Я всегда той дорогой езжу. На развилке голосует какой-то парень: «На Таганрог не возьмете?» Гляжу — ничего из себя, симпатичный, веселые глазки. Думаю, будет с кем поговорить, а в одиночку, па трассе, да еще вечером после хлопотного дня — и уснуть за рулем недолго.
— Л не боязно вот так, с первым встречным? В степи... Она покачала головой:
— Иван Иванович, вы меня недооцениваете. С любым управлюсь запросто, даже если он с ножом или с железякой, заставлю землю есть! — Она рассмеялась.
— По дороге что-нибудь бросалось вам в глаза в его поведении? — поинтересовался Иван Иванович.
Она пожала плечами:
— Не помню... Наверно, ничего такого не было. Смеркалось, знаете: еще не вечер, но уже и не день. Дорога серая, кромки не видно, включишь фары — еще хуже, свет рассеивается. Так что все внимание на дорогу. О маме думала... Нет, ничего особенного не заметила,— заключила Тюльпанова.— Ах да, вертолет летал, раза два прошел низко над дорогой и вернулся. Ну и еще... под Мариуполем, за Касьяновкой, меня обошел «Москвич». Глянула на спидометр — сто двадцать, а он меня так запросто. Еще подивилась: что за мотор на этой лайбе?
— На номер внимания не обратили? — осторожно спросил Орач.
— Я же вам сказала, какое было время: серо. И «моск-вичок» серенький, не наш, не донецкий. ЦЕ, ЦО... Что-то в этом роде.
— Может, ЦОФ? — пытался уточнить Иван Иванович.
— Не знаю, не углядела. Вильнул кормой и ушел. А врать не хочу.
Хотелось ей верить.ЦО... ЦОФ... А почему бы и нет? Опередили Тюльпанову, вышли на развилке. О том, что вертолеты летают неспроста, догадаться было нетрудно, вот и решили «сменить лошадей»...
Иван Иванович внимательно изучил телеграмму, позвавшую Алевтину Кузьминичну в дорогу: ее обнаружили в «бардачке» угнанной машины. «Лукерья Карповна тяжело больна. Приезжай. Тетя Лена».
Отправлепа из Кущевской, принята в Донецке. Дата. Реквизиты.
— Что это за «тетя Лена»?
— Соседка. Такая же солдатка, как и мама. Только у нее совсем никого нет. Война всех подобрала.
Надо было решать, что делать с Тюльпановой: задержать до выяснения всех обстоятельств или оформить подписку о невыезде и отпустить с миром. Женщина и без того настрадалась.
— Алевтина Кузьминична, простите за вопрос не по существу: когда вы последний раз ели?
— Вчера пород выездом из Донецка. Перехватила на скорую руку. Ничего в рот не лезло, все думала о телеграмме...
Майор Орач отложил в сторону блапк и внимательно посмотрел на собеседницу. Мучило его одно сомнение. Тюльпанова категорически отрицала, что у нее в машине было двое, а Строкуи не сомневался: один сидел за рулем, второй прицельно стрелял из автомата по постовому.
Сказала бы она: в машине было двое — сначала сел один, а потом, когда отъехали, он попросил прихватить приятеля,— и все стало бы на свои места, Иван Иванович поверил бы в невиновность Тюльпановой.
Уж очень убедительно прозвучало воспоминание о сереньком «Москвиче» с номерными знаками то ли ЦЕ, то ли ЦО. Хотелось верить, что это был номер ЦОФ 94—32.
Кто мог стрелять в постового? Тот, кто знал, что его ищут. Летают вертолеты. А искали-то Кузьмакова, Дорошенко и «папу Юлю».
«Пожалуй, придется повременить с подпиской о невыезде»,— решил Иван Иванович.
— Алевтина Кузьминична, у меня к вам просьба: я познакомлю вас с молодым симпатичным человеком, майором Крутояровым. Помогите ему составить словесный портрет вашего попутчика. А пока суд да дело, я что-нибудь принесу вам из нашего буфета.
— Если можно, Иван Иванович, разрешите мне сначала сходить в туалет. Тоже со вчерашнего дня. От страха обо всем забыла...
Орач перепоручил Алевтину Кузьминичну майору Кру-тоярову, шепнув ему на ухо о ее просьбе.
— Ну и, как всегда, Олег Савельевич, за вами фоторобот.
Иван Иванович принес из буфета холодный бифштекс без гарнира, соленый огурец, баночку сметаны и бутылку молока.В нем жило неосознанное чувство вины перед Тюльпановой. Из головы не шел ее рассказ о матери. Была семья, полная хата детворы. Шестеро детей! Попробуй прокорми такую ораву в голодное военпое время. Правда, в селе было легче: при всех поборах кое-что удавалось припрятать.
И вот однажды, в одно мгновение — ничего не осталось, только глубокая воронка, где еще недавно стояла хата, шумела голосистая орана. Никого! Только пыль да звенит в ушах пугающая своей пустотой тишина. Алевтине тогда шел пятый год. И с замужеством ей не повезло...
