— Крылья уже не двигаются, — заметила я, глядя наружу сквозь прозрачную стенку.
— Да, маховый режим чаще всего используется для вертикального взлета и посадки. Теперь мы идем на реактивной тяге.
Горизонт вдруг начал заваливаться вправо; я поняла, что на самом деле накренился флаер, но совершенно этого не почувствовала: инерция меня прижимала к креслу так, словно оно стояло на земле. Закончив левый разворот, мы очутились над скалистыми горами; озаренные закатом, они казались разметавшимся пламенем окаменевшего пожара. Сперва я увидела с высоты всю панораму, а затем Раджив снизился и промчался над изломанными вершинами так низко, что у меня захватило дух. В нижней точке он даже проскочил между каменными столбами.
— А сейчас сделаем иммельман! — сообщил пилот, и в тот же миг горы начали уходить вниз, уступая место прозрачному вечернему небу. Я увидела одинокий Глаз Твурка, скользящий вниз, точно падающая звезда, а затем сверху вдруг показались перевернутые скалы. Мы летели вверх ногами! В первый миг меня продолжало прижимать к креслу, но потом я почувствовала, что повисаю на ремнях… и тут же горизонт крутанулся, возвращая нас в нормальное положение, только теперь мы летели на юг.
— Когда-то такой маневр использовался в воздушном бою, чтобы сесть на «хвост» противнику, — поведал Раджив.
— Бою? Значит, у вас тоже были войны?
— М-м… случалось. Голова не кружится? —Нет.
— Это хорошо. Сейчас поднимемся повыше, где не такой плотный воздух, и наберем скорость. Здесь в темноте смотреть особо не на что. Жаль, что у вас малопопулярно ночное освещение — огни городов и дорог очень красивы сверху…
Земля удалялась, окутывалась дымкой, так что вскоре в сумерках уже невозможно было различить, где кончается океан и начинается суша; лишь кое-где слева еще розовели в последних солнечных лучах вершины холмов. Флаер слегка тряхнуло.
— Один М, — сообщил Раджив. — Мы преодолели звуковой барьер и летим быстрее звука.
— Тогда почему же я тебя слышу?
— Потому что звук распространяется по воздуху, а воздух в кабине летит вместе с нами.
По мере того как мы летели вдоль побережья к югу, солнце поднималось выше: поскольку весеннее равноденствие осталось позади, день в высоких широтах длился дольше, чем в низких. Оглядываясь по сторонам, я вдруг испугалась — мне показалось, что у флаера отвалилось крыло. Лишь в следующий момент я поняла, что крылья, широко расправленные при взлете, теперь отошли назад и прижались к корпусу. Я спросила об этом Раджива, и он пояснил, что для разных скоростей необходима разная форма крыльев.
— Из чего они сделаны? — продолжала допытываться я. — Когда надо — твердые, когда надо — гибкие…
— Это особый полимер. По сути, одна гигантская молекула, изменяющая форму под действием электрического поля. Ах да, ты же не знаешь, что такое «молекула»…
— Ну почему это не знаю? — оскорбилась я. — Кйотн Тйаллекский еще триста лет назад в своем трактате «О структуре вещей» ввел понятие молекулы как мельчайшей частицы вещества, сохраняющей его свойства. А так как два вещества, вступая в химическую реакцию, образуют третье с новыми свойствами, очевидно, что молекулы состоят из более мелких частиц, названных атомами.
— Извини, — улыбнулся Раджив, — недооценил. А сейчас пойдем на снижение, и я покажу тебе невесомость. Отстегни ремни.
Я послушалась, и в ту же секунду внутри у меня все сладко обмерло и я плавно взмыла над креслом. Это было потрясающе! Я пошевелила руками и ногами, словно не веря, что они ни за что не держатся. Оттолкнувшись одним пальцем от потолка, я поплыла обратно вниз. Тут же мне захотелось расправить крылья и…
— Не вздумай! — гаркнул Раджив, и я испуганно замерла. Тяжесть быстро вернулась и даже превзошла нормальную, придавив меня к сиденью.
— Сейчас бы тебя перевернуло вниз головой, а мне уже пора выводить флаер из пикирования, — выговаривал мне пилот.
— Я думала, ты можешь включить это на сколько угодно, — оправдывалась я, снова пристегиваясь.
— Нет, — покачал он головой, — когда-то люди верили, что в будущем научатся управлять гравитацией, но это так и осталось чистой фантастикой. Нет даже теоретических предпосылок для такой возможности. Так что вблизи массивных тел типа планеты свободное падение по-прежнему единственный способ испытать невесомость.
Мы снова летели довольно-таки низко, и я рассматривала проплывающую внизу землю. В этих местах она была еще освещена вечерним солнцем, и из-за длинных теней каждая неровность, каждый бугорок рельефно выделялись на равнине. Розовели стены какого-то гантруского города, извивалась темная лента реки, при нашем приближении она вдруг засверкала огненными искрами, и овальное пятно расплавленной солнечной меди проплыло вслед за нами от берега к берегу…
Затем потянулись округлые холмы; их мягкие палевые бока казались бархатными… Затем внизу раскинулось странное черно-желтое море, словно некий чародей заколдовал океан слева от линии прибоя, — то были гребни барханов пустыни Гу-Цах, вздымающиеся над собственными тенями. Только увидев эту пустыню, выходящую к океану более чем в тысяче миль к югу от Зуграха, я осознала, с какой скоростью мы летели.
— Ну ладно, здесь уже тоже становится темно, — констатировал Раджив. — Полетели навстречу солнцу.
И мы повернули на запад, и оранжевый диск снова пополз от горизонта вверх, а прозрачный материал кабины сам собой слегка потемнел по центру, чтобы солнце не слепило глаза пилоту.
— Славная у вас планета, — продолжал разглагольствовать Раджив. — Мы одни в бескрайнем небе, летим, куда пожелаем… Никаких тебе диспетчеров, эшелонов, встречных и поперечных бортов… А сейчас, как обещал, поищем подходящий дождик… Подожди, я запрошу метеоспутник.
Запрашивал он, однако, странно — просто молча посидел, затем кивнул:
— Отлично, всего в трехстах километрах.
Впрочем, я вспомнила, что благодаря приспособлениям в горле и в ухе пришельцам нет нужды говорить вслух. Хотя я по-прежнему не понимала, как они управляются с этими приспособлениями, ведь надо же их как-то переключать, чтобы не говорить все время со всеми сразу?
Вскоре показались первые облака. Мы подошли к ним с юго-востока, поэтому против солнца они выглядели не очень эффектно. Но Раджив сбросил скорость — флаер вновь расправил крылья — и облетел облака вокруг, дав мне в полной мере насладиться зрелищем. Сверху облака оказались вовсе не плоскими, как с земли; они походили на гористые острова, плывущие по небу. Их безупречно белые кудлатые бока, просвеченные солнечными лучами, так и сияли в густой вечерней синеве. Завершая облет, Раджив направил флаер прямо в облако.
Я знала, что облака — это просто большие клубы пара, и все же ожидала удара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177