- Ну пусть мне потом позвонит об
этом.
- От Ханрахана, - ответил я упавшим голосом.
- Ханрахана, а?
Он посмотрел на низ каждой страницы. Он посмотрел вначале.
Я взял листки и написал на каждой странице: "Ханрахан, главный
инспектор. Подписан Санчес, инспектор первого класса."
Теперь Кемелман был готов. В случае каких-либо недоразумений, ему
достаточно было показать мою подпись. А неприятности конечно будут.
Не спрашивали согласия у двухсот персон прибыть в центр Манхеттена,
предупреждая их лишь накануне вечером. Многим из них придется выехать из
дома в пять часов утра, чтобы во время прибыть на место, а в это время
цивилизованные люди обычно спят.
Я взял последнюю страницу и написал: "Все расходы по путешествию и
потерянному времени будут оплачены полицией Нью-Йорка после представления
соответствующего счета".
- Скажи им это, - добавил я.
Теперь Кемелман был убежден. Его спина выпрямилась, неприязнь
рассеялась.
Я подумал, что это немного успокоит тех людей, которые должны будут
приехать из Филадельфии или Бридгепорта.
- Я сразу же займусь этим, - сказал Кемелман.
Я спустился вниз и вышел через заднюю дверь. Это привело меня на
Центральную Маркет-плас и на маленькую улочку, идущую как раз позади
Центрального Комиссариата.
Когда я спускал стекло в моей машине, я увидел Мак Картни, выходящего
из подвального этажа, в котором находится служба фотографии.
Я приветствовал его кивком головы. У него был очень довольный вид.
Он подошел ко мне.
- Что нового? - спросил он.
Я колебался. Мне необходимо было дружеское участие.
- А ты сохранишь это в себе?
- Что ты обо мне думаешь?!
Я рассказал ему про условия, которые взял на себя с Кемелманом. Я
сказал ему, что под каждой страницей подписал: "Ханрахан".
Мак Картни сунул две порции жевательной резинки себе в рот и
прошепелявил блистательный комментарий:
- Ты взял на себя чертовский риск.
Я посмотрел на него, потом взял ключ и открыл машину. Потом еще раз
посмотрел на него.
- Спасибо, - сказал я.
- Ты знаешь, что ты себе повесил на нос? Ты серьезно об этом подумал?
- А тебе никогда не говорили, что у тебя большая пасть?
- Совсем необязательно сердиться.
- Нет, но я совершенно не обязан тебя слушать.
Сердитым жестом он достал еще две порции жевательной резинки и бросил
себе в рот. Он сам начинал нервничать. Это меня успокоило и я снова влез в
машину. Он схватил ручку дверцы и захлопнул ее. Мне везло в последнее
время на то, что перед моим носом хлопали дверями.
Настроение мое улучшилось. Я направился на Хаустон стрит. Я стал
думать о том здании, которое я дал секретарю Центральной школы. Я думал о
Кемелмане. Во всяком случае, я заставил их выполнить свое распоряжение, их
обоих, пользуясь собственным именем и подписав все страницы списка. Но я
пошел слишком далеко, в этом не было сомнения. И как говорится в некоторых
произведениях, я сам собирался рубить сук, на котором сижу.
12
Я вернулся к себе домой и наполнил ванну. Ванна играет большую роль в
моей жизни. Я очень интенсивно думаю, когда сижу в ней. Это современная
модель ванны, у нее лапы льва и она очень глубокая.
Я разделся и сунул ноги в горячую воду. Зазвонил телефон. Я подошел к
нему.
- Алло!
Ничего.
Это был тот телефонный звонок, когда звонивший довольствовался тем,
что дышал в трубку. Они думают этим испугать вас. Единственная вещь,
которую надо делать, это не реагировать и спокойно вешать трубку.
Я услышал легкий шум, но не мог разобрать его происхождения.
- До свидания, - тихо проговорил я и повесил трубку.
Я с удовольствием бы резко повесил трубку, но я не хотел доставлять
удовольствие звонившему.
Я вернулся в ванную комнату и медленно погрузился в ванну. Повязка на
моей руке была пропита кровью. Я снял ее и бросил в унитаз. Моя ладонь
была похожа на розовую перчатку бейсбола и ее пересекали шрамы. На нее
было неприятно смотреть. Я сидел в ванне, держа больную руку вверх, так
чтобы она не попала в воду. Вероятно, я был похож на аллигатора,
поджидающего свою добычу. Я удовлетворенно заворчал, но тут снова зазвонил
телефон.
Я дал ему звонить. После десятого звонка, я вылез из ванны и оставляя
за собой мокрые следы, подошел к телефону. Я слушал, как мой собеседник
дышит ни слова не говоря и снова до меня донесся легкий шум. Легкое
бряцание. Неожиданно я понял, что это такое. Стук льда о стекло стакана.
