.. вокруг вас ходила... она и сейчас ходит...
по кругу ходит и выбирает... -- голос ее стал низким и чуть
гортанным, слова, подчиняясь однообразному ритму, звучали
странной дикарской музыкой, как заклинания. Наверное, среди ее
предков были когда-то шаманы.
-- Постой, -- перебил я ее, -- перед закатом ничего такого
не происходило! Я видел скелет собаки, погибшей плохой смертью
и смотреть было не так уж приятно -- вот и вс".
-- Не надо, не надо было... какие безумные люди... и этот
майор окаянный, ох, как он плохо кончит... я хотела вас увести,
опоздала... теперь всем будет плохо... слишком страшная ночь...
всех, всех вызвали... вызвали самых страшных... они сейчас
ищут, ищут... -- она в такт словам, почти в трансе,
раскачивалась из стороны в сторону.
Ее ворожба меня гипнотизировала, еще немного, и я начну
вместе с ней корчиться от гадкого беспредметного ужаса -- я
решил сейчас же, любой ценой, прекратить это.
-- Перестань! -- я вскочил и, взяв ее руки в свои,
встряхнул их. -- Тебя просто мучают кошмары! Это нервы, твои
нервы, а на самом деле ничего нет, из того, что тебе чудится!
-- Не надо так громко, тише, -- попросила она, -- они
услышат.
-- Они! Кто, они? Они -- твои собственные видения, твои
выдумки, твои нервы! Они! Объясни мне пожалуйста -- что это
такое, они?
-- Я боюсь... боюсь о них говорить, приманить боюсь... они
меня там заметили, все равно найдут... не хочу, чтоб сейчас...
не хочу, чтоб тебя нашли...
-- Спасибо! Вот уж "им" была бы находка! -- я старался
придать своей реплике насмешливость и даже развязность, чтобы
не подчиняться внушению, не начать принимать всерьез ее
невротический бред. Она это почувствовала и пропустила мои
слова мимо ушей.
-- Я не знаю, как их назвать... они есть везде... выходят
из моря... выходят в неподвижную ночь... как сегодня... а ты
видел, как затаился город, как вс" застыло... их вс"
чувствует... -- она испуганно замолчала, услыхав слабый шорох,
я замер невольно тоже. И тут за окном раздались отвратительные
хлюпающие, клокочущие звуки, словно трель издевательского
злобного смеха.
Потом уже я пришел к выводу, что это была ночная песня
какой-нибудь травяной жабы, но тогда мне послышалось в ней
дьявольское злорадство кого-то или чего-то мерзкого, чуждого,
жуткого, и померещилось, будто на штору легла тень.
Лену всю передернуло, она зажала себе рот ладонью, чтобы
не закричать, а другой рукой схватила мое запястье, так что
ногти ее больно впились в кожу. Мы выжидали -- может, минуту, а
может, дольше -- но звуки не повторялись.
-- Не могу, не могу больше, -- простонала она тихонько.
Резко откинув одеяло, судорожным движением она скинула туфли и
через мгновение уже лежала в постели, собравшись в комок и
укрыв себя с головой.
Я думал, она снова окаменеет от страха, но нет -- то ли
постель ее защищала, то ли алкоголь сделал свое дело -- она
выпростала из-под одеяла руку и осторожно, как бы с опаской,
дотронулась до меня:
-- Не сиди, не сиди так, пожалуйста, я буду тебя бояться!
Она успокоилась, лишь когда я устроился рядом, и тесно
прижалась ко мне, не давая пошевелиться.
-- Подожди... подожди немного... я ведь никуда не
денусь... я должна досказать, а то буду об этом думать, будет
страшно, а тебе станет противно... -- приподняв край одеяла,
она тревожно прислушивалась к тишине, -- я знаю, всегда знаю,
когда они появляются, когда уходят... сегодня они близко... и
сейчас близко... кружат около дома, нас с тобой ищут...
холодные, скользкие, жидкие... а один, самый страшный --
сверху... расползся по крыше, по дому, к окнам свешивается... и
шарит, вс" шарит щупальцами, щели ищет, ищет...
-- Ты видела осьминога в книжке забыла об этом, -- я
твердо решил вразумить ее хоть немного, -- ты говоришь:
щупальца, холодные, скользкие, это вс" отголоски страха
теплокровных перед рептилиями, и очень жестокого страха, ведь
выживали те, у кого он был сильнее! Но тому уж не один миллион
лет!
-- До чего же ты образованный, -- она тихо засмеялась, и я
попытался ее поцеловать, но она прикрыла мне губы ладонью, -- а
знаешь, как я их чувствую? Вот в этих местах! -- она
передвинула руку и тронула пальцем у меня за ухом. Темная волна
жути приблизилась снова, грозя захлестнуть сознание.
