Здесь был край города. Миновав несколько дворов, дорога
вывела на пустырь. Временами мне удавалось разглядеть невысокие
холмики, обломки камней, заросшие кустами остатки строений; от
почвы поднимался жирный запах поглощаемых землей остатков
брошенного жилья, и я невольно ускорил шаги.
Дорога выбралась в степь и подалась ближе к морю,
развалины кончились. Но впереди виднелось еще что-то белое, не
то остаток стены, не то небольшая постройка.
Непонятный этот предмет помещался в отдалении от дороги,
от него возникало ощущение нелепости, которое по мере
приближения усиливалось. Оно-то и побудило меня свернуть с
дороги и направиться к белеющему уже близкому пятну -- форма
его прояснялась, становилась все жестче, приближаясь к
очертаниям пирамиды.
Я подошел вплотную -- предмет оказался не только
диковинным, но, пожалуй, и невероятным. На ступенчатом
постаменте белого камня, чуть выше моего роста, на массивной
плите из мрамора, или может, известняка, покоилось что-то
темное. Насколько угадывалась его форма, это было изваяние
животного, оно еле заметно мерцало, отражая полировкой слабый
свет звездного неба. Я обошел постамент кругом, пока не нашел
точку, откуда мог разглядеть силуэт фигуры -- какой-то большой
зверь спокойно лежал, вытянув, словно сфинкс, передние лапы.
Контур был странен -- изящен и почти раздражающе текуч -- то ли
пантера, то ли гигантская кошка.
Слово "сфинкс" появилось в мыслях само собой, и теперь от
него невозможно было избавиться: в очертаниях головы я видел
нечто неуловимое, но достоверно человеческое. Лица видно не
было, оно пряталось в сплошной черноте, и все же на его месте
мерещилось, словно плавало в воздухе, ускользающее от взгляда,
сотканное из ночного тумана, задумчивое лицо сфинкса,
безучастно глядящее вдаль женское лицо.
Не в силах сдержать любопытства, я зажег спичку. Ее слабый
огонь выхватил из темноты голову изваяния -- она была
изуродована ударами, верхняя часть отбита, лицо покрыто
выбоинами. Голова, как будто, была кошачья, но впечатление
присутствия человеческих черт не проходило.
Когда догорела спичка, я почувствовал, что есть в этом
месте какая-то жуть, словно умные и недобрые глаза ощупывали
меня взглядом. Жути не было в самом сфинксе, и в белизне
тесаных плит тоже; и все-таки она тут скрывалась -- скорее
всего, в широких черных щелях меж камней постамента.
На меня навалилась усталость и задерживаться здесь не
хотелось -- как можно скорее я пошел прочь.
Когда я добрался до гостиницы, небо уже посветлело. Дверь
была отперта, и кто-то внес мой чемодан внутрь; за стойкой
сидела женщина с озабоченным усталым лицом. Она изучила мой
паспорт и долго писала в конторских книгах, а я терпеливо ждал,
опасаясь неосторожным движением спугнуть ее и вызвать задержку,
и потом, когда она шла показать мне номер, старался не
отставать от нее ни на шаг.
2
Проснулся я от шума прибоя, он становился все громче,
будил неотвязно и неумолимо. Волны его, красноватые и горячие,
набегали из темноты, обдавали жаром и рассыпались клубами искр,
которые медленно гасли и оседали на землю. Судорожным усилием я
скинул одеяло, сел и открыл глаза.
Никакого прибоя не было, а было лишь нестерпимо душно и
жарко. Сквозь занавеску пробивалось солнце, лучи его падали на
пол почти отвесно. С улицы доносились приглушенные голоса. Я
добрался до окна и открыл его -- тогда-то и хлынул в комнату
настоящий зной, будто он давно поджидал, когда же его, наконец,
сюда впустят. Оставалось одно спасение: душ.
Он оказалсся тепловатым и вялым, но все равно это было
поразительно приятно: струйки воды уносили кошмар духоты,
уносили остатки сна, казалось, вода во мне растворяет все, что
способно испытывать тяжесть и беспокойство.
Когда я вышел из ванной, все еще в состоянии блаженного
небытия, в кресле у стола сидел человек. Не проснувшись как
следует, я не поверил в его реальность, но разглядел
добросовестно. Загорелая, бритая наголо голова, белая тенниска,
явно сшитая на заказ, четкая складка белых, чуть сероватых брюк
-- непонятно зачем, я про себя перечислил приметы видения.
Он улыбался -- улыбались глаза, улыбались щеки, улыбался
нос, губы и подбородок, и лица его я не мог разглядеть, как
нельзя уловить форму слишком ярко блестящей вещи. Здесь была не
одна, а целая сотня улыбок, приветливых и веселых, радостных,
ласковых и еще бог знает каких. Он похож был на человека,
который надел на одну сорочку сразу дюжину галстуков, и я
удивился, что это не было противно. Немного забавно, немного
любопытно, немного утомительно, но не противно.
Он терпеливо ждал, когда я признаю его существование, а
пока что руками старательно мял спортивного покроя кепи, словно
извиняясь за то, что он весь такой холеный и глаженый.
-- Нет, я не снюсь вам, поверьте, -- сказал он просительно
и как-то по-новому заиграл своими улыбками, -- я действительно
существую, поверьте пожалуйста!
Был на нем отпечаток неуязвимости, казалось -- упади он с
самой высокой горы, прокатись по самым зазубренным скалам -- и
тогда с ним ничего не случится, не появится ни пылинки, ни
пятнышка. Но и это не было противно.
Он отчаялся, видимо, доказать свою материальность, на
мгновение его улыбка сползла куда-то к ушам, и в глазах
мелькнула беспомощность.
-- Вронский! -- он поднялся и шагнул мне навстречу. --
Сценарист, Юлий Вронский!
-- Здравствуйте, я догадался, -- соврал я в виде ответной
любезности, -- как вы узнали, что я приехал?
-- В этом городе новости порхают по воздуху, оттого здесь
все про всех вс" знают, -- тут он внезапно напустил на себя
серьезность, то есть оставил одну только дежурную приветливую
улыбку. -- Но сначала обсудим дела: мне отвели целый дом -- я
хочу вам уступить половину. Вид на море, собственный вход и
никаких консьержек.
Обсуждать было, собственно, нечего. Я застегнул чемодан и
взялся за ручку, но мой новый знакомый остановил меня:
-- Зачем вам носить тяжести? Отправим за ними кого-нибудь.
-- Гм... -- только и нашелся я, но послушался.
Мы вышли на улицу. Город, пыльный и серый, залитый
беспощадным солнцем, выглядел скучно и не имел ничего общего с
карнавальным городом вчерашней ночи.
Пока мы шли через центр, мой спутник все больше меня
забавлял. Прохожих почти не было, и все же он дважды
поздоровался с кем-то. Он показал мне почту, редакцию местной
газеты, городской совет и райком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49