С лица его, однако, исчезло выражение растерянности, хоть и рассказывал он невероятные вещи.
...Как специалист Василе сформировался под началом Виктора Пэкурару. Он уважал своего начальника за его боевое прошлое, за опыт, твердость и человечность. Старался делать все, «как дядюшка Пэкурару». Постепенно перед ним раскрылись профессиональные тайны, за цифрами и документами он научился видеть реальное положение дел. Он занял сторону Пэкурару, когда в прошлом году тот отказался подписать отчет о выполнении плана. Знал, что за валовыми цифрами скрыты серьезные нарушения показателей по ассортименту. Склады ломились от не востребованных заказчиками моторов, а в отчете об этом ни слова. Самоубийство Пэкурару стало для него тяжелым ударом. Василе мучительно размышлял, зачем он это сделал и кто толкнул его на такой шаг. Он отверг всяческие подозрения и хранил в памяти светлый, незапятнанный образ Пэкурару. Новый этап в его жизни начался со срочного вызова к генеральному директору. Косме, знавшему его только по имени, не понравились это испуганное лицо, напряженный вгляд, подчеркнуто вежливое приветствие и преждевременная плешь. «Смотри, какими типами окружал себя Пэкурару! У такого нет ни своего мнения, ни самолюбия, ни даже мечты. Серенький службист, в лучшем случае — хорошо отлаженная счетная машина», — подумал Косма, потребовал развернутого доклада и вдруг услышал вопрос, которого ждал меньше всего: «Какой? Для вас лично или , официальный?» Генеральный директор смерил его взглядом и сухо сказал: «А что, есть разница?» Василе слегка скривил рот: «По моим сведениям — есть». Подчеркнуто бесстрастным голосом, ни разу не заглянув в свою пухлую папку, он дал исчерпывающий анализ финансовой ситуации. От комментариев воздержался. Помолчав минуту, Косма одобрительно сказал: «Да-а, выходит, я тебя недооценивал, молодой человек. А ты и в самом деле крепко сидишь на своем месте!» Эта похвала несколько смутила бухгалтера— никогда еще ему не давали такой оценки. Генеральный директор мгновенно почувствовал его растерянность и отчеканил: «Вот что, дружище! Немедленно принимай бухгалтерию со всеми ее подотделами. Будешь работать непосредственно со мной. Мы должны сбалансировать ситуацию, выполнить план, да еще заткнуть кое-какие прошлогодние дыры. Нельзя нам выставлять «Энергию» на посмешище. Это, кстати, то, чего не понимал покойный главбух, он был не из нашего города, а ты, потомственный заводча-нин, сразу меня поймешь. Итак: порядок и дисциплина, жесточайший контроль, абсолютная секретность. Отчеты о положении в цехах и в целом по заводу, как и до сих пор, в двух вариантах. Первый — для меня, второй — после анализа первого — в форме информационной сводки. Никому никаких бумаг, никакой информации, никаких цифр. Если кто-либо потребует от тебя письменных материалов — кто бы то ни был! — адресуй ко мне». Василе заколебался: «Даже из главка или министерства?» «Даже!» — отрубил Косма. «А если из уездного комитета партии?» — «Тем более».— «Да, но в таком случае я рискую партийным билетом!» — «А ты думаешь, я меньше рискую?» Последовала пауза. Потом, как бы между прочим, Косма добавил: «Пока что ты исполняешь обязанности главного бухгалтера. Как говорится, и.о., с двадцатипроцентной надбавкой к зарплате. Посмотрим, как справишься, и тогда решим окончательно».
Таково было начало. Ошеломленный напором генерального директора и польщенный его оценкой, Василе вернулся в бухгалтерию. Очень скоро он стал послушным орудием Космы: все, что от него требовали, исполнял педантично и скрупулезно, набил руку на правке документов для главка. К своему величайшему удовольствию, генеральный директор отмечал, что исполнитель получился идеальный, и не скупился на премии. Пэкурару за все время работы на заводе не получил ни одной. Но, готовя информационные справки и отчеты — и те, что уходили за пределы завода, и предназначенные для Космы, — Василе тайком оставлял себе копии. У него, таким образом, собралось солидное досье, снабженное подробными бухгалтерскими комментариями. Досье отражало правду — полную, суровую, непреклонную. Василе составлял также специальный табель всех реальных потерь с расчетами того, что могло бы быть, если бы дирекция учитывала предложения главного бухгалтера Виктора Пэкурару. В особой тетради он фиксировал рационализаторские предложения, отвергнутые дирекцией, и потери, которые в результате этого понес завод и государство. Эти цифры были красноречивее любой обвинительной речи. Сознание того, что он, простой бухгалтер, лишь он один, знает все, чего даже Косма не знает, кружило ему голову, пьянило ощущением собственной власти, которая многих привела бы в трепет. И в первую очередь, разумеется, самого генерального директора.