-- Хорошенько запомни, -- во мне поднималось нешуточное
раздражение, -- все это, от начала и до конца -- химические
процессы в твоем мозгу, и ничего больше!
-- Это хорошо, что ты так думаешь, -- она смеялась уже
вслух, -- тебя они, значит, не замечают, у них нет над тобой
власти.
Она закрыла глаза и поцеловала меня, и губы ее теперь были
теплые, влажные и требовательные.
Потом меня сморил сон, точнее, не сон, а напряженное
неспокойное состояние, полуявь, полудремота. Я все время ощущал
руку Лены, теребившую мне плечо, чтобы я не спал слишком
крепко. А перед глазами мелькали яркие беспорядочные видения,
словно обрывки цветных кадров -- белые мраморные карьеры над
синей водой, черно-рыжая шерсть на мраморе, лиловые шипящие
кошки и полная луна над степью. Еще я плутал в чем-то вроде
траншей, выбитых в мраморе, в бесконечном каменном лабиринте,
со стен его, как в музее, смотрели белые барельефы, лица
мужские и женские, и мне нужно было найти среди них мое
собственное лицо. Когда я к ним приближался, они оживали и
беззвучно шевелили губами, но я откуда-то знал, что все они
говорят одну и ту же фразу: "Разгадай мою тайну!". Я подходил
еще ближе, пытаясь узнать их, но они расплывались, наливались
изнутри мутной жидкостью, превращаясь в нечто похожее на
гигантских амеб, и выставляя чудовищные ложноножки, ползли по
стене, быстро высыхая на солнце, и от них на мраморе оставались
потеки лишайника. Я нашел, наконец, собственное лицо и узнал
его, хоть оно оказалось вовсе на меня непохожим, оно мне
улыбалось одними губами, и улыбка эта источала такую
нечеловеческую жестокость, что сейчас же должно было случиться
что-то невообразимо ужасное, от чего бежать уже поздно. Я
пытался успокоиться тем, что все это сон, но меня продолжал
душить ужас.
Лена дергала меня и трясла, пока я не проснулся совсем:
-- Не спи, нельзя спать, когда они рядом... от них такие
кошмары, умереть можно...
Мне казалось, все это длилось невероятно долго, но Лена
сказала, я спал не более часа. Как ни странно, я чувствовал
себя отдохнувшим.
Она же спать и не думала, и лежа теперь на спине,
всматривалась в потолок, словно ожидая увидеть там нечто
важное.
-- Да, -- сказала она неожиданно, села и стала
прислушиваться, -- да!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
по кругу ходит и выбирает... -- голос ее стал низким и чуть
гортанным, слова, подчиняясь однообразному ритму, звучали
странной дикарской музыкой, как заклинания. Наверное, среди ее
предков были когда-то шаманы.
-- Постой, -- перебил я ее, -- перед закатом ничего такого
не происходило! Я видел скелет собаки, погибшей плохой смертью
и смотреть было не так уж приятно -- вот и вс".
-- Не надо, не надо было... какие безумные люди... и этот
майор окаянный, ох, как он плохо кончит... я хотела вас увести,
опоздала... теперь всем будет плохо... слишком страшная ночь...
всех, всех вызвали... вызвали самых страшных... они сейчас
ищут, ищут... -- она в такт словам, почти в трансе,
раскачивалась из стороны в сторону.
Ее ворожба меня гипнотизировала, еще немного, и я начну
вместе с ней корчиться от гадкого беспредметного ужаса -- я
решил сейчас же, любой ценой, прекратить это.
-- Перестань! -- я вскочил и, взяв ее руки в свои,
встряхнул их. -- Тебя просто мучают кошмары! Это нервы, твои
нервы, а на самом деле ничего нет, из того, что тебе чудится!
-- Не надо так громко, тише, -- попросила она, -- они
услышат.
-- Они! Кто, они? Они -- твои собственные видения, твои
выдумки, твои нервы! Они! Объясни мне пожалуйста -- что это
такое, они?
-- Я боюсь... боюсь о них говорить, приманить боюсь... они
меня там заметили, все равно найдут... не хочу, чтоб сейчас...
не хочу, чтоб тебя нашли...
-- Спасибо! Вот уж "им" была бы находка! -- я старался
придать своей реплике насмешливость и даже развязность, чтобы
не подчиняться внушению, не начать принимать всерьез ее
невротический бред. Она это почувствовала и пропустила мои
слова мимо ушей.
-- Я не знаю, как их назвать... они есть везде... выходят
из моря... выходят в неподвижную ночь... как сегодня... а ты
видел, как затаился город, как вс" застыло... их вс"
чувствует... -- она испуганно замолчала, услыхав слабый шорох,
я замер невольно тоже. И тут за окном раздались отвратительные
хлюпающие, клокочущие звуки, словно трель издевательского
злобного смеха.
