В нем отражалось его лицо. Он смотрел мне в
спину и совершенно не думал о том, что я могу видеть его лицо.
Я никогда не мог бы себе даже представить такую страшную ненависть,
которая отразилась на его лице, а я повидал немало людей. Но что меня
совершенно поражало, это контраст между его спокойным голосом и дикостью
выражения ненависти. Этот тип был непостижимым для понимания. Никто другой
не смог бы так владеть мускулами своего горла, чтобы разговаривать так
небрежно и спокойно и вместе с тем позволить им так исказить его лицо от
лютой ненависти.
Подобный человек был способен каждый день отправлять начальнику
полиции по одному пальцу женщины. Он мог заставить вытатуировать змею на
пальце женщины. Он отлично мог произвести все эти операции. Он был
способен на все.
Отдав себе отчет, что я нахожусь от него на расстоянии пятидесяти
сантиметров, я почувствовал, как заломило у меня поясницу. Всадит ли он в
меня скальпель. Он безусловно знал нужное место для этого. Он также мог
неожиданно схватить меня за горло своей левой рукой, в то время как правой
отобрать у меня пистолет. Он был намного сильнее меня.
Но это было бы не разумно с его стороны. Не теперь. Я никаким образом
ни в чем не мог упрекнуть его и он это знал. Но независимо от этого, этот
разительный контраст между его голосом и выражение лица, заставлял меня
быть очень осторожным. Я отошел подальше, немного приподняв руку, готовый
дать ему отпор, если он нападет на меня.
Но он ничего не сделал.
- Это тигровые лилии.
- Они дорого стоят?
- Не особенно. Я меняю их каждые два дня.
- Может быть, я тоже куплю себе их. Они дороги?
- Довольно дешевы для этого квартала. Если вы их купите, то поставьте
в вазу из меди. Лилии отлично контрастируют с цветом меди.
Мы еще обменялись несколкими мнениями относительно обстановки,
убранства комнат и об его картинах.
- Спасибо за внимание.
- Не могу ли я быть вам чем-нибудь полезен?
Да. Ты можешь мне сказать, где ты прячешь доктора Лион, мерзавец.
- Нет, это все на данный момент.
Заставить его нервничать. Дезориентировать его. Может быть у него
вырвется какая-нибудь нужная мне реакция. Знать больше его и заставить его
проговориться.
Я спустился вниз на лифте.
- До свидания, - сказал я швейцару.
Он повторил мои слова и добавил: "сэр". Может быть, в один прекрасный
день он будет вежлив с людьми, не имеющими бляхи.
Я болтался в течение двадцати минут. Я зашел во все цветочные
магазины квартала. Их было девять. Ни один из них не продавал никогда и
раньше не продавал тигровых лилий.
- Почему? - спросил я у последнего продавца.
- Почему? Потому что на них нет спроса, вот почему.
- Жаль. Это такие красивые цветы.
- Да, парень. Согласен с вами. По правде говоря, я нахожу их красивее
орхидей. Но они растут на севере в диком виде во всех возможных местах, а
то что растет вокруг дома, люди не покупают. Это так как на Амазонке: там
не покупают орхидей. Всюду одинаково.
Хороший повод для размышления. Я переваривал все это в своей голове,
направляясь в ночной клуб, в котором Хенли и доктор Лион публично
повздорили.
22
Я медленно проследовал перед "У Бруно". Большинство обитателей
Манхеттена не признают пригородных ночных клубов. Они считают их жалкими и
грязными, в которых показывают плохонькие ревю и пианисты там пятого
сорта. Не то, что "У Бруно".
Широкая стоянка для машин почти полна. При входе в нее находится
маленькая будка для служащего парка: соответствующее заведение вежливо
предлагает вам воспользоваться услугами служащего, чтобы поставить машину.
Разумность этого предложения была очевидна. Он получил распоряжение
экономить место и машины стояли вплотную друг к другу. Я сделал круг
вокруг дома. Это у меня такая старая привычка. Я всегда рассматриваю
фасад, фланги и задний фасад, все места, откуда парню при надобности можно
смыться. Когда дело доходит до того, чтобы взять ноги в руки, позно тогда
заниматься топографией местности.
Дверь черного входа была открыта. Я бросил взгляд на кухню. Стены
были выкрашены лакированной белой краской, пол был выложен метлахскими
плитками, а персонал носил специальную форму из белой ткани. Я мог
спокойно обедать в этом учреждении. Я вернулся к стоянке для машин и
служащий любезно сказал мне, что поставит мою машину. Я сделал жест, как
будто собираюсь достать свой бумажник и дать ему долаар. Я привык к этому
жесту, когда работал тайно и не хотел, чтобы знали, что я полицейский и
когда не хотел привлекать к себе внимания. Но теперь, ведь я был на деле и
мне было совершенно беразлично, будут ли знать, что я флик, или нет. Этот
доллар я должен заплатить из своего кармана. Я убрал обратно бумажник.
