Это надо прочувствовать, ощутить. Передать такое невозможно. Мы говорим: у человека добрая душа. Но попробуй нарисуй. Можно изобразить на холсте губы, лицо. Но душа — это невидимое, то, что скрыто в нас, наша сущность. Вот и ее улыбка: достаточно мне закрыть глаза, подумать о пей, и я вижу ее.— Он зажмурился и громко рассмеялся: — Знаете, как в сказке про конька-горбунка: «Сивка-бурка, вещая каурка, встань передо мною, как лист перед травою».— Он открыл глаза, широко улыбаясь.— Не успел проговорить и — вот опа.
— Да, вы счастливейший человек,— вырвалось у Ивана Ивановича.— Так любить!
Он вспомнил Аннушку, прожитые с пей двадцать с лишним лет. Ничего подобного он никогда не испытывал. Подумать только, что у человека столько чувств, столько эмоций, а выхода им нет. Был бы Тюльпанов как все — тогда другое дело, а так — пустая трата сил.
Почему-то вспомнилась Марина. Когда-то и Орач тоже загорался от одного прикосновение ее рук. Но это было так давно, что казалось теперь неправдой. Каждому овощу свое время...
Любить — это талант, а на таланты природа скупа. И далеко не каждый из одаренных может распорядиться своим талантом. Вполне возможно, для того, чтобы пробудился талант у Александра Тюльпанова, он должен был встретить именно Алевтину. Чтобы родилась искра, кремню нужно кресало.
— А как же Пряников? — подумал вслух Иван Иванович.
Тюльпанов стал грустпый-прегрустный.
— Мужчина, видимо, от природы собственник и эгоист. Даже в моем положении... Аля сразу предупредила меня: «Я живая, грешница со всеми вытекающими отсюда последствиями». А потом появился Пряников, очень неприятный тип. Я ее спрашиваю: «Это любовь?» А она: «Злая необходимость». В наших отношениях внешне, можно сказать, ничего пе изменилось. Но я почувствовал себя лишним. Как долго ни задерживался у Али, все равно уходил. Но однажды все-таки встретился с этим типом. Он ворвался бесцеремонно. В руках — бутылки и пузатый портфель с закуской. Увидел меня, оторопел. Я ему: «Здравствуйте, я муж Алевтины Кузьминичны». Он осторожно протянул руку. Меня словно облили кипятком, ну, думаю, сейчас раздавлю его в «дружеском рукопожатии». Но не смог, ладонь оказалась потная, скользкая. Я крепко сжал ее, а она выскользнула, словно тающая ледышка. Тогда он говорит мне: «Я из ко времени!»—и шмыгнул в дверь. Аля засмеялась. А когда я спросил ее: «И не противно тебе с таким ложиться в постель?» — она наплакала и сказала: «Когда-нибудь я перережу этому Петеньке глотку!» И в тот момент я ей поверил: может. Спрашиваю: «Если ты его так ненавидишь, то что же вас связывает?» А она мне: «Уйди! Иначе я и тебя возненавижу». Я ушел. Ровно педелю мы не виделись. Это были черные дни в моей жизни.— Он замолчал, растерянно глядя на Орача.
— Александр Васильевич, извините, но у меня чисто профессиональное любопытство. Как же в ваш треугольник — вы, Алевтина Кузьминична и Пряников — вписывается еще и Генералова?
Он перевел дыхание.
— Она — самый надежный друг... Секретов у меня от нее нет с тех пор, как я переступил порог ее дома. Она и об Але с Пряниковым все знала. Екатерина Ильинична
не любит этого человека. Не раз говорила и мне, и Але: «По Дряникову не только тюрьма, но и веревка плачет». Она о нем знает нечто такое, что он ее побаивается. Ну, а когда Аля отлучила меня от себя на неделю, я с горя едва ума не лишился. Екатерина Ильинична и говорит: «Беру, Александр, тебя в любовники! Мы с тобой еще удивим мир и кое-кому нос утрем». И стали мы с ней напоказ всему миру и в кино, и в театр ходить, а однажды даже на курорт в Сочи ездили. Дикарями. Сняли там комнатушку. Она таскала меня за собой повсюду. Сначала я ужасно стеснялся своего дурацкого положения, а потом как-то привык к роли «любовника». Странно, но это сразу же подняло меня в глазах других людей. И почему так мир устроен? — удивился Тюльпанов.
А Иван Иванович никак не мог решить: что же связывает Тюльпанову и Пряникова? Как говорил сам Петр Прохорович о своей подруге: пришел — моя, ушел — чужая. Да и Тюльпанова, похоже, особой симпатии к Пе-. теньке не испытывала.
Генералова знает о начальнике четырнадцатого участка такое, что заставляет его лебезить перед ней. Что может знать заместитель директора шахты по кадрам? О порядках, заведенных на участке, о сговорчивости бывалых мужичков?
