Когда вышел на дорогу, был уверен, что никто не видел его. Остановил машину. Угостил шофера сигаретой, и тот довез его почти до центра города. Отсюда до нужной улицы – рукой подать. Правда, от нее осталось только название, ни одного целого дома, груды кирпича, припорошенные снегом, битое стекло да грязь. И ни одного человека, лишь далеко впереди – одинокая женская фигурка.
Горст невольно поежился – показалось, что лучше было бы встретиться в людном уголке города: среди толпы легче затеряться, а здесь все на виду, как на ладони…
Возле руин, из которых торчала искореженная взрывом колонна, постоял. Собрался уже было пройти намного вперед, чтобы не торчать на одном месте, как увидел справа от себя человека в военной шинели. Выглядывает из-за стены и подает ему знаки.
Ульман перелез через кучу битого кирпича, перепрыгнул глубокую яму. За полуразрушенной стеной прятался Штеккер.
Фельдфебель вряд ли рискнул бы встретиться с Горстом, но тот позвонил ему через несколько дней после разговора Штеккера с Ветровым, разговора, который и решил дальнейшую судьбу парня. Раз, а то и два раза в неделю Штеккер пробирался через руины в подвал, где ждал его Юрий. Фельдфебель приносил небольшой листочек бумаги, умещавшийся в мундштуке.
Информация о передвижении воинских частей через железнодорожный узел передавалась дальше по каналам, известным лишь Ветрову. Собственно, это и не интересовало Штеккера – он знал, что уже через день-два его сообщение расшифруют в Москве.
Ветров считал, что лучше видеться со Штеккером, чем вынимать записки из тайника. Во время одной из таких бесед Юрий и посетовал на нехватку людей. Сейчас, когда советские войска подошли к границам рейха, следовало активизировать деятельность группы, а надежных товарищей не хватает.
Поэтому Штеккер и назначил юноше свидание.
Они постояли, притаившись за стеной. Только Горст собрался высказать свою просьбу, как Штеккер взял его за руку и потянул за собой. В хаосе битого кирпича и покореженного железобетона фельдфебель нашел узкую щель и, пригнувшись, нырнул туда.
– Ну, какое же у тебя неотложное дело? – спросил, устраиваясь на доске.
Горст не сел рядом. Все кипело в нем, он напоминал жеребенка, которого только что вывели из конюшни: переступал с ноги на ногу и сопел.
– Я уже не могу так больше, дядя Петер! – кинулся сразу в наступление. – Стоять в стороне, когда наступил решительный час! Наконец я имею право на месть! Мы запрятались, как мыши в подвал, и чего-то выжидаем. Отец это понимал и хотя погиб, во не зря.
– Постой, постой, – остановил его Штеккер. – На отца не кивай. Он бы семь раз отмерил, прежде чем отрезать. А ты сразу – бултых в воду! А может, там омут… Осмотреться надо.
– Я уже осмотрелся. И не думайте, что горячусь. Я почему к вам? В поселке я связан по рукам и ногам. Что бы ни случилось там – на кого подозрение? На сына Ульмана. Ничего не значит, что за мной сейчас не следят. Может, они специально хотят усыпить мою бдительность? Видите, я все продумал – понимаю что к чему, А сидеть сложа руки я не могу. Вы должны это понять!
Выпалив все это единым духом, Горст вдруг замолчал.
– Вы меня извините, дядя Петер. Я, может, что-нибудь не так… – сказал Горст, сконфузясь.
– Есть немного. – Даже не видя лица Штеккера, Горст понял, что тот улыбается. – Но я понимаю тебя.
– Беспокойно мне, – признался юноша. – Сдерживаю себя, а душа бунтует.
– О-о, парень! – прервал его фельдфебель. – Это хорошо, если бунтует. Было бы значительно хуже, если бы стал равнодушным.
– Вот-вот, – обрадовался Горст. – Я знал – вы поймете меня и что-нибудь посоветуете.
– Понять легче, – задумчиво произнес Штеккер, – а посоветовать…
– Дядя! Подумайте, прежде нам отказывать!
– А я не собираюсь отказывать, глупыш. Но все это так нежданно-негаданно… Пристроил бы я тебя, однако же… – задумался. Внезапно спросил совсем другим тоном: – Стрелять можешь?
– Вы, дядя Петер, странный человек, – с облегчением засмеялся Горст. – Конечно, для армии я не гожусь, но в случае необходимости… У меня же пет пальцев только на левой… Давайте автомат, увидите!
Ульман представил, как держит оружие в руках, – даже ладонь вспотела… Запрыгал автомат в руках, застрочил, веером рассыпая пули… Зубам стало больно – так стиснул их. Выдохнул со злостью еще раз:
– И увидите!…
Штеккер спросил:
– Придется перейти на нелегальное положение. Сможешь?
– А документы?…
– Будут.
– Смогу.
– А мать?
– Вы же знаете ее! А поможет ей Зайберт.
– Парень, с которым ты подружился?