Однако после напряженного, суматошного дня наступала ночь... Выходец из старой рабочей династии, которую чтил весь город, Василе вырос честным парнем. На первый взгляд ограниченный и лишенный фантазии, он очень дорожил добрым именем своей семьи и в партию вступал не как некоторые другие — для карьеры, а с твердым убеждением, что иного пути у сына Панделе Думитреску быть не может. И потому по ночам его охватывало отчаяние, невыносимые муки совести терзали его, заглушая страх. Он понимал, что участвует в грязном деле. Но где выход? Виктор Пэкурару пытался сопротивляться — и вот дошел до самоубийства. Признаться, что он покрывает Коему? Только как он после этого посмотрит в глаза отцу, что скажет Ралуке и как будет оправдываться перед Мариетой Ласку — женщиной, у которой неожиданно нашел понимание и которая помогла ему обрести душевное равновесие. Их связь была тайной. Так пожелала она, чтобы избежать пересудов, объяснений с кадровиками и особенно с Космой. Вместе их никто никогда не видел. Даже соседи по дому, где жила Мариета, не догадывались, что у нее есть друг. О супружестве разговора пока не заходило, хотя взаимная привязанность становилась все более прочной.
Однажды ночью Мариета разбудила Василе — он кричал во сне. Она накапала ему валерьянки, долго, как больного, гладила по голове. Эта материнская забота растрогала его, и он не удержался — рассказал ей все до мельчайших подробностей. Особого удивления Мариета не выразила, так как кое-что уже знала, подслушивая у двери кабинета. Она считала, что «настоящая секретарша должна знать все». А потом, разве «секретарша» — это не от слова «секрет»?.. Однако и ее поразили реальные масштабы проблемы и серьезность положения Василе. «Ты будешь последним дураком, если сохранишь это в тайне. Ты рискуешь своим положением, может быть, даже свободой. Пожалей старика отца! Да и о заводе, который всех нас кормит, подумай».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
...Как специалист Василе сформировался под началом Виктора Пэкурару. Он уважал своего начальника за его боевое прошлое, за опыт, твердость и человечность. Старался делать все, «как дядюшка Пэкурару». Постепенно перед ним раскрылись профессиональные тайны, за цифрами и документами он научился видеть реальное положение дел. Он занял сторону Пэкурару, когда в прошлом году тот отказался подписать отчет о выполнении плана. Знал, что за валовыми цифрами скрыты серьезные нарушения показателей по ассортименту. Склады ломились от не востребованных заказчиками моторов, а в отчете об этом ни слова. Самоубийство Пэкурару стало для него тяжелым ударом. Василе мучительно размышлял, зачем он это сделал и кто толкнул его на такой шаг. Он отверг всяческие подозрения и хранил в памяти светлый, незапятнанный образ Пэкурару. Новый этап в его жизни начался со срочного вызова к генеральному директору. Косме, знавшему его только по имени, не понравились это испуганное лицо, напряженный вгляд, подчеркнуто вежливое приветствие и преждевременная плешь. «Смотри, какими типами окружал себя Пэкурару! У такого нет ни своего мнения, ни самолюбия, ни даже мечты. Серенький службист, в лучшем случае — хорошо отлаженная счетная машина», — подумал Косма, потребовал развернутого доклада и вдруг услышал вопрос, которого ждал меньше всего: «Какой? Для вас лично или , официальный?» Генеральный директор смерил его взглядом и сухо сказал: «А что, есть разница?» Василе слегка скривил рот: «По моим сведениям — есть». Подчеркнуто бесстрастным голосом, ни разу не заглянув в свою пухлую папку, он дал исчерпывающий анализ финансовой ситуации. От комментариев воздержался. Помолчав минуту, Косма одобрительно сказал: «Да-а, выходит, я тебя недооценивал, молодой человек. А ты и в самом деле крепко сидишь на своем месте!» Эта похвала несколько смутила бухгалтера— никогда еще ему не давали такой оценки. Генеральный директор мгновенно почувствовал его растерянность и отчеканил: «Вот что, дружище! Немедленно принимай бухгалтерию со всеми ее подотделами. Будешь работать непосредственно со мной. Мы должны сбалансировать ситуацию, выполнить план, да еще заткнуть кое-какие прошлогодние дыры. Нельзя нам выставлять «Энергию» на посмешище. Это, кстати, то, чего не понимал покойный главбух, он был не из нашего города, а ты, потомственный заводча-нин, сразу меня поймешь. Итак: порядок и дисциплина, жесточайший контроль, абсолютная секретность. Отчеты о положении в цехах и в целом по заводу, как и до сих пор, в двух вариантах. Первый — для меня, второй — после анализа первого — в форме информационной сводки. Никому никаких бумаг, никакой информации, никаких цифр. Если кто-либо потребует от тебя письменных материалов — кто бы то ни был! — адресуй ко мне». Василе заколебался: «Даже из главка или министерства?» «Даже!» — отрубил Косма. «А если из уездного комитета партии?» — «Тем более».— «Да, но в таком случае я рискую партийным билетом!» — «А ты думаешь, я меньше рискую?» Последовала пауза. Потом, как бы между прочим, Косма добавил: «Пока что ты исполняешь обязанности главного бухгалтера. Как говорится, и.о., с двадцатипроцентной надбавкой к зарплате. Посмотрим, как справишься, и тогда решим окончательно».