Конечно же, Екатерина Ильинична поступила с Тюльпановым прекрасно, помогла ему сохранить реноме. Но каким способом! Впрочем, он внешне красавец. Иван Иванович снова окинул взглядом Тюльпанова. С таким . пройтись по улице — честь для любой женщины. Этакий Алеша-русский богатырь. Глаза голубее неба. Шевелюра, в крупных локонах на зависть принцессе-золотовласке. Мускулы — хоть на выставку культуристов. Щедрый, безобидный, послушный как ребенок.
Да только на словах совершать подвиги поди как легко. А когда приходит время взяться за дело, тут кузнецов своего счастья сразу убывает. Кого в создавшейся ситуации мог осуждать Иван Иванович? Алевтину Кузьминичну? Тюльпанова? Екатерину Ильиничну? Пряникова? Пе мог оставаться в сторона и академик. Что-то и он знал, по крайней мере, о личной трагедии своего ученика, которого за его талант выделил среди остальных: ввел в свой дом.
Уж очень неустойчивая основа была у той жизни, в которую в силу служебной необходимости заглянул сотрудник милиции Орач.
— Александр Васильевич, вы всегда после работы встречали свою супругу, я это уяснил. А что происходило вчера?
— Вчера...— Тюльпанов смутился. От смущения он краснел до корней волос и выглядел виноватым, взгляд ого добрых глаз становился заискивающим.— Она позвонила еще перед обедом: «С мамой плохо. Еду». Я знал, что она поедет на машине Пряникова, он ей доверяет свой автомобиль. Спрашиваю: «Я тебе нужен?» Отвечает: «Я тут кое-что достала для Екатерины Ильиничны, она просила... Подъезжай к шести часам к Пролетарскому переезду, жди рядом с автобусной остановкой. Только без опозданий, у меня каждая минута на счету: дорога ведь дальняя». В шесть я был на условленном месте. Она подъехала с каким-то мужчиной. Шепчет мне: «Отвези этого мясника куда скажет. Нужный человек». Передала для Екатерины Ильиничны поллитровуго баночку черной икры и коробку с двумя палками колбасы. Колбаса особая, каждая палка завернута в фольгу. Мужчина сел на заднее сидение, Аля чмокнула меня в щеку и прошептала! «Я тебя люблю. Знай это, что бы со мной ни случилось». Села в пряниковскую машину и уехала.
Его рассказ ни в чем не расходился с показаниями самой Тюльпановой и Прянякова.
— А кто был в машине с Алевтиной Кузьминичной? — полюбопытствовал Иван Иванович.
— Кто там мог быть? — удивился Тюльпанов.— Я не заметил... По-моему, никого. А что?
— Дорога-то дальняя, в оба конца без малого две тысячи километров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
— Да, вы счастливейший человек,— вырвалось у Ивана Ивановича.— Так любить!
Он вспомнил Аннушку, прожитые с пей двадцать с лишним лет. Ничего подобного он никогда не испытывал. Подумать только, что у человека столько чувств, столько эмоций, а выхода им нет. Был бы Тюльпанов как все — тогда другое дело, а так — пустая трата сил.
Почему-то вспомнилась Марина. Когда-то и Орач тоже загорался от одного прикосновение ее рук. Но это было так давно, что казалось теперь неправдой. Каждому овощу свое время...
Любить — это талант, а на таланты природа скупа. И далеко не каждый из одаренных может распорядиться своим талантом. Вполне возможно, для того, чтобы пробудился талант у Александра Тюльпанова, он должен был встретить именно Алевтину. Чтобы родилась искра, кремню нужно кресало.
— А как же Пряников? — подумал вслух Иван Иванович.
Тюльпанов стал грустпый-прегрустный.
— Мужчина, видимо, от природы собственник и эгоист. Даже в моем положении... Аля сразу предупредила меня: «Я живая, грешница со всеми вытекающими отсюда последствиями». А потом появился Пряников, очень неприятный тип. Я ее спрашиваю: «Это любовь?» А она: «Злая необходимость». В наших отношениях внешне, можно сказать, ничего пе изменилось. Но я почувствовал себя лишним. Как долго ни задерживался у Али, все равно уходил. Но однажды все-таки встретился с этим типом. Он ворвался бесцеремонно. В руках — бутылки и пузатый портфель с закуской. Увидел меня, оторопел. Я ему: «Здравствуйте, я муж Алевтины Кузьминичны». Он осторожно протянул руку. Меня словно облили кипятком, ну, думаю, сейчас раздавлю его в «дружеском рукопожатии». Но не смог, ладонь оказалась потная, скользкая. Я крепко сжал ее, а она выскользнула, словно тающая ледышка. Тогда он говорит мне: «Я из ко времени!»—и шмыгнул в дверь. Аля засмеялась. А когда я спросил ее: «И не противно тебе с таким ложиться в постель?» — она наплакала и сказала: «Когда-нибудь я перережу этому Петеньке глотку!» И в тот момент я ей поверил: может. Спрашиваю: «Если ты его так ненавидишь, то что же вас связывает?» А она мне: «Уйди! Иначе я и тебя возненавижу». Я ушел. Ровно педелю мы не виделись. Это были черные дни в моей жизни.— Он замолчал, растерянно глядя на Орача.