Потом уже я пришел к выводу, что это была ночная песня
какой-нибудь травяной жабы, но тогда мне послышалось в ней
дьявольское злорадство кого-то или чего-то мерзкого, чуждого,
жуткого, и померещилось, будто на штору легла тень.
Лену всю передернуло, она зажала себе рот ладонью, чтобы
не закричать, а другой рукой схватила мое запястье, так что
ногти ее больно впились в кожу. Мы выжидали -- может, минуту, а
может, дольше -- но звуки не повторялись.
-- Не могу, не могу больше, -- простонала она тихонько.
Резко откинув одеяло, судорожным движением она скинула туфли и
через мгновение уже лежала в постели, собравшись в комок и
укрыв себя с головой.
Я думал, она снова окаменеет от страха, но нет -- то ли
постель ее защищала, то ли алкоголь сделал свое дело -- она
выпростала из-под одеяла руку и осторожно, как бы с опаской,
дотронулась до меня:
-- Не сиди, не сиди так, пожалуйста, я буду тебя бояться!
Она успокоилась, лишь когда я устроился рядом, и тесно
прижалась ко мне, не давая пошевелиться.
-- Подожди... подожди немного... я ведь никуда не
денусь... я должна досказать, а то буду об этом думать, будет
страшно, а тебе станет противно... -- приподняв край одеяла,
она тревожно прислушивалась к тишине, -- я знаю, всегда знаю,
когда они появляются, когда уходят... сегодня они близко... и
сейчас близко... кружат около дома, нас с тобой ищут...
холодные, скользкие, жидкие... а один, самый страшный --
сверху... расползся по крыше, по дому, к окнам свешивается... и
шарит, вс" шарит щупальцами, щели ищет, ищет...
-- Ты видела осьминога в книжке забыла об этом, -- я
твердо решил вразумить ее хоть немного, -- ты говоришь:
щупальца, холодные, скользкие, это вс" отголоски страха
теплокровных перед рептилиями, и очень жестокого страха, ведь
выживали те, у кого он был сильнее! Но тому уж не один миллион
лет!
-- До чего же ты образованный, -- она тихо засмеялась, и я
попытался ее поцеловать, но она прикрыла мне губы ладонью, -- а
знаешь, как я их чувствую? Вот в этих местах! -- она
передвинула руку и тронула пальцем у меня за ухом. Темная волна
жути приблизилась снова, грозя захлестнуть сознание.
-- Хорошенько запомни, -- во мне поднималось нешуточное
раздражение, -- все это, от начала и до конца -- химические
процессы в твоем мозгу, и ничего больше!
-- Это хорошо, что ты так думаешь, -- она смеялась уже
вслух, -- тебя они, значит, не замечают, у них нет над тобой
власти.
Она закрыла глаза и поцеловала меня, и губы ее теперь были
теплые, влажные и требовательные.
Потом меня сморил сон, точнее, не сон, а напряженное
неспокойное состояние, полуявь, полудремота. Я все время ощущал
руку Лены, теребившую мне плечо, чтобы я не спал слишком
крепко. А перед глазами мелькали яркие беспорядочные видения,
словно обрывки цветных кадров -- белые мраморные карьеры над
синей водой, черно-рыжая шерсть на мраморе, лиловые шипящие
кошки и полная луна над степью. Еще я плутал в чем-то вроде
траншей, выбитых в мраморе, в бесконечном каменном лабиринте,
со стен его, как в музее, смотрели белые барельефы, лица
мужские и женские, и мне нужно было найти среди них мое
собственное лицо. Когда я к ним приближался, они оживали и
беззвучно шевелили губами, но я откуда-то знал, что все они
говорят одну и ту же фразу: "Разгадай мою тайну!". Я подходил
еще ближе, пытаясь узнать их, но они расплывались, наливались
изнутри мутной жидкостью, превращаясь в нечто похожее на
гигантских амеб, и выставляя чудовищные ложноножки, ползли по
стене, быстро высыхая на солнце, и от них на мраморе оставались
потеки лишайника. Я нашел, наконец, собственное лицо и узнал
его, хоть оно оказалось вовсе на меня непохожим, оно мне
улыбалось одними губами, и улыбка эта источала такую
нечеловеческую жестокость, что сейчас же должно было случиться
что-то невообразимо ужасное, от чего бежать уже поздно. Я
пытался успокоиться тем, что все это сон, но меня продолжал
душить ужас.
Лена дергала меня и трясла, пока я не проснулся совсем:
-- Не спи, нельзя спать, когда они рядом... от них такие
кошмары, умереть можно...
Мне казалось, все это длилось невероятно долго, но Лена
сказала, я спал не более часа. Как ни странно, я чувствовал
себя отдохнувшим.
Она же спать и не думала, и лежа теперь на спине,
всматривалась в потолок, словно ожидая увидеть там нечто
важное.
-- Да, -- сказала она неожиданно, села и стала
прислушиваться, -- да!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49