Во мне начала подниматься волна бешеной ярости.
— Поэтому, я надеюсь, на предстоящих торгах она покажет себя во всей своей красоте.
Единственным моим желанием сейчас было разорвать наручники и вцепиться ему в глотку.
— Думаю, это будет интересное зрелище, — сказал Кернус. — Я хочу предоставить тебе возможность тоже его посмотреть.
Я едва не задохнулся от бешенства.
— В чем дело? Неужели тебе не хочется увидеть, как эта маленькая красавица демонстрирует себя, выступая на подмостках невольничьего рынка? — Его губы растянулись в ухмылке. — Надеюсь, она вместе с остальными принесет дому Кернуса достаточно золота, которое мы сможем вложить в реализацию нашего дела. А девчонка не скоро ещё поймет, что её продали по-настоящему.
— Ты слин! — закричал я и рванулся к Кернусу. Двое стоявших около него охранников тут же оттолкнули меня назад и крепко схватили за руки.
— Из тебя, Тэрл Кэбот, никогда бы не вышел настоящий игрок.
— Слин! Слин! — кричал я, задыхаясь от переполняющей меня ярости.
— С Кейджералией тебя, — бросил напоследок Кернус, поворачиваясь и выходя из камеры.
Невидящим взглядом я уставился ему в спину. Двое державших меня охранников расхохотались.
— С Кейджералией, — с трудом выдавил я из себя. — С Кейджералией.
Глава 19. КУРУМАНСКИЙ НЕВОЛЬНИЧИЙ РЫНОК
Элизабет Кардуэл, Вирджиния Кент и Филлис Робертсон не были выставлены на продажу в первый день Праздника Любви, хотя их ещё утром доставили в транспортировочных корзинах на Куруманский невольничий рынок. Праздник Любви, как я, наверное, уже упоминал, отмечается в самый разгар лета, в течение пятидневного периода Пятой переходной стрелки. Это также время проведения наиболее интересных и ответственных поединков на игрищах и заездов на состязаниях тарнов. Кернус, чутко улавливая настроение толпы, решил заставить ещё подождать эти несколько сотен покупателей, нетерпение которых, подогреваемое в течение долгих месяцев настойчиво распространяемыми слухами о красоте и выучке рабынь-дикарок, первых тренированных дикарок Гора, дошло до предела. Многим горианским невольницам в эти первые дни праздника пришлось подниматься на подмостки и быть проданными, к своему собственному горькому разочарованию и ярости их владельцев, буквально за бесценок, пока основной контингент покупателей придерживал свое золото для приобретения этих широко разрекламированных обученных дикарок. Вечер четвертого дня Праздника Любви представлял собой кульминационный момент с точки зрения работорговли. Пятый день празднества отводился для игрищ и рассматривался горожанами как своеобразное подведение итогов сезонных поединков и состязаний за год. В этот день стадионы были забиты до отказа. Все остальные проблемы жизни города отходили на второй план. Поэтому именно вечером четвертого дня Кернус решил выставить Элизабет Кардуэл, Вирджинию Кент и Филлис Робертсон вместе с другими доставленными с Земли дикарками на продажу на невольничьих рынках не только Ара, но и всех известных цивилизованных городов Гора.
И вот наступил четвертый день Праздника Любви.
С натянутым на голову колпаком и скованными за спиной руками я брел по улицам Ара за фургоном, к задней части которого была присоединена цепь от моего ошейника. В фургоне находились восемь не спускавших с меня глаз охранников, и ещё двое шагали рядом со мной, то и дело подгоняя меня тупыми концами своих пик. На переднем сиденье фургона рядом с извозчиком, управлявшим впряженным в повозку рогатым тарларионом, разместился писец, которого я так долго принимал за Капруса и чье настоящее имя было Филемон с Тироса, острова, расположенного в нескольких сотнях пасангов к западу от Порт-Кара. В доме Кернуса, однако, он всем был известен как Капрус, представленный под этим именем Кернусом остальным членам обслуживающего персонала. Некоторое время он входил в штат сотрудников настоящего Капруса, агента Царствующих Жрецов, внезапно исчезнувшего почти год назад. Фальшивым агентом Сардара стал Филемон.
Я отвык ходить босиком, и мне трудно было передвигаться по каменным мостовым, а с натянутым на глаза капюшоном эта задача ещё больше усложнялась.
Раздражали и постоянно попадающиеся под ноги при пересечении поперечных улиц длинные каменные блоки с проемами стандартной ширины, не мешающими беспрепятственному проезду повозки, но зачастую представляющими собой серьезную опасность для того несчастного глупца, кто бредет за ней, прикованный к заднему борту короткой цепью, с колпаком, натянутым до самой груди. Подобные блоки устанавливаются прежде всего на расположенных в нижней части города улицах для того, чтобы по ним можно было передвигаться в сезон проливных дождей. О них-то я неизменно и спотыкался, калеча ноги и слыша доносящиеся со всех сторон насмешливые крики.
В колпаке, состоящем из нескольких слоев плотной кожи, стянутых у меня на горле кожаным ремнем, было неимоверно душно. Кроме того, он специально был сделан таким образом, чтобы раб, на голову которого он надет, мог с трудом улавливать доносящиеся снаружи звуки и не имел возможности говорить. Я задыхался, задыхался от недостатка воздуха и от накопившейся во рту слюны, которую я никак не мог проглотить. Я почувствовал, как кожаный хлыст ударил меня по ногам.
— Раб! — услышал я у себя за спиной.
В Аре, как, собственно, и по всему Гору, раб, которому уготована пытка и последующее сажание на кол, обязан беспрекословно выносить все возможные оскорбления и унижения, которым пожелает подвергнуть его любой свободный человек.
Меня, связанного, с надетым на голову колпаком, даже раб мог сейчас совершенно безнаказанно ударить или даже избить.
У тех, кто хлестал меня сейчас кнутами, осыпал бранью или швырял камнями, было мало оснований полагать, что я не раб. Я был босой, и единственное мое одеяние составляла короткая груботканая туника без рукавов, на груди и спине которой была вышита начальная буква горианского слова «кейджерус», что значит «раб».
Несколько раз я падал, но фургон не останавливался, и я принужден был с мучительными усилиями снова подниматься на ноги, хотя иногда перед этим повозка протаскивала меня, задыхающегося, по нескольку ярдов. Дважды какие-то дети ставили мне подножку, а один раз, под веселый смех толпы, то же самое сделал идущий рядом со мной охранник. Путешествию моему к Куруманскому невольничьему рынку не видно было конца.
А в это самое время Элизабет Кардуэл, наверное, с нетерпением ожидает начала торгов, когда она будет выставлена на продажу.
Я горько рассмеялся. Когда девушка впервые прибывает на Куруманский невольничий рынок, к её ошейнику прикрепляется жетон с указанием номера партии, выставленной на продажу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122