Сокрушительный удар по щиту сбил с ног и лошадь, и всадника. Первым упал гвардеец, а на него — животное, испуганно ржа и дрыгая тонкими ногами.
Гарион попытался натянуть поводья, но Кретьен закусил удила. Длинным, изящным прыжком он перескочил через ворота и помчался вперед. Гарион, выругавшись, наклонился, схватил серого за ухо и потянул на себя. Ошеломленный Кретьен остановился как вкопанный и по инерции проехался по земле.
— Ты забыл, что там идет сражение? — спросил Гарион коня.
Кретьен с укором взглянул на него, повернулся и поскакал обратно к воротам.
Атаковав противника столь стремительно, друзья Гариона наполовину выиграли сражение, прежде чем гвардейцы успели взяться за копья. Орудуя древком топора, Дарник ударил по забралу одного из гвардейцев, покорежив шлем так, что всадник потерял ориентацию. Он беспомощно кружил, обхватив обеими руками шлем, пока не наткнулся на низко растущую ветку дерева и не свалился с лошади.
Шелк, пригнув голову, уклонился от удара меча и, вытащив кинжал, аккуратно перерезал подпругу у лошади напавшего на него всадника. Конь ринулся вперед, оставив гвардейца вместе с седлом барахтаться на дороге. Он попытался встать на ноги и взяться за меч, но подскочивший к нему сзади Фельдегаст вновь поверг его на землю ударом свинцового молоточка.
Труднее всех пришлось Тофу. На него напали сразу три гвардейца. Перескакивая верхом на Кретьене через ворота, Гарион увидел, что великан размахивает своей палкой так бестолково, будто впервые взял ее в руки. Однако, когда трое нападающих оказались в пределах досягаемости, к Тофу удивительным образом вернулась его былая сноровка. Тяжелая палка превратилась в вертящийся диск. Один из гвардейцев с хрипом свалился на землю, прижав руками сломанные ребра. Другой согнулся пополам, когда Тоф мягко ткнул его концом палицы в живот. Третий в отчаянии поднял меч, но великан небрежным движением выбил его, а затем, протянув руку, поймал удивленного гвардейца за кольчугу. До Гариона явственно донесся скрежет сминаемой в кулаке Тофа стали. Великан осмотрелся и без всякого видимого усилия так шмякнул облаченного в доспехи воина о придорожное дерево, что со всех его веток посыпались листья.
Трое оставшихся гвардейцев бросились отступать, пытаясь создать пространство для борьбы копьем, но не заметили приближавшегося к ним Гариона.
Когда Кретьен оказался за спиной ничего не подозревающей троицы, Гариона внезапно осенило. Он повернул копье так, что центр его находился как раз у луки седла, и с разгону ударил им о спины гвардейцев. Вырезанный из пластичного кедрового дерева шест выбил всех троих из седел и отправил в короткий полет через головы лошадей. Прежде чем они смогли подняться на ноги, Сади, Фельдегаст и Дарник оказались рядом, и битва закончилась так же быстро, как и началась.
— Никогда раньше не видел, чтобы копье использовали подобным образом, — засмеялся Шелк.
— Я был первым, — гордо ответил Гарион.
— Я уверен, что это запрещено, по крайней мере, десятком рыцарских правил.
— Тогда мы никому об этом не скажем.
— Ладно, будем держать язык за зубами.
Дарник оглядел поле битвы. Оно было усеяно телами гвардейцев — либо лежащих на земле без сознания, либо стонущих от ран и ушибов. Только человек, которого Тоф ткнул в живот, оставался в седле, правда, в полусогнутом состоянии — он судорожно пытался вздохнуть и не мог. Дарник подъехал к нему.
— Прошу прощения, — вежливо произнес он, снимая с бедняги шлем, а затем аккуратно ударил его по затылку рукояткой топора. Глаза гвардейца закатились, и он, обмякнув, сполз с седла.
Белгарат раскатисто захохотал.
— Ты сказал «прошу прощения»? — Он никак не мог перестать хохотать.
— Я не вижу причин быть невежливым, Белгарат, — сдержанно ответил Дарник.
К ним подъехала Полгара в сопровождении Сенедры, Бархотки и Эрионда.
— Очень мило, господа, — похвалила она, окидывая взглядом лежащих на земле гвардейцев. — Гарион, дорогой, — воркующим голоском произнесла она, натягивая поводья, — будь так добр, я хочу проехать в эти ворота.
Тот рассмеялся, подвел Кретьена к воротам и сшиб их, освобождая ей путь.
— С какой это стати тебе пришла в голову мысль в самый разгар битвы брать барьеры, — поинтересовалась она.
— Это вовсе не мне пришло в голову, — ответил он.
— Ах вот что, — произнесла она, с упреком глядя на серого. — Кажется, я понимаю…
Кретьен выглядел слегка пристыженным.
Когда они миновали границу, стали сгущаться сумерки. Фельдегаст, подъехав к Белгарату, изысканно поклонился и произнес:
— Не задену ли я вашу честь, если предложу остановиться на ночлег в уютной пещере контрабандистов? Это неподалеку отсюда.
Белгарат улыбнулся и покачал головой.
— Никоим образом. Если я нуждаюсь в пещере для отдыха, то мне дела нет до ее прежних обитателей. — Он рассмеялся. — Однажды я неделю прожил вместе со спящим медведем — он был очень мил, правда, храпел слишком громко.
— Я не сомневаюсь, что это очень занимательная история, и я с удовольствием ее послушаю, но уже близится ночь, поэтому ты расскажешь мне ее за ужином. Идет? — Жонглер ударил своего мула пятками по бокам и помчался вперед неровным галопом.