Иван Иванович поглядел на часы: без десяти семнадцать.Тюльпанов сейчас наверняка в гостях у академика Генералова. И Саня там же.Вторгаться в чужую жизнь в такой торжественный день. Но с Тюльпановым необходимо было побеседовать, и именно сейчас, пока Алевтина Кузьминична с Крутояровым
составляют фоторобот. А затем уже решать дальнейшую судьбу задержанной. Прямых улик против нее нет, лишь подозрения, нуждающиеся в проверке.
— Поехали, Сережа, знакомиться с директором гастронома «Ленинград»,— сказал Иван Иванович водителю.
Гастроном с двумястами пятьюдесятью тысячами рублей суточного оборота — сложное хозяйство. Нужно вовремя выписать товар, завезти его, распределить по отделам, расфасовать и продать...
Иван Иванович решил остановиться вдали от служебного входа: там и без того тесно от машип. Стояли под разгрузкой рефрижераторы, прибывшие, видимо, издалека. Тут же, в сторонке, выжидали легковые автомашины. Их хозяева не зпают, что такое очередь, они превосходно изучили все служебные входы и выходы.
Иван Иванович зашел в магазин. Здесь пахло мукой, рыбой пряного посола и еще чем-то специфическим.
— Подскажите, как пройти к директору магазина,— попросил он женщину в белом халате.
— К Александру Яковлевичу? — переспросила та.
— Именно к Александру Яковлевичу,— подтердил Иван Иванович.
— Поднимитесь на второй этаж.
Приемная директора была под стать кабинету министра: стены выложены цветным пластиком, пол паркетный покрытый лаком. На окнах — занавеси из шелка. У входа на должности цербера— миловидная девчушка. Одним отвечает: «Александра Яковлевича нет, уехал в горком», а других тут же проводит к шефу.
— Вы не возражаете, если загляну к Александру Яковлевичу? — обратился к ней Иван Иванович и, не задерживаясь в приемной, тут же открыл дверь в кабинет. Девушка и опомниться не успела.
За столом сидел сухощавый мужчина, возраст — где-то шестьдесят. Он разговаривал по телефону. Поднял на Ивана Ивановича уставшие серые глаза, что-то сказал в трубку тихим вкрадчивым голосом и положил ее.
— Извините, Александр Яковлевич, вас оторвал от дела областной уголовный розыск. Майор Орач,— представился Иван Иванович.
Состоялся обычный церемониал знакомства.
— У меня к вам вопрос: вы не помните, года два тому назад у вас в мясном отделе работал человек по имени Миша?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
— Л не боязно вот так, с первым встречным? В степи... Она покачала головой:
— Иван Иванович, вы меня недооцениваете. С любым управлюсь запросто, даже если он с ножом или с железякой, заставлю землю есть! — Она рассмеялась.
— По дороге что-нибудь бросалось вам в глаза в его поведении? — поинтересовался Иван Иванович.
Она пожала плечами:
— Не помню... Наверно, ничего такого не было. Смеркалось, знаете: еще не вечер, но уже и не день. Дорога серая, кромки не видно, включишь фары — еще хуже, свет рассеивается. Так что все внимание на дорогу. О маме думала... Нет, ничего особенного не заметила,— заключила Тюльпанова.— Ах да, вертолет летал, раза два прошел низко над дорогой и вернулся. Ну и еще... под Мариуполем, за Касьяновкой, меня обошел «Москвич». Глянула на спидометр — сто двадцать, а он меня так запросто. Еще подивилась: что за мотор на этой лайбе?
— На номер внимания не обратили? — осторожно спросил Орач.
— Я же вам сказала, какое было время: серо. И «моск-вичок» серенький, не наш, не донецкий. ЦЕ, ЦО... Что-то в этом роде.
— Может, ЦОФ? — пытался уточнить Иван Иванович.
— Не знаю, не углядела. Вильнул кормой и ушел. А врать не хочу.
Хотелось ей верить.ЦО... ЦОФ... А почему бы и нет? Опередили Тюльпанову, вышли на развилке. О том, что вертолеты летают неспроста, догадаться было нетрудно, вот и решили «сменить лошадей»...
Иван Иванович внимательно изучил телеграмму, позвавшую Алевтину Кузьминичну в дорогу: ее обнаружили в «бардачке» угнанной машины. «Лукерья Карповна тяжело больна. Приезжай. Тетя Лена».
Отправлепа из Кущевской, принята в Донецке. Дата. Реквизиты.
— Что это за «тетя Лена»?
— Соседка. Такая же солдатка, как и мама. Только у нее совсем никого нет. Война всех подобрала.
Надо было решать, что делать с Тюльпановой: задержать до выяснения всех обстоятельств или оформить подписку о невыезде и отпустить с миром. Женщина и без того настрадалась.
— Алевтина Кузьминична, простите за вопрос не по существу: когда вы последний раз ели?
