Хорошо. Но ведь мошенники сразу же приспособятся к новой ситуации. А как быть с теми, кто, предвидя это заранее, не стал бы вкладывать наворованные деньги в крупные, заметные вещи, а превратил их в золото, драгоценности или вклады, скажем, в каком-нибудь швейцарском банке?
Хм, а ведь он, пожалуй, прав, подумал Франтишек. Этот Костович в своем деле собаку съел.
— Сущность останется прежней, но форма изменится... Хотя я и допускаю, что сфера действия всяких деляг сузится и число их сократится...
— Вот видите, это уже кое-что!
— Только...— сразу же отрезвил его доктор Костович,— только все это может обернуться еще большим злом...
— То есть?
— Вот послушайте. Может, я и ошибаюсь, но может случиться и так, как я сейчас скажу,— доверительно, понизив голос, начал доктор.— Вы говорили мне о подтверждаемых доходах. Их, конечно, можно подсчитать. Но даже существенная разница между размером дохода и суммарной собственностью еще не означает, что мы имеем дело с преступлением. Мы не можем всех стричь под одну гребенку, подозревая в каждом спекулянта, мошенника или взяточника!
— Это почему? — озадачился Франтишек.
— По одной простой причине,— улыбнулся доктор
Костович.— Ведь некоторые из них, друг мой, и об этом не следует забывать! — он поднял вверх указательный палец,— некоторые из них наживали добро очень долго — в течение всей жизни! Понаслаждаются им короткое время, и конец — пожалуйте, уже на тот свет!
— Вы шутите...
— Упаси бог! Увы, это правда. Как быть с теми, кто всю жизнь трудился не покладая рук — в свободное от работы время, все субботы, воскресенья, праздники, отпуска? Годы, десятилетия они не видели собственных детей, семью, делали одну левую работу за другой. Как быть с ними?
— Те никогда не нахапают много, особо крупное богатство достигается иным путем,— возразил Франтишек.
— Согласен, но все-таки доход у них гораздо больше, чем у вас при одной зарплате.
— А доход от левой работы и есть, по сути дела, незаконный доход,— не сдавался Франтишек.
— Друг мой, не будьте столь строги, в нынешние времена это ни к чему. Незаконный... Скорее, это доход, не обложенный налогом, но все-таки трудовой.
— Ладно, назовем его так,— уступил Франтишек.
— Что же получится, если, проводя жесткий курс, мы затронем и таких трудяг? — Доктор Костович поднял брови.— А вот что. Мы отобьем у них охоту к левой трудовой деятельности, и они, вместо того чтобы работать, предпочтут сидеть по домам или по пивным. А кто заполнит образовавшуюся брешь? Кто?
— Найдется кто-нибудь...
— Вашими бы устами... Кто? Может, служба быта? — засмеялся доктор Костович.— Неужели здесь можно обойтись без частной инициативы? Не кажется ли вам, друг мой, что в этой сфере у нас и так хватает проблем?
— Доктор, вы можете так запутать человека, что у него уже и мозги набекрень,— вздохнул, сдаваясь, Франтишек.— Но какой-то порядок все же должен быть...
— Это правда,— утвердительно кивнул головой старый юрист.— С этим, друг мой, я совершенно согласен, только, как видите, такие дела следует решать осмотрительно, все не так просто, как кажется на первый взгляд.
— Надо же, черт возьми! — в сердцах проворчал Франтишек.
— Черт это не возьмет,— задумчиво проговорил Костович и замолчал, рассеянно глядя куда-то перед собой.— Самое ужасное,— сказал он через минуту,— что сбиваются с толку люди в подавляющем большинстве своем честные, возникают разочарование и апатия. Бросается тень на самые благородные цели. А что может быть хуже?
Да, старый юрист попал в точку! Тень на самые благородные цели. Тень, где ее быть не должно. Вот что самое худшее.
Обетованная земля с безоблачным небосводом. Слова бессильны приблизить это небо к людям, слова есть слова. А молчание? Молчание еще хуже.
— ...Да-да, послушаешь, послушаешь,— исповедовался Ивичич,— что другие говорят, поглядишь вокруг себя, чего-то сам смекнешь, хочешь не хочешь, а смекнешь, и от этого только дуреешь. Ударит на старости лет дурь в голову, и сотворишь такое, чего раньше никогда не делал,— сунешь какую-нибудь хреновину под плащ или перекинешь кой-что через забор незаметно и не знаешь толком, на кой она тебе ляд сдалась, но рука сама потянется, заманивает это, затягивает, и как-то сразу кажется, что раз другие тянут, то и тебе не грех разжиться, хоть ерундой какой-нибудь; ты понимаешь меня, Феро, понимаешь?
