К горлу подступили слезы и задушили ее. Еве с трудом удалось их сдержать.
– Я так рад тебя видеть! – Эти огромные ручищи удивительно нежно и бережно принялись растирать ей спину. – Мэвис как раз перепеленывает Белль. Входи. – Он обхватил широкими ладонями ее лицо и поцеловал. – Выпьешь вина?
Ева хотела было отказаться. Вино на пустой желудок… Да еще после пережитого стресса… Потом она пожала плечами. К черту все!
– Было бы здорово.
Леонардо взял ее пальто и – благослови его господь! – не спросил, как она себя чувствует и почему Рорка не видно.
– Иди загляни пока к Мэвис и Белль. А я принесу тебе вина.
– Куда? Куда заглянуть?
– В детскую.
Леонардо расплылся в улыбке. У него было широкое лицо цвета начищенной бронзы. Домашней одеждой ему служили ярко-синие штаны шириной со штат Юта и белоснежный тонкий свитер.
Ева замешкалась. Она все еще не знала, где детская.
– Ну что же ты? Направо через арку, потом налево. Мэвис будет в восторге.
Квартира совершенно преобразилась. Ева уже сама не верила, что жила здесь сравнительно недавно. Все кругом стало таким ярким, что у нее голова закружилась. Но обстановка показалась ей жизнерадостной. Вещей было столько, что она не смогла все толком разглядеть. Но она почувствовала, что здесь живут счастливые люди.
Она прошла в арку, оформленную, видимо, в марокканском стиле, и повернула налево, в детскую. Ей сразу вспомнилась бело-розовая, вся в оборочках, спальня Рэйлин Страффо. Здесь тоже присутствовал розовый цвет. И немного белого. А еще синий, желтый, зеленый, пурпурный. Отдельные пятна и полосы. Реки и озера. Всего понемногу.
Радуга Мэвис.
Колыбелька всех цветов радуги, как и кресло-качалка, которое Ева подарила Мэвис в день смотрин детского приданого. Тут были и куклы, и мягкие зверушки, и красивые лампочки. На стенах феи плясали под радугами или в тени цветущих деревьев.
А на потолке Ева увидела мерцающие звезды.
И под этими звездами, склонившись над пеленальным столиком, напевая хрипловатым голосом, которому рукоплескали миллионы, стояла Мэвис. А на столике извивался младенец.
– Нет больше какашечек, Белла Ева. У тебя самые красивые какашечки, но сейчас твоя попочка вся чистенькая, просто сияет. Моя чудная, моя сладкая Белль. Мамочка любит свою хорошенькую Белларину.
Теперь она подняла девочку, наряженную в бледно-розовое платьице с оборками. Мягкие темные волосики на макушке у девочки были перехвачены бантиком, похожим на цветок.
Мэвис качала малютку и сама покачивалась в такт собственному пению. Потом она повернулась кругом.
И увидела Еву.
Ее лицо, озаренное материнской любовью, вспыхнуло от радости. Ева поняла, что сглупила. Все, кто твердил ей, что надо навестить Мэвис, были правы. Ей следовало прийти сюда раньше.
– Какашечки? – переспросила Ева. – Ты теперь дерьмо какашечками называешь?
– Даллас! – Мэвис бросилась к ней. Держа дочку одной рукой, другой она обняла Еву. От нее пахло лосьоном и детской присыпкой.
– Я не слышала, как ты вошла.
– Я только что пришла. – Ради Мэвис Ева сделала над собой усилие и взглянула на малышку. Оказалось, что это не так уж и страшно. – Она выросла, – заметила Ева. – Кажется, стала больше похожа…
Мэвис выгнула черную бровь.
– Ты хотела сказать: «похожа на человека».
– Ну да. Это чистая правда. Похожа и на тебя, и на Леонардо. Как ты себя чувствуешь?
– Устала, счастлива, на седьмом небе, то и дело плачу. Хочешь ее подержать?
– Нет.
– Ну хоть минуточку, – принялась уговаривать подругу Мэвис. – Можешь засечь время.
– А вдруг я ее сломаю?
– Не сломаешь. Если боишься, сначала сядь.
Деться Еве было некуда. Она с опаской покосилась на радужное кресло и предпочла ему обычную качалку неоново-розового цвета. Ей пришлось напрячься, когда Мэвис наклонилась и положила ей на руки малышку.
«Слава богу, хоть без какашечек», – подумала Ева и взглянула на Белль. Белль тоже посмотрела на нее.
– Не нравится мне, как она на меня глядит. Как будто что-то замышляет.
– Просто пытается понять, что ты собой представляешь.
В эту минуту в детскую вошел Леонардо с напитками. Мэвис увидела его и просияла.
Он был огромен, как гигантская секвойя. Мэвис рядом с ним казалась крошкой. Маленький сгусток энергии со стоящими дыбом волосами – на данный момент ярко-абрикосового цвета. На ней была пижама с лягушками, прыгающими по штанинам, и большой лягушкой в короне на груди, на ее мягких зеленых тапочках тоже красовались ухмыляющиеся лягушки.