Улыбка служащего погасла. Я показал ему свою бляху. Его лицо еще больше
вытянулось.
- Полиция, - сказал я. - Поставьте ее спереди, чтобы я смог быстро
уехать.
- Чем раньше тем лучше, - пробормотал он, скользнув за руль.
- Я думаю, что плохо расслышал.
- Да, м-р. В первом ряду.
В коробке я увидел красный бархатный канат, гирляндами прикрепленный
к блестящим столбикам, страшно респектабельного метрдотеля, в вестибюле
служащую с необъятным бюстом, одетую в шелковое синее, обливающее ее
платье с огромным декольте.
Метрдотель стоял около подобия кафедры, на которой лежала большая
книга в красном кожаном переплете. Он заствил меня вспомнить о хорошо
воспитанном льве, но голодном и жаждавшем поесть. Пока я подходил к нему,
он обследовал мою персону, мои одежды, мой вид и походку и причислил мою
особу к определенному рангу. Вряд ли это была блестящая аттестация. Над
раскрытой книгой горела специальная лампочка. Он спросил меня, заказал ли
я заранее столик. У них было сколько угодно свободных столиков.
- Нет, - ответил я, - я не заказывал заранее столика.
Он принял задумчивый вид и стал стучать карандашом по своим зубам.
Вот в такой-то момент какой-нибудь догадливый завсегдатай клуба сунул бы
ему в карман пять долларов. Так как я не принадлежал к завсегдатаям клуба,
я и не сделал соответствующего жеста по направлению к своему бумажнику.
- Гммм. - Сделал он. - Он открыл регистрационную книгу, нахмурил
брови, покачал головой и снова закрыл ее. - Гммм, - сделал он снова.
У него даже был какой-то особенный акцент. Акцент очень своеобразный.
- Нет места, а? - спросил я.
- Невозможно занять столик, м-р - ответил он.
Он поднял глаза к люстре. Смотреть на мою ничтожную персону ему было
неприятно, у него начинал болеть живот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
спину и совершенно не думал о том, что я могу видеть его лицо.
Я никогда не мог бы себе даже представить такую страшную ненависть,
которая отразилась на его лице, а я повидал немало людей. Но что меня
совершенно поражало, это контраст между его спокойным голосом и дикостью
выражения ненависти. Этот тип был непостижимым для понимания. Никто другой
не смог бы так владеть мускулами своего горла, чтобы разговаривать так
небрежно и спокойно и вместе с тем позволить им так исказить его лицо от
лютой ненависти.
Подобный человек был способен каждый день отправлять начальнику
полиции по одному пальцу женщины. Он мог заставить вытатуировать змею на
пальце женщины. Он отлично мог произвести все эти операции. Он был
способен на все.
Отдав себе отчет, что я нахожусь от него на расстоянии пятидесяти
сантиметров, я почувствовал, как заломило у меня поясницу. Всадит ли он в
меня скальпель. Он безусловно знал нужное место для этого. Он также мог
неожиданно схватить меня за горло своей левой рукой, в то время как правой
отобрать у меня пистолет. Он был намного сильнее меня.
Но это было бы не разумно с его стороны. Не теперь. Я никаким образом
ни в чем не мог упрекнуть его и он это знал. Но независимо от этого, этот
разительный контраст между его голосом и выражение лица, заставлял меня
быть очень осторожным. Я отошел подальше, немного приподняв руку, готовый
дать ему отпор, если он нападет на меня.
Но он ничего не сделал.
- Это тигровые лилии.
- Они дорого стоят?
- Не особенно. Я меняю их каждые два дня.
- Может быть, я тоже куплю себе их. Они дороги?
- Довольно дешевы для этого квартала. Если вы их купите, то поставьте
в вазу из меди. Лилии отлично контрастируют с цветом меди.
Мы еще обменялись несколкими мнениями относительно обстановки,
убранства комнат и об его картинах.
- Спасибо за внимание.
- Не могу ли я быть вам чем-нибудь полезен?
Да. Ты можешь мне сказать, где ты прячешь доктора Лион, мерзавец.
- Нет, это все на данный момент.
Заставить его нервничать. Дезориентировать его. Может быть у него
вырвется какая-нибудь нужная мне реакция. Знать больше его и заставить его
проговориться.