— Вчера пород выездом из Донецка. Перехватила на скорую руку. Ничего в рот не лезло, все думала о телеграмме...
Майор Орач отложил в сторону блапк и внимательно посмотрел на собеседницу. Мучило его одно сомнение. Тюльпанова категорически отрицала, что у нее в машине было двое, а Строкуи не сомневался: один сидел за рулем, второй прицельно стрелял из автомата по постовому.
Сказала бы она: в машине было двое — сначала сел один, а потом, когда отъехали, он попросил прихватить приятеля,— и все стало бы на свои места, Иван Иванович поверил бы в невиновность Тюльпановой.
Уж очень убедительно прозвучало воспоминание о сереньком «Москвиче» с номерными знаками то ли ЦЕ, то ли ЦО. Хотелось верить, что это был номер ЦОФ 94—32.
Кто мог стрелять в постового? Тот, кто знал, что его ищут. Летают вертолеты. А искали-то Кузьмакова, Дорошенко и «папу Юлю».
«Пожалуй, придется повременить с подпиской о невыезде»,— решил Иван Иванович.
— Алевтина Кузьминична, у меня к вам просьба: я познакомлю вас с молодым симпатичным человеком, майором Крутояровым. Помогите ему составить словесный портрет вашего попутчика. А пока суд да дело, я что-нибудь принесу вам из нашего буфета.
— Если можно, Иван Иванович, разрешите мне сначала сходить в туалет. Тоже со вчерашнего дня. От страха обо всем забыла...
Орач перепоручил Алевтину Кузьминичну майору Кру-тоярову, шепнув ему на ухо о ее просьбе.
— Ну и, как всегда, Олег Савельевич, за вами фоторобот.
Иван Иванович принес из буфета холодный бифштекс без гарнира, соленый огурец, баночку сметаны и бутылку молока.В нем жило неосознанное чувство вины перед Тюльпановой. Из головы не шел ее рассказ о матери. Была семья, полная хата детворы. Шестеро детей! Попробуй прокорми такую ораву в голодное военпое время. Правда, в селе было легче: при всех поборах кое-что удавалось припрятать.
И вот однажды, в одно мгновение — ничего не осталось, только глубокая воронка, где еще недавно стояла хата, шумела голосистая орана. Никого! Только пыль да звенит в ушах пугающая своей пустотой тишина. Алевтине тогда шел пятый год. И с замужеством ей не повезло...
Иван Иванович поглядел на часы: без десяти семнадцать.Тюльпанов сейчас наверняка в гостях у академика Генералова. И Саня там же.Вторгаться в чужую жизнь в такой торжественный день. Но с Тюльпановым необходимо было побеседовать, и именно сейчас, пока Алевтина Кузьминична с Крутояровым
составляют фоторобот. А затем уже решать дальнейшую судьбу задержанной. Прямых улик против нее нет, лишь подозрения, нуждающиеся в проверке.
— Поехали, Сережа, знакомиться с директором гастронома «Ленинград»,— сказал Иван Иванович водителю.
Гастроном с двумястами пятьюдесятью тысячами рублей суточного оборота — сложное хозяйство. Нужно вовремя выписать товар, завезти его, распределить по отделам, расфасовать и продать...
Иван Иванович решил остановиться вдали от служебного входа: там и без того тесно от машип. Стояли под разгрузкой рефрижераторы, прибывшие, видимо, издалека. Тут же, в сторонке, выжидали легковые автомашины. Их хозяева не зпают, что такое очередь, они превосходно изучили все служебные входы и выходы.
Иван Иванович зашел в магазин. Здесь пахло мукой, рыбой пряного посола и еще чем-то специфическим.
— Подскажите, как пройти к директору магазина,— попросил он женщину в белом халате.
— К Александру Яковлевичу? — переспросила та.
— Именно к Александру Яковлевичу,— подтердил Иван Иванович.
— Поднимитесь на второй этаж.
Приемная директора была под стать кабинету министра: стены выложены цветным пластиком, пол паркетный покрытый лаком. На окнах — занавеси из шелка. У входа на должности цербера— миловидная девчушка. Одним отвечает: «Александра Яковлевича нет, уехал в горком», а других тут же проводит к шефу.
— Вы не возражаете, если загляну к Александру Яковлевичу? — обратился к ней Иван Иванович и, не задерживаясь в приемной, тут же открыл дверь в кабинет. Девушка и опомниться не успела.
За столом сидел сухощавый мужчина, возраст — где-то шестьдесят. Он разговаривал по телефону. Поднял на Ивана Ивановича уставшие серые глаза, что-то сказал в трубку тихим вкрадчивым голосом и положил ее.
— Извините, Александр Яковлевич, вас оторвал от дела областной уголовный розыск. Майор Орач,— представился Иван Иванович.
Состоялся обычный церемониал знакомства.
— У меня к вам вопрос: вы не помните, года два тому назад у вас в мясном отделе работал человек по имени Миша?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102