– Можешь ее покачать, – предложила Мэвис.
– Нет уж, спасибо. Я с места не сдвинусь. Вдруг что случится?
В этот самый миг Белль оттопырила нижнюю губку, сморщила свое хорошенькое личико и испустила душераздирающий вопль.
– Все, время вышло, – решительно заявила Ева. – Забери ее, Мэвис.
– Да она просто проголодалась. Я как раз собиралась ее покормить, но сперва ее надо было перепеленать.
Ева вздохнула с облегчением, когда Мэвис забрала девочку и уселась в тронное кресло. Потом, к вящему изумлению Евы, Мэвис дернула царевну-лягушку у себя на груди. Рубашка раскрылась, обнажив грудь, и Белль тут же присосалась к ней, как пиявка.
– Обалдеть!
– Давай, моя маленькая. Кушай, кушай. Мамин молочный поезд прибыл на станцию.
– Здорово вы обе навострились это делать.
– Мы – потрясающая команда. Леонардо, ты не против, если мы побеседуем с глазу на глаз? Между нами, девочками.
– Конечно, нет. – Но сначала он наклонился, поцеловал жену и дочь. – Мои красавицы. Мои ангелочки. Если что понадобится, я буду у себя в студии.
Он закрепил стакан с чем-то пенным в держателе кресла-качалки, потом протянул Еве бокал вина.
В наступившей тишине Ева отчетливо различала вампирское причмокивание.
– Итак… – Мэвис покачивалась в кресле, пока малышка высасывала молоко. – Почему до меня до сих пор не дошли новости о гребаной блондинке, всплывшей лицом вниз в Ист-Ривер?
Ева подняла свой бокал и тут же поставила его на стол. И сделала то, что ей хотелось сделать с самого утра. Расплакалась, как младенец.
– Прости. Прости. – Когда ей удалось немного овладеть собой, она вытерла слезы. – Я весь день носила это в себе.
На щеках у Мэвис блестели слезы сочувствия, что не помешало ей деловито переложить Белль ко второй груди.
– Мне не стоило приходить сюда в таком состоянии, – продолжала Ева. – Может, из-за меня у тебя молоко скиснет или еще что-нибудь в этом роде.
– У меня первоклассное молоко. Объясни мне, что происходит.
– Я не знаю. Просто не знаю. Он… она… Ну их к черту, Мэвис. Ну их к черту.
– Ты же не хочешь мне сказать, что Рорк с ней спит? Потому что я все равно не поверю. Это просто НМБ – не может быть. Он не такой человек. У всех парней есть ген, отвечающий за вставание, на то они и парни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
– Я так рад тебя видеть! – Эти огромные ручищи удивительно нежно и бережно принялись растирать ей спину. – Мэвис как раз перепеленывает Белль. Входи. – Он обхватил широкими ладонями ее лицо и поцеловал. – Выпьешь вина?
Ева хотела было отказаться. Вино на пустой желудок… Да еще после пережитого стресса… Потом она пожала плечами. К черту все!
– Было бы здорово.
Леонардо взял ее пальто и – благослови его господь! – не спросил, как она себя чувствует и почему Рорка не видно.
– Иди загляни пока к Мэвис и Белль. А я принесу тебе вина.
– Куда? Куда заглянуть?
– В детскую.
Леонардо расплылся в улыбке. У него было широкое лицо цвета начищенной бронзы. Домашней одеждой ему служили ярко-синие штаны шириной со штат Юта и белоснежный тонкий свитер.
Ева замешкалась. Она все еще не знала, где детская.
– Ну что же ты? Направо через арку, потом налево. Мэвис будет в восторге.
Квартира совершенно преобразилась. Ева уже сама не верила, что жила здесь сравнительно недавно. Все кругом стало таким ярким, что у нее голова закружилась. Но обстановка показалась ей жизнерадостной. Вещей было столько, что она не смогла все толком разглядеть. Но она почувствовала, что здесь живут счастливые люди.
Она прошла в арку, оформленную, видимо, в марокканском стиле, и повернула налево, в детскую. Ей сразу вспомнилась бело-розовая, вся в оборочках, спальня Рэйлин Страффо. Здесь тоже присутствовал розовый цвет. И немного белого. А еще синий, желтый, зеленый, пурпурный. Отдельные пятна и полосы. Реки и озера. Всего понемногу.
Радуга Мэвис.
Колыбелька всех цветов радуги, как и кресло-качалка, которое Ева подарила Мэвис в день смотрин детского приданого. Тут были и куклы, и мягкие зверушки, и красивые лампочки. На стенах феи плясали под радугами или в тени цветущих деревьев.
А на потолке Ева увидела мерцающие звезды.
И под этими звездами, склонившись над пеленальным столиком, напевая хрипловатым голосом, которому рукоплескали миллионы, стояла Мэвис. А на столике извивался младенец.
– Нет больше какашечек, Белла Ева. У тебя самые красивые какашечки, но сейчас твоя попочка вся чистенькая, просто сияет. Моя чудная, моя сладкая Белль. Мамочка любит свою хорошенькую Белларину.
