Даже этот скудный золотой луч оживил людей, они зашагали бодрее. Глядя на свое воинство. Селезень с укором думал:
«Гляди, чего доброго, до Утки доберемся, а там и начнется! Им-то ничего, в случае неудачи перебегут, а нам, приказчикам, ох, и худо будет!»
Словно в ответ на его мрачные думки из-за пелены снега выскочил конник. В нем приказчик узнал служителя Невьянского завода.
Да куда вы на погибель идете! Утка сегодня окружена злодеями: ни проезду туда, ни проходу! — закричал он Селезню.
— Да ты-то сам в Утке был? — для очищения совести спросил приказчик.
— В том-то и дело, что не добрался до заводишка! — растерянно отозвался служитель. — Такая пальба кругом, не приведи господь! Еле ноги унес!
Приказчик стал совещаться с дружинниками.
— Братцы, идтить надо! — заговорил он тихим, вкрадчивым голосом. — Но и то иметь надо в виду, что вооружены мы плохо.
— За пушкой надо слать, тогда и дальше тронемся! — согласились дружинники, надеясь на проволочку.
— Быть по-вашему! — сказал приказчик. — А пока, братцы, разжигай костры, обогревайся, да подкрепиться время!..
Под падающей пеленой густого снега жарким пламенем запылали костры. Посиневшие вояки отогревались, жевали черствый хлеб…
Прошел час-другой. На огонек набежал на бойком коньке верховой татарин.
— Ты куда, бритая башка, прешь? — сердито окрикнул его Селезень.
— Мой в Тагил скачет! Дело есть! — обнажая ряд красивых белых зубов, улыбаясь, ответил татарин.
— Небось из Утки убег! Что там, пугачевские взяли завод? — допытывался приказчик.
— Аллах! Кто сказал тебе это? — изумился татарин. — Белобородов мал-мало в сторону ушел, и в Утка дорога совсем свободна. Езжай прямо, ходи прямо, никто не тронет!
— Да что ты врешь! — рассердился Селезень. — Тут только человек сказывал другое. Эй, зови невьянца! Где он?
Кинулись искать первого вестника, а его и след простыл. Отогрелся, поел и втихомолку убрался восвояси.
— Вот леший! Вот старый пакостник! — разбушевался приказчик. — Наговорил страхов, а сам в бега! — Теперь он примиренно посмотрел на татарина. — Скажи, милый, ты не врешь?
— Зачем врать! Мой честны человек! Аллах!
— Ну, коли так, братцы, надо идти! Ни там, ни тут, а в голом поле страшнее! Наскочат и порубят всех!
Селезень и в самом деле решил торопиться в Утку, чтобы отсидеться там за крепкими заплотами.
Поздно вечером, когда густо засинели сумерки, нижнетагильцы вошли в Утку, и Селезень поторопился к сержанту Курлову.
Сержант встретил приказчика сдержанно. Холодным, суровым взглядом он пронзил Селезня и покачал головой:
— Что же это вы, демидовский подначальный — и так плохо радеете о заводе своего господина?
Приказчик молча сглотнул обиду и ничего не ответил Курлову.
— Ну, да что теперь, не до попреков! — строго сказал сержант. — Подходит супостат, и завтра, по всему видать, придется драться!
— Как драться? — побледнел Селезень.
— Известно, как драться, не на живот, а на смерть! — спокойно ответил Курлов. — Нас немного, поэтому, может, и придется лечь костьми. Такова наша солдатская доля!
От волнения во рту у Селезня пересохло: никак не ожидал он такой скорой развязки…
Глухой ночью в Утку возвратилась посланная Курловым разведка и донесла, что дорога с Шайтанского завода на Уткинский полностью занята отрядами и пикетами Белобородова. И, что больше всего удивило разведчиков, у повстанцев оказалась артиллерия.
— Ну что ж, будем отбиваться, — спокойно ответил сержант и приказал разведчикам: — Теперь, братцы, идите по местам. Пришло времечко, когда каждый человек дорог!
Он обрядился в полушубок, прицепил на ремень шпагу и поторопился к заплотам. Длинный, худой, с посеревшим от бессонницы лицом, он, как журавль, вышагивал вдоль вала и подбодрял солдат. Перед рассветом он долго пробыл у пушек, сам внимательно проверил их, тихо наставляя бомбардиров.
Стояла глубокая предутренняя тишина, и Селезню так сладко спалось. Вдруг, нарушая безмолвие, в ближнем перелеске рявкнуло орудие, и просвистевшее над заплотами ядро упало на заводском дворе. От грохота приказчик проснулся, со страхом сорвался с постели и подбежал к оконцу. Что-то ослепительно яркое снова разорвало тьму, озарило синеватую пелену снега, и опять где-то неподалеку ударило. Минуту спустя весь воздух заколебался от гула орудийной пальбы.
