Тайной лесной тропинкой, пользуясь быстро наступившими сумерками, он скрылся в лесной уреме…
6
Разгромив демидовскую оборону на Уткинском заводе, забрав там пятнадцать орудий, Белобородов двинулся на Сылвинский, затем на Илимский заводы. Здесь работные охотно верстались в казачество. Атаман забрал заводскую казну, оставил гарнизоны и пошел на Сысертский завод. Однако здесь уже поджидали его. Заводчик Турчанинов загодя обнес завод рогатками и надолбами, насыпал снежный с хворостом вал и полил его водой. В наиболее опасных местах были поставлены батареи. Заводской попик привел мастеровых к присяге на верность, и заводчик, раздав им оружие, обучил первым воинским артикулам. Сам Турчанинов и вел оборону. Три дня полковник Белобородов со своим тысячным отрядом много раз пытался прорваться в завод, но был с уроном отбит и отступил.
К довершению неудачи положение за эти дни в Екатеринбурге круто изменилось. На помощь городу подоспели правительственные войска и начали преследовать восставших. Бои шли с переменным успехом, но там, где войска брали верх, они жестоко расправлялись с работными, не щадя ни старых, ни малых. Так, отправленный по московской дороге с семьюстами солдатами секунд-майор Фишер ворвался в Шайтанский завод, разгромил повстанцев, отобрал у них пушки, многих казнил лютой смертью, а завод зажег в шести местах. При багровом зареве пожарища он возвратился в Екатеринбург. Обрадованный полковник Василий Бибиков — однофамилец командующего — на другой же день оповестил горожан своим объявлением:
«Вот возмездие за нарушение покоя и измену. Но сие еще начало их ожесточения. Никак и никогда не могут возмутители себя ласкать благоденствием, продолжая зло…»
Полковник смелел, тем более что им была получена радостная весть о том, что к Екатеринбургу двигается сильный отряд майора Гагрина. На самом деле, отряд этот форсированным маршем подходил к Уткинскому заводу, на котором хозяйничал пугачевский подполковник Паргачев.
Белобородов очень удачно подобрал себе расторопного и умного помощника Паргачева, который по своем назначении немедленно организовал защиту завода. По скату холма шел высокий снежный вал, политый водой и хорошо оледеневший. Позади завод прикрывался обширным прудом с крутыми берегами. Далее за этими остроумными фортификациями шли рогатки, прикованные друг к другу толстым полосовым железом, а за ними были поставлены большие туры, набитые снегом. В снежный вал был вморожен частый ельник. При выходах из этой своеобразной крепости установили исправные пушки за рогатками.
Все было готово для встречи майора Гагрина. Но он был так стремителен и быстр в решениях, что смешал все замыслы защитников завода. Прямо с марша, под покровом темной зимней ночи, Гагрин бросился на штурм. Не ожидавшие такого решительного натиска в столь неурочное время повстанцы растерялись и упустили решительный момент. Солдаты майора Гагрина ворвались в крепость и стали крушить защитников…
Прискакавший из Утки конник привез полковнику Белобородову печальную весть. Атаман поспешил на помощь, но было поздно. Нисколько не смущаясь этим обстоятельством, Белобородов быстро продвинулся вперед и атаковал отряд майора. Много раз пугачевский атаман сам наводил пушки, бил противника без промаха, бросался во главе своих войск в атаку, но правительственные войска смяли наспех сколоченные воинские команды из работных и обратили их в бегство.
С остатками войск Белобородов устремился в Касли…
Над озером поспешно возводились снежные валы, водружались рогатки, рубились засеки — изо дня в день Каслинский завод опоясывался укреплениями. Из окрестных сел стекались крестьяне, и дружины Белобородова вновь возросли до тысячи человек.
Ранним мартовским утром в морозной мгле перед Каслями появились стройные колонны правительственных войск.
Майор Гагрин снова с марша бросился на штурм крепостных укреплений. Не считаясь с потерями, он гнал солдат на высокие оледенелые валы, на рогатки, навстречу огню орудий.
Седые ветераны в темно-зеленых мундирах, в истертых треуголках под трескучий барабанный бой лезли бесстрашно вперед, усердно работали штыками, прикладами. Стервенели от крови. Но и работные не уступали, бились до конца, рубили топорами, душили врага в смертной схватке.
К полудню над заводом поднялись черные клубы дыма. Отступавшие повстанцы подожгли заводские строения.
Атаман Белобородов со своей дружиной, отбиваясь, отступил в горы…
В этот самый день мастерко Голубок вышел на двор и заметил стаи крикливых ворон, темной тучей тянувших в сторону Каслей.