– Он живет у нас.
– Фридрих говорил о нем.
– Настроен против наци и хочет бороться.
– Теперь многие протрезвели…
– Он не из тех, кто приспосабливается. Честный и с убеждениями.
– Инвалид?
– Ходит на протезе.
– Жаль, – вздохнул Штеккер. – Хорошие люди всегда очень нужны.
– Вернер заманит меня в поселке.
– Ы это дело, – согласился фельдфебель. – Теперь вот что. Мне с тобой встречаться неудобно. Придешь сюда завтра в три. Тебя будут ждать. Скажешь: «Заблудился в руинах, не могу найти выхода». Ответят тебе: «Поверните налево, две ступеньки вниз…»
– Две ступеньки вниз… – про себя повторил Горст, – А с кем встречусь?
– Это, брат, челове-ек! – с уважением сказал Штеккер.
– Он взорвал завод?
– Много хочешь знать…
Горст засмеялся счастливо:
– Я понял вас, дядя. Не пожалеете, что рекомендовали меня!
– А если бы не был уверен, не рекомендовал бы, – буркнул Штеккер. – Теперь давай вперед, а я следом…
Когда Горст вернулся домой, уже смеркалось. Вернер лежал на диване, не включая света. Весь день нервничал и вздохнул облегченно, услыхав шаги Горста в прихожей.
Ульман включил свет, и Вернер встал – взъерошенный, с мрачным лицом.
– Ты чего? – встревожился Горст. – Заболел?
– Да, кажется, нет… – потер щеки Вернер. – Волновался за тебя.
– За меня нечего волноваться, – ответил Горст, Скинул шинель, лег на тахте. – Устал я.
Зайберт молча ожидал. Ульман потянулся так, что захрустели кости, счастливо засмеялся.
– Удача! – сказал восторженно. – Неимоверная удача!
– Не хочешь говорить, не говори, – обиженно запыхтел Зайберт. – Нечего обиняками…
– Чудак ты! – воскликнул Горст. – Нет у меня от тебя секретов.
– Отчего же, – решил подзадорить его Зайберт, – могут и быть. Дело такое…
– Иди-ка сюда, – хлопнул рукой по тахте Горст, – И дай сигарету.
Закурили.
– Завтра у меня решающий день1 – Горст придвинулся к Зайберту – не мог не поделиться радостью. – Назначена встреча с одним человеком… Мы еще покажем, Вернер!
– Мы – не то слово, – ответил тот с грустью.
– Что поделаашь, и у меня еще могут быть осложнения… – поднял искалеченную руку Горст. – Но, думаю, обойдется. – Подставил ладонь, словно положил на нее автомат, – Стрелять можно…
– Неужели?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Горст невольно поежился – показалось, что лучше было бы встретиться в людном уголке города: среди толпы легче затеряться, а здесь все на виду, как на ладони…
Возле руин, из которых торчала искореженная взрывом колонна, постоял. Собрался уже было пройти намного вперед, чтобы не торчать на одном месте, как увидел справа от себя человека в военной шинели. Выглядывает из-за стены и подает ему знаки.
Ульман перелез через кучу битого кирпича, перепрыгнул глубокую яму. За полуразрушенной стеной прятался Штеккер.
Фельдфебель вряд ли рискнул бы встретиться с Горстом, но тот позвонил ему через несколько дней после разговора Штеккера с Ветровым, разговора, который и решил дальнейшую судьбу парня. Раз, а то и два раза в неделю Штеккер пробирался через руины в подвал, где ждал его Юрий. Фельдфебель приносил небольшой листочек бумаги, умещавшийся в мундштуке.
Информация о передвижении воинских частей через железнодорожный узел передавалась дальше по каналам, известным лишь Ветрову. Собственно, это и не интересовало Штеккера – он знал, что уже через день-два его сообщение расшифруют в Москве.
Ветров считал, что лучше видеться со Штеккером, чем вынимать записки из тайника. Во время одной из таких бесед Юрий и посетовал на нехватку людей. Сейчас, когда советские войска подошли к границам рейха, следовало активизировать деятельность группы, а надежных товарищей не хватает.
Поэтому Штеккер и назначил юноше свидание.
Они постояли, притаившись за стеной. Только Горст собрался высказать свою просьбу, как Штеккер взял его за руку и потянул за собой. В хаосе битого кирпича и покореженного железобетона фельдфебель нашел узкую щель и, пригнувшись, нырнул туда.
– Ну, какое же у тебя неотложное дело? – спросил, устраиваясь на доске.
Горст не сел рядом. Все кипело в нем, он напоминал жеребенка, которого только что вывели из конюшни: переступал с ноги на ногу и сопел.
– Я уже не могу так больше, дядя Петер! – кинулся сразу в наступление. – Стоять в стороне, когда наступил решительный час! Наконец я имею право на месть! Мы запрятались, как мыши в подвал, и чего-то выжидаем. Отец это понимал и хотя погиб, во не зря.