Я спустился вниз на лифте.
- До свидания, - сказал я швейцару.
Он повторил мои слова и добавил: "сэр". Может быть, в один прекрасный
день он будет вежлив с людьми, не имеющими бляхи.
Я болтался в течение двадцати минут. Я зашел во все цветочные
магазины квартала. Их было девять. Ни один из них не продавал никогда и
раньше не продавал тигровых лилий.
- Почему? - спросил я у последнего продавца.
- Почему? Потому что на них нет спроса, вот почему.
- Жаль. Это такие красивые цветы.
- Да, парень. Согласен с вами. По правде говоря, я нахожу их красивее
орхидей. Но они растут на севере в диком виде во всех возможных местах, а
то что растет вокруг дома, люди не покупают. Это так как на Амазонке: там
не покупают орхидей. Всюду одинаково.
Хороший повод для размышления. Я переваривал все это в своей голове,
направляясь в ночной клуб, в котором Хенли и доктор Лион публично
повздорили.
22
Я медленно проследовал перед "У Бруно". Большинство обитателей
Манхеттена не признают пригородных ночных клубов. Они считают их жалкими и
грязными, в которых показывают плохонькие ревю и пианисты там пятого
сорта. Не то, что "У Бруно".
Широкая стоянка для машин почти полна. При входе в нее находится
маленькая будка для служащего парка: соответствующее заведение вежливо
предлагает вам воспользоваться услугами служащего, чтобы поставить машину.
Разумность этого предложения была очевидна. Он получил распоряжение
экономить место и машины стояли вплотную друг к другу. Я сделал круг
вокруг дома. Это у меня такая старая привычка. Я всегда рассматриваю
фасад, фланги и задний фасад, все места, откуда парню при надобности можно
смыться. Когда дело доходит до того, чтобы взять ноги в руки, позно тогда
заниматься топографией местности.
Дверь черного входа была открыта. Я бросил взгляд на кухню. Стены
были выкрашены лакированной белой краской, пол был выложен метлахскими
плитками, а персонал носил специальную форму из белой ткани. Я мог
спокойно обедать в этом учреждении. Я вернулся к стоянке для машин и
служащий любезно сказал мне, что поставит мою машину. Я сделал жест, как
будто собираюсь достать свой бумажник и дать ему долаар. Я привык к этому
жесту, когда работал тайно и не хотел, чтобы знали, что я полицейский и
когда не хотел привлекать к себе внимания. Но теперь, ведь я был на деле и
мне было совершенно беразлично, будут ли знать, что я флик, или нет. Этот
доллар я должен заплатить из своего кармана. Я убрал обратно бумажник.
Улыбка служащего погасла. Я показал ему свою бляху. Его лицо еще больше
вытянулось.
- Полиция, - сказал я. - Поставьте ее спереди, чтобы я смог быстро
уехать.
- Чем раньше тем лучше, - пробормотал он, скользнув за руль.
- Я думаю, что плохо расслышал.
- Да, м-р. В первом ряду.
В коробке я увидел красный бархатный канат, гирляндами прикрепленный
к блестящим столбикам, страшно респектабельного метрдотеля, в вестибюле
служащую с необъятным бюстом, одетую в шелковое синее, обливающее ее
платье с огромным декольте.
Метрдотель стоял около подобия кафедры, на которой лежала большая
книга в красном кожаном переплете. Он заствил меня вспомнить о хорошо
воспитанном льве, но голодном и жаждавшем поесть. Пока я подходил к нему,
он обследовал мою персону, мои одежды, мой вид и походку и причислил мою
особу к определенному рангу. Вряд ли это была блестящая аттестация. Над
раскрытой книгой горела специальная лампочка. Он спросил меня, заказал ли
я заранее столик. У них было сколько угодно свободных столиков.
- Нет, - ответил я, - я не заказывал заранее столика.
Он принял задумчивый вид и стал стучать карандашом по своим зубам.
Вот в такой-то момент какой-нибудь догадливый завсегдатай клуба сунул бы
ему в карман пять долларов. Так как я не принадлежал к завсегдатаям клуба,
я и не сделал соответствующего жеста по направлению к своему бумажнику.
- Гммм. - Сделал он. - Он открыл регистрационную книгу, нахмурил
брови, покачал головой и снова закрыл ее. - Гммм, - сделал он снова.
У него даже был какой-то особенный акцент. Акцент очень своеобразный.
- Нет места, а? - спросил я.
- Невозможно занять столик, м-р - ответил он.
Он поднял глаза к люстре. Смотреть на мою ничтожную персону ему было
неприятно, у него начинал болеть живот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44