Таково было начало. Ошеломленный напором генерального директора и польщенный его оценкой, Василе вернулся в бухгалтерию. Очень скоро он стал послушным орудием Космы: все, что от него требовали, исполнял педантично и скрупулезно, набил руку на правке документов для главка. К своему величайшему удовольствию, генеральный директор отмечал, что исполнитель получился идеальный, и не скупился на премии. Пэкурару за все время работы на заводе не получил ни одной. Но, готовя информационные справки и отчеты — и те, что уходили за пределы завода, и предназначенные для Космы, — Василе тайком оставлял себе копии. У него, таким образом, собралось солидное досье, снабженное подробными бухгалтерскими комментариями. Досье отражало правду — полную, суровую, непреклонную. Василе составлял также специальный табель всех реальных потерь с расчетами того, что могло бы быть, если бы дирекция учитывала предложения главного бухгалтера Виктора Пэкурару. В особой тетради он фиксировал рационализаторские предложения, отвергнутые дирекцией, и потери, которые в результате этого понес завод и государство. Эти цифры были красноречивее любой обвинительной речи. Сознание того, что он, простой бухгалтер, лишь он один, знает все, чего даже Косма не знает, кружило ему голову, пьянило ощущением собственной власти, которая многих привела бы в трепет. И в первую очередь, разумеется, самого генерального директора.
Однако после напряженного, суматошного дня наступала ночь... Выходец из старой рабочей династии, которую чтил весь город, Василе вырос честным парнем. На первый взгляд ограниченный и лишенный фантазии, он очень дорожил добрым именем своей семьи и в партию вступал не как некоторые другие — для карьеры, а с твердым убеждением, что иного пути у сына Панделе Думитреску быть не может. И потому по ночам его охватывало отчаяние, невыносимые муки совести терзали его, заглушая страх. Он понимал, что участвует в грязном деле. Но где выход? Виктор Пэкурару пытался сопротивляться — и вот дошел до самоубийства. Признаться, что он покрывает Коему? Только как он после этого посмотрит в глаза отцу, что скажет Ралуке и как будет оправдываться перед Мариетой Ласку — женщиной, у которой неожиданно нашел понимание и которая помогла ему обрести душевное равновесие. Их связь была тайной. Так пожелала она, чтобы избежать пересудов, объяснений с кадровиками и особенно с Космой. Вместе их никто никогда не видел. Даже соседи по дому, где жила Мариета, не догадывались, что у нее есть друг. О супружестве разговора пока не заходило, хотя взаимная привязанность становилась все более прочной.
Однажды ночью Мариета разбудила Василе — он кричал во сне. Она накапала ему валерьянки, долго, как больного, гладила по голове. Эта материнская забота растрогала его, и он не удержался — рассказал ей все до мельчайших подробностей. Особого удивления Мариета не выразила, так как кое-что уже знала, подслушивая у двери кабинета. Она считала, что «настоящая секретарша должна знать все». А потом, разве «секретарша» — это не от слова «секрет»?.. Однако и ее поразили реальные масштабы проблемы и серьезность положения Василе. «Ты будешь последним дураком, если сохранишь это в тайне. Ты рискуешь своим положением, может быть, даже свободой. Пожалей старика отца! Да и о заводе, который всех нас кормит, подумай».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103