– Го-го-го!… – закричали из-за сдвинутых столиков. – Герберт вернулся. Давай сюда, старина! Иди к нам!
Эсэсовец сделал несколько неуверенных шагов к товарищам, как вдруг его внимание привлекли два солдата за столиком у стены.
– Тыловая сволочь! – погрозил солдатам кулаком. Остановился, покачался несколько секунд. Ульман был уверен, что эсэсовец упадет, но он каким-то чудом сохранил равновесие. – Т-тыловая сволочь, – повторил и тут же ударил себя в грудь, выкрикивая: – А я иду на фронт!
Один из солдат скосил на эсэсовца глаза, другой продолжал сидеть, положив голову на руки и покачиваясь.
– Хайль Гитлер! – эсэсовец вскинул руку и придвинулся к самому столику. – Вы слышали, я иду на фронт! Воевать с русскими!
В баре воцарилась тишина – запахло дебошем, все притихли выжидая.
Солдат, который покачивался, поднял голову. Ульман увидел широко сидящие глаза, ровный нос и пухлые детские губы.
– Неужели? – лицо юноши скривилось в иронической улыбке. – И на какой фронт собирается доблестный ротенфюрер?
– Мы будем бить большевиков! – заревел эсэсовец. – Мы будем бить их всюду, где только встретим!
– У ротенфюрера уже есть опыт? На каком участке фронта вы воевали? Под Москвой, Сталинградом или, может, под Варшавой?
Эсэсовец засучил рукав, помахал здоровенным кулаком:
– Вот мой опыт! Клянусь честью, эта рука не знала усталости!
– А-а… – протянул солдат, – мы воевали, так сказать… Но теперь вам придется иметь дело с другим противником. Думаю, что он тоже будет вооружен…
– Мне наплевать на то, что ты думаешь! – Ротенфюрер стукнул кулаком по столу так, что подскочили кружки. – Наша часть стояла в Италии, и мы уже встречались с врагом…
– Прекрасные места! – издевательски усмехнулся юноша. – Средиземное море, пляжи, красивые девушки и для развлечения иногда небольшая перестрелка. Говорят, схватки с врагом там прописываются врачами для общего возбуждения организма!
– Щенок!… – задохнулся эсэсовец, поднося кулак к самому носу солдата. – Посмей только раз еще гавкнуть, и ты познакомишься вот с этим!
– Я прощаю вам этот пробел в воспитании, ротенфюрер, – засмеялся юноша, – и делаю это лишь потому, что вскоре у вас будет возможность воочию убедиться в своей ошибке. Конечно, если русские в первом же бою не подстрелят вас, как куропатку.
– Что?! – захлебнулся от злости эсэсовец. – Что ты лепечешь?
– Дай ему в рыло, Герберт! – громко посоветовал кто-то из друзей ротенфюрера. – Чтобы не вел провокационных разговоров…
Эсэсовец оперся о край стола, размахнулся. Солдат встал и внезапно толкнул ротенфюрера так, что тот потерял равновесие и, хватая руками воздух, упал на пол.
За столиками эсэсовцев поднялся шум.
– Задержать его, – заорал кто-то, – он ответит перед трибуналом!
Несколько человек метнулись к солдату. Он наклонился, вытащил из-под стола костыли, оперся на них, резким движением отодвинул стул и шагнул навстречу эсэсовцам.
– Берите, что же вы остановились! – выкрикнул насмешливо. – Думаете, я испугаюсь трибунала?
Эсэсовцы отступили. Один из них подошел к юноше, хлопнул его по плечу.
– Так бы сразу и сказал… – пробормотал. – Кто знал, что ты за птица…
Сначала Ульман ничего не понял и, только взглянув на ноги солдата, сообразил, в чем дело: юноша стоял, неестественно выставив вперед ногу, и всем стало ясно, что он опирается на протез. А над карманом мундира поблескивал Железный крест первой степени.
– Я пробыл на Восточном фронте без малого три года, – выдохнул солдат, презрительно глядя на эсэсовцев, – и плевать хотел на пижонов, которые не нюхали настоящего пороха!
– Ха, оказывается, он – свой человек! – ротенфюрер все еще пытался подняться. – Ты – настоящий парень, и давай выпьем!… Хозяин, бутылку шнапса!
Хозяин метнулся за стойку, но солдат, тяжело опираясь на костыли, направился к выходу.
– Он не пьет шнапс, – предупредительно улыбнулся его товарищ. – Видите, ему и так тяжело ходить…
– Фриц, – остановился юноша, – я запрещаю тебе извиняться за меня!
Солдат еще раз виновато улыбнулся и поплелся за другом.
– Черт с ними, – разрядил атмосферу кто-то из эсэсовцев, – без них наша компания только выиграет!
– П-правда, – еле проговорил ротенфюрер. Он наконец поднялся и стоял, опираясь на чье-то плело. – Не всегда Железный крест о чем-то говорит. Мне приходилось расстреливать сволоту, которая имела почему-то награды и повыше.
– Мы уничтожим всех, кто сомневается в нашей победе! Хайль Гитлер! – выкрикнул здоровяк с нашивками унтершарфюрера.
– Хайль! – заорали эсэсовцы.
Перепуганные посетители пивной начали расходиться. Одним из первых выскользнул Фогель. Заметив, что гестаповец пошел за помощником диспетчера, Ульман подморгнул Мартке и вышел из бара.
Мартке догнал его в темном проулке. Фридрих шел, тяжело шаркая ногами по сырому асфальту тротуара. Поднял воротник куртки, руки засунул в карманы. Казалось, пожилой, уставший рабочий, немного подвыпивший, возвращается без особого желания домой, где его ждут сварливая жена, нетопленная комната и стакан давно остывшего кофе.
Несколько минут шли плечо к плечу, не разговаривая, углубившись каждый в свои мысли. Вдруг Ульман остановился, прислушался и, схватив Мартке за руку, потянул в сторону. Они присели за кустами – остатками живой изгороди вокруг разрушенной бомбами виллы, – Ульман прижал палец к губам. Послышались быстрые шаги, мимо прошел человек в надвинутом на лоб картузе. Рабочие узнали своего соседа по пивной.
На перекрестке агент замешкался, оглянулся, но, заслышав далекие шаги, чуть ли не побежал по улице, ведущей к центру поселка.
Ульман тихонько выругался.
– Еще раз предупреждаю, – сказал, покусывая обломанную веточку, – пока они не успокоятся, никаких встреч, Единственно, что нужно сделать, – прижался к Мартке, зашептал на ухо, – завтра поймай Панкау. Его поставили на чехословацкую линию, и на той неделе он идет в рейс. Необходимо повидать пражских товарищей. Дашь ему адрес явки и пароль. Там приготовили для нас листовки. Пусть заберет и пока что подержит у себя.
– Понятно. Больше ничего?
– Все.
Ульман выглянул из-за кустов. Закурили, несколько секунд постояли молча и разошлись по домам.
* * *
Вайганг принимал заместителя шефа местного гестапо штурмбанфюрера СС Густава Эрлера. Они прохаживались по дорожкам сада, в глубине которого стояла трехэтажная вилла.
Группенфюрер любил цветы. Клумбы подходили вплотную к асфальтовой площадке перед домом, где стояли автомобили, цветники тянулись вдоль аллей, а на открытых для солнца местах, всюду, где было хотя бы несколько метров свободной земли, росли кусты роз, огромные махровые георгины, разноцветные астры.
Осень уже коснулась листьев деревьев, но хризантемы, георгины и астры еще цвели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83