Какая знакомая мне персона кладет кубики льда в большой бокал?
Я сказал ей, кто она.
- Вот это-то я и хотела! - сказала герцогиня. - Я хотела разозлить
вас.
Я посоветовал ей этим делом заниматься с другим.
- Не вешайте только трубку, - сказала она. - В противном случае я
буду звонить вам всю ночь.
Что делать? Пожаловаться фликам, что какая-то герцогиня надоедает
мне?
- А если я приеду к вам? Нет? А если вы мне предложите стакан вина?
- Нет.
- А если я вам предложу стакан вина?
- Женщины, которые пьют как вы, вызывают у меня...
- Не старайтесь быть грубым. Кажется, вы ищете пальцы женщины, -
сказала она.
- Палец женщины, да, - я посмотрел на лужу, которая натекла у моих
ног. - Откуда вы это знаете?
- Я буду у Шрафта через четверть часа, ответила она и повесила
трубку.
Шрафт находился на углу улицы. Я спустил воду из ванны и оделся,
потом зашел в ресторан и заказал бифштекс с сырым луком и бутылку пива. Я
был единственным мужчиной, сидящим за столиком в зале. Мне необходимо было
побриться и я держал руку под столом. Мне нечего скрывать, что в такую
рафинированную коробку, как Шрафт, мне всегда было приятно заходить.
Я поглощал свое жаркое и читал газету, чтобы узнать, что нового
писали об этом деле, когда заметил, что у моего столика остановился кто-то
в зеленом платье. Я поднял глаза и остановился на высоте большого
декольте. Ее волосы были завязаны на затылке оранжевым бантом и они в виде
конского хвоста падали ей на спину.
- Я презираю сырой лук, - сказала она.
- Идите презирать его в другое место, - любезно ответил я.
- Я жду, когда вы встанете.
- А это будет грубостью, если я воздержусь от этого?
- Сразу видно, кто вы такой...
- А что вы скажите об одной даме, которая звонит по телефону и
остается молчаливой?
Она рассмеялась и села за столик, потом положила подбородок на ладонь
и стала рассматривать меня.
- Мой муж за всю жизнь никогда не сел ни одного бифштекса, - сказала
она. Он утверждает, что это дурной тон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
этом.
- От Ханрахана, - ответил я упавшим голосом.
- Ханрахана, а?
Он посмотрел на низ каждой страницы. Он посмотрел вначале.
Я взял листки и написал на каждой странице: "Ханрахан, главный
инспектор. Подписан Санчес, инспектор первого класса."
Теперь Кемелман был готов. В случае каких-либо недоразумений, ему
достаточно было показать мою подпись. А неприятности конечно будут.
Не спрашивали согласия у двухсот персон прибыть в центр Манхеттена,
предупреждая их лишь накануне вечером. Многим из них придется выехать из
дома в пять часов утра, чтобы во время прибыть на место, а в это время
цивилизованные люди обычно спят.
Я взял последнюю страницу и написал: "Все расходы по путешествию и
потерянному времени будут оплачены полицией Нью-Йорка после представления
соответствующего счета".
- Скажи им это, - добавил я.
Теперь Кемелман был убежден. Его спина выпрямилась, неприязнь
рассеялась.
Я подумал, что это немного успокоит тех людей, которые должны будут
приехать из Филадельфии или Бридгепорта.
- Я сразу же займусь этим, - сказал Кемелман.
Я спустился вниз и вышел через заднюю дверь. Это привело меня на
Центральную Маркет-плас и на маленькую улочку, идущую как раз позади
Центрального Комиссариата.
Когда я спускал стекло в моей машине, я увидел Мак Картни, выходящего
из подвального этажа, в котором находится служба фотографии.
Я приветствовал его кивком головы. У него был очень довольный вид.
Он подошел ко мне.
- Что нового? - спросил он.
Я колебался. Мне необходимо было дружеское участие.
- А ты сохранишь это в себе?
- Что ты обо мне думаешь?!
Я рассказал ему про условия, которые взял на себя с Кемелманом. Я
сказал ему, что под каждой страницей подписал: "Ханрахан".
Мак Картни сунул две порции жевательной резинки себе в рот и
прошепелявил блистательный комментарий:
- Ты взял на себя чертовский риск.
Я посмотрел на него, потом взял ключ и открыл машину. Потом еще раз
посмотрел на него.
- Спасибо, - сказал я.
- Ты знаешь, что ты себе повесил на нос? Ты серьезно об этом подумал?
- А тебе никогда не говорили, что у тебя большая пасть?