— Вообще-то да,— ответил Франтишек.— Я тоже человек, всякие мысли одолевают...
— Вот видишь, что я, старый осел, сотворил! Составляют на меня акт, смотрят как на... Знаешь, каково мне было? Твое счастье, что не знаешь...
— Ладно, что было, то было, забудем это,— буркнул Франтишек.
— А ты молодец.
— Ивичич, мы работаем вместе уже который год. Хорошо знаем друг друга. И знаем, кто есть кто. Давай плюнем на этот акт!
— Серьезно?
— Вот когда тень на благородные цели, это хуже всего,— в раздумье протянул Франтишек.— Подумаешь, акт! Главное — тень, дорогой Ивичич, проклятая тень.
По Поточной улице никогда не протекал поток, откуда же взялось такое название? Наверное, мелкая болотистая канава, которая еще недавно вилась лентой под садами и огородами, прилепившимися к нижнему ряду маленьких домишек, подсказала его людям. Да, когда-то здесь была
канава, отводившая дождевую и сточную воду вниз, к шоссе, где она уже стекала в канализационную сеть; весной или в тех случаях, когда поднимался уровень подземных вод, канава превращалась в настоящий поток, а подчас и в небольшое озерцо — оно затопляло нижнюю часть садов и огородов, все время сводило на нет усилия их владельцев, и в результате некоторые вообще перестали обрабатывать нижнюю часть своих участков... Была здесь когда-то канава — и нет ее, давно землей засыпали, грунт укрепили подпорной стеной и на выровненном пустом пространстве возвели склады. Перед натиском строительного бума в этом районе не устояла и часть Поточной улицы: домишки снесли, а на их месте выросли или еще вырастут более внушительные сооружения.
Она жила с родителями на Поточной улице в одном из тех домов, которых уже нет. Мать умерла рано, не дотянув даже до пенсии. У отца здоровье было покрепче; отметив шестидесятилетие, он прожил еще несколько лет, получил от государства кое-какую компенсацию за те средства, которые десятилетиями вкладывал в свое жилище...
И кем он только не работал за свою жизнь, последние десять лет до пенсии был маляром. Но и потом, уйдя на заслуженный отдых, не смог сидеть дома и, когда ему предложили поработать вахтером на родном предприятии, тотчас же, не заставив себя упрашивать, согласился; на следующий день утром он взял сумку с едой и торжественно объявил, что отправляется на смену, на целых двенадцать часов!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Хм, а ведь он, пожалуй, прав, подумал Франтишек. Этот Костович в своем деле собаку съел.
— Сущность останется прежней, но форма изменится... Хотя я и допускаю, что сфера действия всяких деляг сузится и число их сократится...
— Вот видите, это уже кое-что!
— Только...— сразу же отрезвил его доктор Костович,— только все это может обернуться еще большим злом...
— То есть?
— Вот послушайте. Может, я и ошибаюсь, но может случиться и так, как я сейчас скажу,— доверительно, понизив голос, начал доктор.— Вы говорили мне о подтверждаемых доходах. Их, конечно, можно подсчитать. Но даже существенная разница между размером дохода и суммарной собственностью еще не означает, что мы имеем дело с преступлением. Мы не можем всех стричь под одну гребенку, подозревая в каждом спекулянта, мошенника или взяточника!
— Это почему? — озадачился Франтишек.
— По одной простой причине,— улыбнулся доктор
Костович.— Ведь некоторые из них, друг мой, и об этом не следует забывать! — он поднял вверх указательный палец,— некоторые из них наживали добро очень долго — в течение всей жизни! Понаслаждаются им короткое время, и конец — пожалуйте, уже на тот свет!
— Вы шутите...
— Упаси бог! Увы, это правда. Как быть с теми, кто всю жизнь трудился не покладая рук — в свободное от работы время, все субботы, воскресенья, праздники, отпуска? Годы, десятилетия они не видели собственных детей, семью, делали одну левую работу за другой. Как быть с ними?
— Те никогда не нахапают много, особо крупное богатство достигается иным путем,— возразил Франтишек.
— Согласен, но все-таки доход у них гораздо больше, чем у вас при одной зарплате.
— А доход от левой работы и есть, по сути дела, незаконный доход,— не сдавался Франтишек.
— Друг мой, не будьте столь строги, в нынешние времена это ни к чему. Незаконный... Скорее, это доход, не обложенный налогом, но все-таки трудовой.
— Ладно, назовем его так,— уступил Франтишек.