– Постой, постой, – остановил его Штеккер. – На отца не кивай. Он бы семь раз отмерил, прежде чем отрезать. А ты сразу – бултых в воду! А может, там омут… Осмотреться надо.
– Я уже осмотрелся. И не думайте, что горячусь. Я почему к вам? В поселке я связан по рукам и ногам. Что бы ни случилось там – на кого подозрение? На сына Ульмана. Ничего не значит, что за мной сейчас не следят. Может, они специально хотят усыпить мою бдительность? Видите, я все продумал – понимаю что к чему, А сидеть сложа руки я не могу. Вы должны это понять!
Выпалив все это единым духом, Горст вдруг замолчал.
– Вы меня извините, дядя Петер. Я, может, что-нибудь не так… – сказал Горст, сконфузясь.
– Есть немного. – Даже не видя лица Штеккера, Горст понял, что тот улыбается. – Но я понимаю тебя.
– Беспокойно мне, – признался юноша. – Сдерживаю себя, а душа бунтует.
– О-о, парень! – прервал его фельдфебель. – Это хорошо, если бунтует. Было бы значительно хуже, если бы стал равнодушным.
– Вот-вот, – обрадовался Горст. – Я знал – вы поймете меня и что-нибудь посоветуете.
– Понять легче, – задумчиво произнес Штеккер, – а посоветовать…
– Дядя! Подумайте, прежде нам отказывать!
– А я не собираюсь отказывать, глупыш. Но все это так нежданно-негаданно… Пристроил бы я тебя, однако же… – задумался. Внезапно спросил совсем другим тоном: – Стрелять можешь?
– Вы, дядя Петер, странный человек, – с облегчением засмеялся Горст. – Конечно, для армии я не гожусь, но в случае необходимости… У меня же пет пальцев только на левой… Давайте автомат, увидите!
Ульман представил, как держит оружие в руках, – даже ладонь вспотела… Запрыгал автомат в руках, застрочил, веером рассыпая пули… Зубам стало больно – так стиснул их. Выдохнул со злостью еще раз:
– И увидите!…
Штеккер спросил:
– Придется перейти на нелегальное положение. Сможешь?
– А документы?…
– Будут.
– Смогу.
– А мать?
– Вы же знаете ее! А поможет ей Зайберт.
– Парень, с которым ты подружился?
– Он живет у нас.
– Фридрих говорил о нем.
– Настроен против наци и хочет бороться.
– Теперь многие протрезвели…
– Он не из тех, кто приспосабливается. Честный и с убеждениями.
– Инвалид?
– Ходит на протезе.
– Жаль, – вздохнул Штеккер. – Хорошие люди всегда очень нужны.
– Вернер заманит меня в поселке.
– Ы это дело, – согласился фельдфебель. – Теперь вот что. Мне с тобой встречаться неудобно. Придешь сюда завтра в три. Тебя будут ждать. Скажешь: «Заблудился в руинах, не могу найти выхода». Ответят тебе: «Поверните налево, две ступеньки вниз…»
– Две ступеньки вниз… – про себя повторил Горст, – А с кем встречусь?
– Это, брат, челове-ек! – с уважением сказал Штеккер.
– Он взорвал завод?
– Много хочешь знать…
Горст засмеялся счастливо:
– Я понял вас, дядя. Не пожалеете, что рекомендовали меня!
– А если бы не был уверен, не рекомендовал бы, – буркнул Штеккер. – Теперь давай вперед, а я следом…
Когда Горст вернулся домой, уже смеркалось. Вернер лежал на диване, не включая света. Весь день нервничал и вздохнул облегченно, услыхав шаги Горста в прихожей.
Ульман включил свет, и Вернер встал – взъерошенный, с мрачным лицом.
– Ты чего? – встревожился Горст. – Заболел?
– Да, кажется, нет… – потер щеки Вернер. – Волновался за тебя.
– За меня нечего волноваться, – ответил Горст, Скинул шинель, лег на тахте. – Устал я.
Зайберт молча ожидал. Ульман потянулся так, что захрустели кости, счастливо засмеялся.
– Удача! – сказал восторженно. – Неимоверная удача!
– Не хочешь говорить, не говори, – обиженно запыхтел Зайберт. – Нечего обиняками…
– Чудак ты! – воскликнул Горст. – Нет у меня от тебя секретов.
– Отчего же, – решил подзадорить его Зайберт, – могут и быть. Дело такое…
– Иди-ка сюда, – хлопнул рукой по тахте Горст, – И дай сигарету.
Закурили.
– Завтра у меня решающий день1 – Горст придвинулся к Зайберту – не мог не поделиться радостью. – Назначена встреча с одним человеком… Мы еще покажем, Вернер!
– Мы – не то слово, – ответил тот с грустью.
– Что поделаашь, и у меня еще могут быть осложнения… – поднял искалеченную руку Горст. – Но, думаю, обойдется. – Подставил ладонь, словно положил на нее автомат, – Стрелять можно…
– Неужели?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83