Теперь она подняла девочку, наряженную в бледно-розовое платьице с оборками. Мягкие темные волосики на макушке у девочки были перехвачены бантиком, похожим на цветок.
Мэвис качала малютку и сама покачивалась в такт собственному пению. Потом она повернулась кругом.
И увидела Еву.
Ее лицо, озаренное материнской любовью, вспыхнуло от радости. Ева поняла, что сглупила. Все, кто твердил ей, что надо навестить Мэвис, были правы. Ей следовало прийти сюда раньше.
– Какашечки? – переспросила Ева. – Ты теперь дерьмо какашечками называешь?
– Даллас! – Мэвис бросилась к ней. Держа дочку одной рукой, другой она обняла Еву. От нее пахло лосьоном и детской присыпкой.
– Я не слышала, как ты вошла.
– Я только что пришла. – Ради Мэвис Ева сделала над собой усилие и взглянула на малышку. Оказалось, что это не так уж и страшно. – Она выросла, – заметила Ева. – Кажется, стала больше похожа…
Мэвис выгнула черную бровь.
– Ты хотела сказать: «похожа на человека».
– Ну да. Это чистая правда. Похожа и на тебя, и на Леонардо. Как ты себя чувствуешь?
– Устала, счастлива, на седьмом небе, то и дело плачу. Хочешь ее подержать?
– Нет.
– Ну хоть минуточку, – принялась уговаривать подругу Мэвис. – Можешь засечь время.
– А вдруг я ее сломаю?
– Не сломаешь. Если боишься, сначала сядь.
Деться Еве было некуда. Она с опаской покосилась на радужное кресло и предпочла ему обычную качалку неоново-розового цвета. Ей пришлось напрячься, когда Мэвис наклонилась и положила ей на руки малышку.
«Слава богу, хоть без какашечек», – подумала Ева и взглянула на Белль. Белль тоже посмотрела на нее.
– Не нравится мне, как она на меня глядит. Как будто что-то замышляет.
– Просто пытается понять, что ты собой представляешь.
В эту минуту в детскую вошел Леонардо с напитками. Мэвис увидела его и просияла.
Он был огромен, как гигантская секвойя. Мэвис рядом с ним казалась крошкой. Маленький сгусток энергии со стоящими дыбом волосами – на данный момент ярко-абрикосового цвета. На ней была пижама с лягушками, прыгающими по штанинам, и большой лягушкой в короне на груди, на ее мягких зеленых тапочках тоже красовались ухмыляющиеся лягушки.
– Можешь ее покачать, – предложила Мэвис.
– Нет уж, спасибо. Я с места не сдвинусь. Вдруг что случится?
В этот самый миг Белль оттопырила нижнюю губку, сморщила свое хорошенькое личико и испустила душераздирающий вопль.
– Все, время вышло, – решительно заявила Ева. – Забери ее, Мэвис.
– Да она просто проголодалась. Я как раз собиралась ее покормить, но сперва ее надо было перепеленать.
Ева вздохнула с облегчением, когда Мэвис забрала девочку и уселась в тронное кресло. Потом, к вящему изумлению Евы, Мэвис дернула царевну-лягушку у себя на груди. Рубашка раскрылась, обнажив грудь, и Белль тут же присосалась к ней, как пиявка.
– Обалдеть!
– Давай, моя маленькая. Кушай, кушай. Мамин молочный поезд прибыл на станцию.
– Здорово вы обе навострились это делать.
– Мы – потрясающая команда. Леонардо, ты не против, если мы побеседуем с глазу на глаз? Между нами, девочками.
– Конечно, нет. – Но сначала он наклонился, поцеловал жену и дочь. – Мои красавицы. Мои ангелочки. Если что понадобится, я буду у себя в студии.
Он закрепил стакан с чем-то пенным в держателе кресла-качалки, потом протянул Еве бокал вина.
В наступившей тишине Ева отчетливо различала вампирское причмокивание.
– Итак… – Мэвис покачивалась в кресле, пока малышка высасывала молоко. – Почему до меня до сих пор не дошли новости о гребаной блондинке, всплывшей лицом вниз в Ист-Ривер?
Ева подняла свой бокал и тут же поставила его на стол. И сделала то, что ей хотелось сделать с самого утра. Расплакалась, как младенец.
– Прости. Прости. – Когда ей удалось немного овладеть собой, она вытерла слезы. – Я весь день носила это в себе.
На щеках у Мэвис блестели слезы сочувствия, что не помешало ей деловито переложить Белль ко второй груди.
– Мне не стоило приходить сюда в таком состоянии, – продолжала Ева. – Может, из-за меня у тебя молоко скиснет или еще что-нибудь в этом роде.
– У меня первоклассное молоко. Объясни мне, что происходит.
– Я не знаю. Просто не знаю. Он… она… Ну их к черту, Мэвис. Ну их к черту.
– Ты же не хочешь мне сказать, что Рорк с ней спит? Потому что я все равно не поверю. Это просто НМБ – не может быть. Он не такой человек. У всех парней есть ген, отвечающий за вставание, на то они и парни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103