«К худу! К большой беде!» — подумал дедка и побежал к Перстню. Но у заводской конторы уже грузился обоз, строились ратные дружины. Сам Перстень был у домен и торопил людей.
Работные открыли колошники: больше не закидывались в пасть домен уголь и руда. Над жерлом уже не бушевало, как прежде, пламя. Потихоньку смолкало привычное гудение в домнице. Мастерко почуял неладное, бросился под навесы, и тут сердце его заныло.
— Ах, сукины дети, что удумали! Загубят домнушки! Братцы, ребятки!.. — закричал он. — Да разве ж можно рушить родимое?
Литейщики расступились, допустили дедку к домнице. Мрачные, лохматые, они угрюмо продолжали свое дело.
— Что ж это, братцы? «Козла» удумали садить? — встревоженно прохрипел мастерко.
— «Козла», — сурово отозвались мужики и потупили глаза.
— Бросай! — кинулся к ним старик, и глаза его заслезились от обиды.
— Не ведено! Перстень наказал! Да и Демидову чтоб досадить. Хватит, наробились на его чрево! — зло сплюнул кричный с запеченным на вечном жару хмурым лицом.
Голубок с ужасом вглядывался в своих друзей, с которыми бок о бок работал многие годы. Вот они, зеленолицые, беспрерывно кашляющие доменщики, обугленные, с опаленными ресницами, тут и литейщики в кожаных фартуках-защитках. Они хмурились и опускали глаза перед укоряющим взором мастерка. Эти труженики всей душой ненавидели Демидова, и в то же время им было до боли жалко губить домну, с которой сжились и которую считали за близкое, живое существо.
— Не томи ты нашу душу, уйди Христа ради! — с горечью гнали они старика.
Жалкий и растерянный, мастерко отыскал Перстня.
— Сынок, пошто губишь домну? — с душевным волнением спросил он.
Перстень нахмурился и пошел прочь. По его решительному виду Голубок понял: не дошла до сердца просьба. Все еще на что-то надеясь, он нагнал Перстня и бросился ему в ноги:
— Батюшка, родимый, да пощади, побереги домницы! Надобны они нам! Ой, как надобны! Да как же мы, работные, без них жить-то сможем! Батюшка, пощади!..
Митька обошел старика, стиснул зубы и ничего не сказал.
Мастерко поглядел вслед, укоризненно покачал головой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148
6
Разгромив демидовскую оборону на Уткинском заводе, забрав там пятнадцать орудий, Белобородов двинулся на Сылвинский, затем на Илимский заводы. Здесь работные охотно верстались в казачество. Атаман забрал заводскую казну, оставил гарнизоны и пошел на Сысертский завод. Однако здесь уже поджидали его. Заводчик Турчанинов загодя обнес завод рогатками и надолбами, насыпал снежный с хворостом вал и полил его водой. В наиболее опасных местах были поставлены батареи. Заводской попик привел мастеровых к присяге на верность, и заводчик, раздав им оружие, обучил первым воинским артикулам. Сам Турчанинов и вел оборону. Три дня полковник Белобородов со своим тысячным отрядом много раз пытался прорваться в завод, но был с уроном отбит и отступил.
К довершению неудачи положение за эти дни в Екатеринбурге круто изменилось. На помощь городу подоспели правительственные войска и начали преследовать восставших. Бои шли с переменным успехом, но там, где войска брали верх, они жестоко расправлялись с работными, не щадя ни старых, ни малых. Так, отправленный по московской дороге с семьюстами солдатами секунд-майор Фишер ворвался в Шайтанский завод, разгромил повстанцев, отобрал у них пушки, многих казнил лютой смертью, а завод зажег в шести местах. При багровом зареве пожарища он возвратился в Екатеринбург. Обрадованный полковник Василий Бибиков — однофамилец командующего — на другой же день оповестил горожан своим объявлением:
«Вот возмездие за нарушение покоя и измену. Но сие еще начало их ожесточения. Никак и никогда не могут возмутители себя ласкать благоденствием, продолжая зло…»
Полковник смелел, тем более что им была получена радостная весть о том, что к Екатеринбургу двигается сильный отряд майора Гагрина. На самом деле, отряд этот форсированным маршем подходил к Уткинскому заводу, на котором хозяйничал пугачевский подполковник Паргачев.
Белобородов очень удачно подобрал себе расторопного и умного помощника Паргачева, который по своем назначении немедленно организовал защиту завода. По скату холма шел высокий снежный вал, политый водой и хорошо оледеневший. Позади завод прикрывался обширным прудом с крутыми берегами. Далее за этими остроумными фортификациями шли рогатки, прикованные друг к другу толстым полосовым железом, а за ними были поставлены большие туры, набитые снегом. В снежный вал был вморожен частый ельник. При выходах из этой своеобразной крепости установили исправные пушки за рогатками.