— Что же получится, если, проводя жесткий курс, мы затронем и таких трудяг? — Доктор Костович поднял брови.— А вот что. Мы отобьем у них охоту к левой трудовой деятельности, и они, вместо того чтобы работать, предпочтут сидеть по домам или по пивным. А кто заполнит образовавшуюся брешь? Кто?
— Найдется кто-нибудь...
— Вашими бы устами... Кто? Может, служба быта? — засмеялся доктор Костович.— Неужели здесь можно обойтись без частной инициативы? Не кажется ли вам, друг мой, что в этой сфере у нас и так хватает проблем?
— Доктор, вы можете так запутать человека, что у него уже и мозги набекрень,— вздохнул, сдаваясь, Франтишек.— Но какой-то порядок все же должен быть...
— Это правда,— утвердительно кивнул головой старый юрист.— С этим, друг мой, я совершенно согласен, только, как видите, такие дела следует решать осмотрительно, все не так просто, как кажется на первый взгляд.
— Надо же, черт возьми! — в сердцах проворчал Франтишек.
— Черт это не возьмет,— задумчиво проговорил Костович и замолчал, рассеянно глядя куда-то перед собой.— Самое ужасное,— сказал он через минуту,— что сбиваются с толку люди в подавляющем большинстве своем честные, возникают разочарование и апатия. Бросается тень на самые благородные цели. А что может быть хуже?
Да, старый юрист попал в точку! Тень на самые благородные цели. Тень, где ее быть не должно. Вот что самое худшее.
Обетованная земля с безоблачным небосводом. Слова бессильны приблизить это небо к людям, слова есть слова. А молчание? Молчание еще хуже.
— ...Да-да, послушаешь, послушаешь,— исповедовался Ивичич,— что другие говорят, поглядишь вокруг себя, чего-то сам смекнешь, хочешь не хочешь, а смекнешь, и от этого только дуреешь. Ударит на старости лет дурь в голову, и сотворишь такое, чего раньше никогда не делал,— сунешь какую-нибудь хреновину под плащ или перекинешь кой-что через забор незаметно и не знаешь толком, на кой она тебе ляд сдалась, но рука сама потянется, заманивает это, затягивает, и как-то сразу кажется, что раз другие тянут, то и тебе не грех разжиться, хоть ерундой какой-нибудь; ты понимаешь меня, Феро, понимаешь?
— Вообще-то да,— ответил Франтишек.— Я тоже человек, всякие мысли одолевают...
— Вот видишь, что я, старый осел, сотворил! Составляют на меня акт, смотрят как на... Знаешь, каково мне было? Твое счастье, что не знаешь...
— Ладно, что было, то было, забудем это,— буркнул Франтишек.
— А ты молодец.
— Ивичич, мы работаем вместе уже который год. Хорошо знаем друг друга. И знаем, кто есть кто. Давай плюнем на этот акт!
— Серьезно?
— Вот когда тень на благородные цели, это хуже всего,— в раздумье протянул Франтишек.— Подумаешь, акт! Главное — тень, дорогой Ивичич, проклятая тень.
По Поточной улице никогда не протекал поток, откуда же взялось такое название? Наверное, мелкая болотистая канава, которая еще недавно вилась лентой под садами и огородами, прилепившимися к нижнему ряду маленьких домишек, подсказала его людям. Да, когда-то здесь была
канава, отводившая дождевую и сточную воду вниз, к шоссе, где она уже стекала в канализационную сеть; весной или в тех случаях, когда поднимался уровень подземных вод, канава превращалась в настоящий поток, а подчас и в небольшое озерцо — оно затопляло нижнюю часть садов и огородов, все время сводило на нет усилия их владельцев, и в результате некоторые вообще перестали обрабатывать нижнюю часть своих участков... Была здесь когда-то канава — и нет ее, давно землей засыпали, грунт укрепили подпорной стеной и на выровненном пустом пространстве возвели склады. Перед натиском строительного бума в этом районе не устояла и часть Поточной улицы: домишки снесли, а на их месте выросли или еще вырастут более внушительные сооружения.
Она жила с родителями на Поточной улице в одном из тех домов, которых уже нет. Мать умерла рано, не дотянув даже до пенсии. У отца здоровье было покрепче; отметив шестидесятилетие, он прожил еще несколько лет, получил от государства кое-какую компенсацию за те средства, которые десятилетиями вкладывал в свое жилище...
И кем он только не работал за свою жизнь, последние десять лет до пенсии был маляром. Но и потом, уйдя на заслуженный отдых, не смог сидеть дома и, когда ему предложили поработать вахтером на родном предприятии, тотчас же, не заставив себя упрашивать, согласился; на следующий день утром он взял сумку с едой и торжественно объявил, что отправляется на смену, на целых двенадцать часов!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38