— Александр Васильевич, извините, но у меня чисто профессиональное любопытство. Как же в ваш треугольник — вы, Алевтина Кузьминична и Пряников — вписывается еще и Генералова?
Он перевел дыхание.
— Она — самый надежный друг... Секретов у меня от нее нет с тех пор, как я переступил порог ее дома. Она и об Але с Пряниковым все знала. Екатерина Ильинична
не любит этого человека. Не раз говорила и мне, и Але: «По Дряникову не только тюрьма, но и веревка плачет». Она о нем знает нечто такое, что он ее побаивается. Ну, а когда Аля отлучила меня от себя на неделю, я с горя едва ума не лишился. Екатерина Ильинична и говорит: «Беру, Александр, тебя в любовники! Мы с тобой еще удивим мир и кое-кому нос утрем». И стали мы с ней напоказ всему миру и в кино, и в театр ходить, а однажды даже на курорт в Сочи ездили. Дикарями. Сняли там комнатушку. Она таскала меня за собой повсюду. Сначала я ужасно стеснялся своего дурацкого положения, а потом как-то привык к роли «любовника». Странно, но это сразу же подняло меня в глазах других людей. И почему так мир устроен? — удивился Тюльпанов.
А Иван Иванович никак не мог решить: что же связывает Тюльпанову и Пряникова? Как говорил сам Петр Прохорович о своей подруге: пришел — моя, ушел — чужая. Да и Тюльпанова, похоже, особой симпатии к Пе-. теньке не испытывала.
Генералова знает о начальнике четырнадцатого участка такое, что заставляет его лебезить перед ней. Что может знать заместитель директора шахты по кадрам? О порядках, заведенных на участке, о сговорчивости бывалых мужичков?
Конечно же, Екатерина Ильинична поступила с Тюльпановым прекрасно, помогла ему сохранить реноме. Но каким способом! Впрочем, он внешне красавец. Иван Иванович снова окинул взглядом Тюльпанова. С таким . пройтись по улице — честь для любой женщины. Этакий Алеша-русский богатырь. Глаза голубее неба. Шевелюра, в крупных локонах на зависть принцессе-золотовласке. Мускулы — хоть на выставку культуристов. Щедрый, безобидный, послушный как ребенок.
Да только на словах совершать подвиги поди как легко. А когда приходит время взяться за дело, тут кузнецов своего счастья сразу убывает. Кого в создавшейся ситуации мог осуждать Иван Иванович? Алевтину Кузьминичну? Тюльпанова? Екатерину Ильиничну? Пряникова? Пе мог оставаться в сторона и академик. Что-то и он знал, по крайней мере, о личной трагедии своего ученика, которого за его талант выделил среди остальных: ввел в свой дом.
Уж очень неустойчивая основа была у той жизни, в которую в силу служебной необходимости заглянул сотрудник милиции Орач.
— Александр Васильевич, вы всегда после работы встречали свою супругу, я это уяснил. А что происходило вчера?
— Вчера...— Тюльпанов смутился. От смущения он краснел до корней волос и выглядел виноватым, взгляд ого добрых глаз становился заискивающим.— Она позвонила еще перед обедом: «С мамой плохо. Еду». Я знал, что она поедет на машине Пряникова, он ей доверяет свой автомобиль. Спрашиваю: «Я тебе нужен?» Отвечает: «Я тут кое-что достала для Екатерины Ильиничны, она просила... Подъезжай к шести часам к Пролетарскому переезду, жди рядом с автобусной остановкой. Только без опозданий, у меня каждая минута на счету: дорога ведь дальняя». В шесть я был на условленном месте. Она подъехала с каким-то мужчиной. Шепчет мне: «Отвези этого мясника куда скажет. Нужный человек». Передала для Екатерины Ильиничны поллитровуго баночку черной икры и коробку с двумя палками колбасы. Колбаса особая, каждая палка завернута в фольгу. Мужчина сел на заднее сидение, Аля чмокнула меня в щеку и прошептала! «Я тебя люблю. Знай это, что бы со мной ни случилось». Села в пряниковскую машину и уехала.
Его рассказ ни в чем не расходился с показаниями самой Тюльпановой и Прянякова.
— А кто был в машине с Алевтиной Кузьминичной? — полюбопытствовал Иван Иванович.
— Кто там мог быть? — удивился Тюльпанов.— Я не заметил... По-моему, никого. А что?
— Дорога-то дальняя, в оба конца без малого две тысячи километров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102