«Вот когда началось!» — трусливо подумал Селезень, прислушиваясь к гомону и крикам за окном, быстро оделся и побежал на конюшню. Он нырнул в полураспахнутые ворота; в лицо ударил парной едкий запах стойла. Несмотря на канонаду, его мохнатый башкирский конек мерно хрупал сено и время от времени перебирал копытами. Он кротко поглядел на хозяина. Селезень ласково огладил своего бегунка, с минуту постоял подле него в раздумье и полез в ясли. Из-под вороха слежалого сена приказчик вытащил рваный зипун и старую шапку и стал примерять их.
— Ты что же это, или сбежать вздумал? — раздался вдруг рядом насмешливый голос.
Селезень вздрогнул, поднял глаза — перед ним стоял строгий, с потемневшими глазами сержант Курлов.
— Да нет! — поспешил отказаться приказчик. — Ну, с чего это ты взял? Примеряю справу. Хорошее жалко, в драке изорвешь!
— А, вот оно что! — протяжно сказал сержант, и в голосе послышалась нотка недоверия. Он положил руку на плечо Селезня и сурово сказал: — Диковинный ты человек! Идет битва, как бы голове уцелеть, а ты о тряпье думаешь. Ну, брат, иди, торопись, веди своих к заплоту. Отбиваться надо! — Он круто повернулся и пошел из конюшни.
«Вот леший, как неслышно подобрался!» — выругался Селезень и нехотя пошел поднимать дружинников.
Приказчик и не догадывался, что сержант приходил в конюшню вовсе не затем, чтобы уличить его в преступных замыслах. Курлов выбрал быстрого иноходца и послал на нем верного гонца с письмом в Нижний Тагил. «Мы теперь в огне, — писал начальник правительственного отряда, упрекая нижнетагильскую контору в бездействии. — Что вы, батюшка, делаете, я не знаю, пожалуйте народом подкрепите. Худо наше дело…»
Весь день продолжались ожесточенные схватки с противником. Селезень как залег со своими дружинниками у заплотов, так и нос боялся высунуть. Совсем неподалеку вражье ядро с грохотом ударило в заплот, разнесло в щепы добрые толстые кряжи и как ветром сдуло трех мужиков.
Вытаращив от испуга черные глаза, Селезень присел на карачки и закрестился:
— Свят, свят, с нами крестная сила!
Ему казалось, что все кругом объято огнем и с грохотом рушится, а на самом деле, когда он поднял голову, то увидел в проломе широкое снежное поле. По нему быстро двигались солдатские ряды, впереди которых со шпагой в руке напористо шел сержант Курлов. Из солдатских глоток с рокотом неслось раскатистое «ура».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148
«Гляди, чего доброго, до Утки доберемся, а там и начнется! Им-то ничего, в случае неудачи перебегут, а нам, приказчикам, ох, и худо будет!»
Словно в ответ на его мрачные думки из-за пелены снега выскочил конник. В нем приказчик узнал служителя Невьянского завода.
Да куда вы на погибель идете! Утка сегодня окружена злодеями: ни проезду туда, ни проходу! — закричал он Селезню.
— Да ты-то сам в Утке был? — для очищения совести спросил приказчик.
— В том-то и дело, что не добрался до заводишка! — растерянно отозвался служитель. — Такая пальба кругом, не приведи господь! Еле ноги унес!
Приказчик стал совещаться с дружинниками.
— Братцы, идтить надо! — заговорил он тихим, вкрадчивым голосом. — Но и то иметь надо в виду, что вооружены мы плохо.
— За пушкой надо слать, тогда и дальше тронемся! — согласились дружинники, надеясь на проволочку.
— Быть по-вашему! — сказал приказчик. — А пока, братцы, разжигай костры, обогревайся, да подкрепиться время!..
Под падающей пеленой густого снега жарким пламенем запылали костры. Посиневшие вояки отогревались, жевали черствый хлеб…
Прошел час-другой. На огонек набежал на бойком коньке верховой татарин.
— Ты куда, бритая башка, прешь? — сердито окрикнул его Селезень.
— Мой в Тагил скачет! Дело есть! — обнажая ряд красивых белых зубов, улыбаясь, ответил татарин.
— Небось из Утки убег! Что там, пугачевские взяли завод? — допытывался приказчик.
— Аллах! Кто сказал тебе это? — изумился татарин. — Белобородов мал-мало в сторону ушел, и в Утка дорога совсем свободна. Езжай прямо, ходи прямо, никто не тронет!
— Да что ты врешь! — рассердился Селезень. — Тут только человек сказывал другое. Эй, зови невьянца! Где он?
Кинулись искать первого вестника, а его и след простыл. Отогрелся, поел и втихомолку убрался восвояси.
— Вот леший! Вот старый пакостник! — разбушевался приказчик. — Наговорил страхов, а сам в бега! — Теперь он примиренно посмотрел на татарина. — Скажи, милый, ты не врешь?
— Зачем врать! Мой честны человек! Аллах!
— Ну, коли так, братцы, надо идти! Ни там, ни тут, а в голом поле страшнее! Наскочат и порубят всех!