- Совсем необязательно сердиться.
- Нет, но я совершенно не обязан тебя слушать.
Сердитым жестом он достал еще две порции жевательной резинки и бросил
себе в рот. Он сам начинал нервничать. Это меня успокоило и я снова влез в
машину. Он схватил ручку дверцы и захлопнул ее. Мне везло в последнее
время на то, что перед моим носом хлопали дверями.
Настроение мое улучшилось. Я направился на Хаустон стрит. Я стал
думать о том здании, которое я дал секретарю Центральной школы. Я думал о
Кемелмане. Во всяком случае, я заставил их выполнить свое распоряжение, их
обоих, пользуясь собственным именем и подписав все страницы списка. Но я
пошел слишком далеко, в этом не было сомнения. И как говорится в некоторых
произведениях, я сам собирался рубить сук, на котором сижу.
12
Я вернулся к себе домой и наполнил ванну. Ванна играет большую роль в
моей жизни. Я очень интенсивно думаю, когда сижу в ней. Это современная
модель ванны, у нее лапы льва и она очень глубокая.
Я разделся и сунул ноги в горячую воду. Зазвонил телефон. Я подошел к
нему.
- Алло!
Ничего.
Это был тот телефонный звонок, когда звонивший довольствовался тем,
что дышал в трубку. Они думают этим испугать вас. Единственная вещь,
которую надо делать, это не реагировать и спокойно вешать трубку.
Я услышал легкий шум, но не мог разобрать его происхождения.
- До свидания, - тихо проговорил я и повесил трубку.
Я с удовольствием бы резко повесил трубку, но я не хотел доставлять
удовольствие звонившему.
Я вернулся в ванную комнату и медленно погрузился в ванну. Повязка на
моей руке была пропита кровью. Я снял ее и бросил в унитаз. Моя ладонь
была похожа на розовую перчатку бейсбола и ее пересекали шрамы. На нее
было неприятно смотреть. Я сидел в ванне, держа больную руку вверх, так
чтобы она не попала в воду. Вероятно, я был похож на аллигатора,
поджидающего свою добычу. Я удовлетворенно заворчал, но тут снова зазвонил
телефон.
Я дал ему звонить. После десятого звонка, я вылез из ванны и оставляя
за собой мокрые следы, подошел к телефону. Я слушал, как мой собеседник
дышит ни слова не говоря и снова до меня донесся легкий шум. Легкое
бряцание. Неожиданно я понял, что это такое. Стук льда о стекло стакана.
Какая знакомая мне персона кладет кубики льда в большой бокал?
Я сказал ей, кто она.
- Вот это-то я и хотела! - сказала герцогиня. - Я хотела разозлить
вас.
Я посоветовал ей этим делом заниматься с другим.
- Не вешайте только трубку, - сказала она. - В противном случае я
буду звонить вам всю ночь.
Что делать? Пожаловаться фликам, что какая-то герцогиня надоедает
мне?
- А если я приеду к вам? Нет? А если вы мне предложите стакан вина?
- Нет.
- А если я вам предложу стакан вина?
- Женщины, которые пьют как вы, вызывают у меня...
- Не старайтесь быть грубым. Кажется, вы ищете пальцы женщины, -
сказала она.
- Палец женщины, да, - я посмотрел на лужу, которая натекла у моих
ног. - Откуда вы это знаете?
- Я буду у Шрафта через четверть часа, ответила она и повесила
трубку.
Шрафт находился на углу улицы. Я спустил воду из ванны и оделся,
потом зашел в ресторан и заказал бифштекс с сырым луком и бутылку пива. Я
был единственным мужчиной, сидящим за столиком в зале. Мне необходимо было
побриться и я держал руку под столом. Мне нечего скрывать, что в такую
рафинированную коробку, как Шрафт, мне всегда было приятно заходить.
Я поглощал свое жаркое и читал газету, чтобы узнать, что нового
писали об этом деле, когда заметил, что у моего столика остановился кто-то
в зеленом платье. Я поднял глаза и остановился на высоте большого
декольте. Ее волосы были завязаны на затылке оранжевым бантом и они в виде
конского хвоста падали ей на спину.
- Я презираю сырой лук, - сказала она.
- Идите презирать его в другое место, - любезно ответил я.
- Я жду, когда вы встанете.
- А это будет грубостью, если я воздержусь от этого?
- Сразу видно, кто вы такой...
- А что вы скажите об одной даме, которая звонит по телефону и
остается молчаливой?
Она рассмеялась и села за столик, потом положила подбородок на ладонь
и стала рассматривать меня.
- Мой муж за всю жизнь никогда не сел ни одного бифштекса, - сказала
она. Он утверждает, что это дурной тон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44