Все было готово для встречи майора Гагрина. Но он был так стремителен и быстр в решениях, что смешал все замыслы защитников завода. Прямо с марша, под покровом темной зимней ночи, Гагрин бросился на штурм. Не ожидавшие такого решительного натиска в столь неурочное время повстанцы растерялись и упустили решительный момент. Солдаты майора Гагрина ворвались в крепость и стали крушить защитников…
Прискакавший из Утки конник привез полковнику Белобородову печальную весть. Атаман поспешил на помощь, но было поздно. Нисколько не смущаясь этим обстоятельством, Белобородов быстро продвинулся вперед и атаковал отряд майора. Много раз пугачевский атаман сам наводил пушки, бил противника без промаха, бросался во главе своих войск в атаку, но правительственные войска смяли наспех сколоченные воинские команды из работных и обратили их в бегство.
С остатками войск Белобородов устремился в Касли…
Над озером поспешно возводились снежные валы, водружались рогатки, рубились засеки — изо дня в день Каслинский завод опоясывался укреплениями. Из окрестных сел стекались крестьяне, и дружины Белобородова вновь возросли до тысячи человек.
Ранним мартовским утром в морозной мгле перед Каслями появились стройные колонны правительственных войск.
Майор Гагрин снова с марша бросился на штурм крепостных укреплений. Не считаясь с потерями, он гнал солдат на высокие оледенелые валы, на рогатки, навстречу огню орудий.
Седые ветераны в темно-зеленых мундирах, в истертых треуголках под трескучий барабанный бой лезли бесстрашно вперед, усердно работали штыками, прикладами. Стервенели от крови. Но и работные не уступали, бились до конца, рубили топорами, душили врага в смертной схватке.
К полудню над заводом поднялись черные клубы дыма. Отступавшие повстанцы подожгли заводские строения.
Атаман Белобородов со своей дружиной, отбиваясь, отступил в горы…
В этот самый день мастерко Голубок вышел на двор и заметил стаи крикливых ворон, темной тучей тянувших в сторону Каслей.
«К худу! К большой беде!» — подумал дедка и побежал к Перстню. Но у заводской конторы уже грузился обоз, строились ратные дружины. Сам Перстень был у домен и торопил людей.
Работные открыли колошники: больше не закидывались в пасть домен уголь и руда. Над жерлом уже не бушевало, как прежде, пламя. Потихоньку смолкало привычное гудение в домнице. Мастерко почуял неладное, бросился под навесы, и тут сердце его заныло.
— Ах, сукины дети, что удумали! Загубят домнушки! Братцы, ребятки!.. — закричал он. — Да разве ж можно рушить родимое?
Литейщики расступились, допустили дедку к домнице. Мрачные, лохматые, они угрюмо продолжали свое дело.
— Что ж это, братцы? «Козла» удумали садить? — встревоженно прохрипел мастерко.
— «Козла», — сурово отозвались мужики и потупили глаза.
— Бросай! — кинулся к ним старик, и глаза его заслезились от обиды.
— Не ведено! Перстень наказал! Да и Демидову чтоб досадить. Хватит, наробились на его чрево! — зло сплюнул кричный с запеченным на вечном жару хмурым лицом.
Голубок с ужасом вглядывался в своих друзей, с которыми бок о бок работал многие годы. Вот они, зеленолицые, беспрерывно кашляющие доменщики, обугленные, с опаленными ресницами, тут и литейщики в кожаных фартуках-защитках. Они хмурились и опускали глаза перед укоряющим взором мастерка. Эти труженики всей душой ненавидели Демидова, и в то же время им было до боли жалко губить домну, с которой сжились и которую считали за близкое, живое существо.
— Не томи ты нашу душу, уйди Христа ради! — с горечью гнали они старика.
Жалкий и растерянный, мастерко отыскал Перстня.
— Сынок, пошто губишь домну? — с душевным волнением спросил он.
Перстень нахмурился и пошел прочь. По его решительному виду Голубок понял: не дошла до сердца просьба. Все еще на что-то надеясь, он нагнал Перстня и бросился ему в ноги:
— Батюшка, родимый, да пощади, побереги домницы! Надобны они нам! Ой, как надобны! Да как же мы, работные, без них жить-то сможем! Батюшка, пощади!..
Митька обошел старика, стиснул зубы и ничего не сказал.
Мастерко поглядел вслед, укоризненно покачал головой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148