Селезень и в самом деле решил торопиться в Утку, чтобы отсидеться там за крепкими заплотами.
Поздно вечером, когда густо засинели сумерки, нижнетагильцы вошли в Утку, и Селезень поторопился к сержанту Курлову.
Сержант встретил приказчика сдержанно. Холодным, суровым взглядом он пронзил Селезня и покачал головой:
— Что же это вы, демидовский подначальный — и так плохо радеете о заводе своего господина?
Приказчик молча сглотнул обиду и ничего не ответил Курлову.
— Ну, да что теперь, не до попреков! — строго сказал сержант. — Подходит супостат, и завтра, по всему видать, придется драться!
— Как драться? — побледнел Селезень.
— Известно, как драться, не на живот, а на смерть! — спокойно ответил Курлов. — Нас немного, поэтому, может, и придется лечь костьми. Такова наша солдатская доля!
От волнения во рту у Селезня пересохло: никак не ожидал он такой скорой развязки…
Глухой ночью в Утку возвратилась посланная Курловым разведка и донесла, что дорога с Шайтанского завода на Уткинский полностью занята отрядами и пикетами Белобородова. И, что больше всего удивило разведчиков, у повстанцев оказалась артиллерия.
— Ну что ж, будем отбиваться, — спокойно ответил сержант и приказал разведчикам: — Теперь, братцы, идите по местам. Пришло времечко, когда каждый человек дорог!
Он обрядился в полушубок, прицепил на ремень шпагу и поторопился к заплотам. Длинный, худой, с посеревшим от бессонницы лицом, он, как журавль, вышагивал вдоль вала и подбодрял солдат. Перед рассветом он долго пробыл у пушек, сам внимательно проверил их, тихо наставляя бомбардиров.
Стояла глубокая предутренняя тишина, и Селезню так сладко спалось. Вдруг, нарушая безмолвие, в ближнем перелеске рявкнуло орудие, и просвистевшее над заплотами ядро упало на заводском дворе. От грохота приказчик проснулся, со страхом сорвался с постели и подбежал к оконцу. Что-то ослепительно яркое снова разорвало тьму, озарило синеватую пелену снега, и опять где-то неподалеку ударило. Минуту спустя весь воздух заколебался от гула орудийной пальбы.
«Вот когда началось!» — трусливо подумал Селезень, прислушиваясь к гомону и крикам за окном, быстро оделся и побежал на конюшню. Он нырнул в полураспахнутые ворота; в лицо ударил парной едкий запах стойла. Несмотря на канонаду, его мохнатый башкирский конек мерно хрупал сено и время от времени перебирал копытами. Он кротко поглядел на хозяина. Селезень ласково огладил своего бегунка, с минуту постоял подле него в раздумье и полез в ясли. Из-под вороха слежалого сена приказчик вытащил рваный зипун и старую шапку и стал примерять их.
— Ты что же это, или сбежать вздумал? — раздался вдруг рядом насмешливый голос.
Селезень вздрогнул, поднял глаза — перед ним стоял строгий, с потемневшими глазами сержант Курлов.
— Да нет! — поспешил отказаться приказчик. — Ну, с чего это ты взял? Примеряю справу. Хорошее жалко, в драке изорвешь!
— А, вот оно что! — протяжно сказал сержант, и в голосе послышалась нотка недоверия. Он положил руку на плечо Селезня и сурово сказал: — Диковинный ты человек! Идет битва, как бы голове уцелеть, а ты о тряпье думаешь. Ну, брат, иди, торопись, веди своих к заплоту. Отбиваться надо! — Он круто повернулся и пошел из конюшни.
«Вот леший, как неслышно подобрался!» — выругался Селезень и нехотя пошел поднимать дружинников.
Приказчик и не догадывался, что сержант приходил в конюшню вовсе не затем, чтобы уличить его в преступных замыслах. Курлов выбрал быстрого иноходца и послал на нем верного гонца с письмом в Нижний Тагил. «Мы теперь в огне, — писал начальник правительственного отряда, упрекая нижнетагильскую контору в бездействии. — Что вы, батюшка, делаете, я не знаю, пожалуйте народом подкрепите. Худо наше дело…»
Весь день продолжались ожесточенные схватки с противником. Селезень как залег со своими дружинниками у заплотов, так и нос боялся высунуть. Совсем неподалеку вражье ядро с грохотом ударило в заплот, разнесло в щепы добрые толстые кряжи и как ветром сдуло трех мужиков.
Вытаращив от испуга черные глаза, Селезень присел на карачки и закрестился:
— Свят, свят, с нами крестная сила!
Ему казалось, что все кругом объято огнем и с грохотом рушится, а на самом деле, когда он поднял голову, то увидел в проломе широкое снежное поле. По нему быстро двигались солдатские ряды, впереди которых со шпагой в руке напористо шел сержант Курлов. Из солдатских глоток с рокотом неслось раскатистое «ура».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148