабрик я еще могу примириться, это часть нашего исторического ландшафта, говорю. Но когда речь заходит о черно-сатанинских электростанциях, черно-сатанинских жилых кварталах и черно-сатанинских клубах…
– Зд?рово! – опять перебила меня Лиз. – Ты это обязательно куда-нибудь вставь.
– А он говорит: «В том-то, – говорит, – и беда современной молодежи…»
– Молодежи? – переспросила Лиз. – Ну и наглец! Он ведь совсем ненамного старше тебя. Ты уверен, что это был Хардкастл?
– А чего тут уверяться-то? – в отчаянии сказал я. – Такой высокий, с усами, да?
– Правильно, – спокойно сказала Лиз. – Вот он сидит. – Небрежным кивком она указала на усатого парня, сидящего с несколькими приятелями за три столика от нас. Ну почему бы Парню с холмов не оказаться стариком? И зачем ему, спрашивается, усы?! Я в изнеможении откинулся на спинку стула. Теперь уж я не удивился бы, даже увидев, как внизу вытанцовывает вальс-бостон старик Граббери… теперь уж я просто ничему бы не удивился.
– Пойдем погуляем, Лиз, – обессиленно сказал я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52