Когда они доехали до первого предгорья, на окрестных холмах стала встречаться чахлая вечнозеленая растительность. На дороге никого не было, хотя и тут виднелись следы недавно проехавших телег — все они направлялись на юг.
— Далеко еще до твоей пещеры? — спросил Белгарат у жонглера.
— Совсем немного, почтеннейший, — заверил его Фельдегаст. — Скоро на пути у нас будет высохший овраг; чуток проедем по его дну и окажемся на месте.
Они продолжали свой путь по идущей вверх тропе. Тем временем над предгорьем сгустились мрачные сумерки, а вечнозеленые деревья окутала густая тень.
— Ага, вот и овраг, — сказал Фельдегаст, указывая на каменистое русло высохшей реки. — Здесь легко оступиться, так что лучше спешиться и взять лошадей под уздцы. — Он соскочил со своего мула и осторожно двинулся дальше по дну оврага.
Становилось все темнее, последние проблески света исчезли с покрытого тучами неба. Когда они подошли к тому месту, где овраг сужался и образовывал крутой поворот, жонглер порылся в полотняной сумке, привязанной к седлу. Вынув огарок свечи, он обратился к Дарнику.
— Не можешь ли высечь огонь? — попросил он. — Я бы и сам это сделал, но что-то не найду огнива.
Дарник открыл сумку, достал оттуда кремень, огниво, кусок трута, и после нескольких попыток от искры затлелся крошечный язычок пламени. Прикрыв его ладонями, он протянул горящий трут Фельдегасту, и тот зажег свечу.
— Ага, вот мы и пришли, — торжественно провозгласил жонглер, освещая крутой склон оврага.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Гарион попытался натянуть поводья, но Кретьен закусил удила. Длинным, изящным прыжком он перескочил через ворота и помчался вперед. Гарион, выругавшись, наклонился, схватил серого за ухо и потянул на себя. Ошеломленный Кретьен остановился как вкопанный и по инерции проехался по земле.
— Ты забыл, что там идет сражение? — спросил Гарион коня.
Кретьен с укором взглянул на него, повернулся и поскакал обратно к воротам.
Атаковав противника столь стремительно, друзья Гариона наполовину выиграли сражение, прежде чем гвардейцы успели взяться за копья. Орудуя древком топора, Дарник ударил по забралу одного из гвардейцев, покорежив шлем так, что всадник потерял ориентацию. Он беспомощно кружил, обхватив обеими руками шлем, пока не наткнулся на низко растущую ветку дерева и не свалился с лошади.
Шелк, пригнув голову, уклонился от удара меча и, вытащив кинжал, аккуратно перерезал подпругу у лошади напавшего на него всадника. Конь ринулся вперед, оставив гвардейца вместе с седлом барахтаться на дороге. Он попытался встать на ноги и взяться за меч, но подскочивший к нему сзади Фельдегаст вновь поверг его на землю ударом свинцового молоточка.
Труднее всех пришлось Тофу. На него напали сразу три гвардейца. Перескакивая верхом на Кретьене через ворота, Гарион увидел, что великан размахивает своей палкой так бестолково, будто впервые взял ее в руки. Однако, когда трое нападающих оказались в пределах досягаемости, к Тофу удивительным образом вернулась его былая сноровка. Тяжелая палка превратилась в вертящийся диск. Один из гвардейцев с хрипом свалился на землю, прижав руками сломанные ребра. Другой согнулся пополам, когда Тоф мягко ткнул его концом палицы в живот. Третий в отчаянии поднял меч, но великан небрежным движением выбил его, а затем, протянув руку, поймал удивленного гвардейца за кольчугу. До Гариона явственно донесся скрежет сминаемой в кулаке Тофа стали. Великан осмотрелся и без всякого видимого усилия так шмякнул облаченного в доспехи воина о придорожное дерево, что со всех его веток посыпались листья.
Трое оставшихся гвардейцев бросились отступать, пытаясь создать пространство для борьбы копьем, но не заметили приближавшегося к ним Гариона.
Когда Кретьен оказался за спиной ничего не подозревающей троицы, Гариона внезапно осенило. Он повернул копье так, что центр его находился как раз у луки седла, и с разгону ударил им о спины гвардейцев. Вырезанный из пластичного кедрового дерева шест выбил всех троих из седел и отправил в короткий полет через головы лошадей. Прежде чем они смогли подняться на ноги, Сади, Фельдегаст и Дарник оказались рядом, и битва закончилась так же быстро, как и началась.
— Никогда раньше не видел, чтобы копье использовали подобным образом, — засмеялся Шелк.
— Я был первым, — гордо ответил Гарион.
— Я уверен, что это запрещено, по крайней мере, десятком рыцарских правил.
— Тогда мы никому об этом не скажем.
— Ладно, будем держать язык за зубами.
Дарник оглядел поле битвы. Оно было усеяно телами гвардейцев — либо лежащих на земле без сознания, либо стонущих от ран и ушибов. Только человек, которого Тоф ткнул в живот, оставался в седле, правда, в полусогнутом состоянии — он судорожно пытался вздохнуть и не мог. Дарник подъехал к нему.
— Прошу прощения, — вежливо произнес он, снимая с бедняги шлем, а затем аккуратно ударил его по затылку рукояткой топора. Глаза гвардейца закатились, и он, обмякнув, сполз с седла.
Белгарат раскатисто захохотал.
— Ты сказал «прошу прощения»? — Он никак не мог перестать хохотать.
— Я не вижу причин быть невежливым, Белгарат, — сдержанно ответил Дарник.
К ним подъехала Полгара в сопровождении Сенедры, Бархотки и Эрионда.
— Очень мило, господа, — похвалила она, окидывая взглядом лежащих на земле гвардейцев. — Гарион, дорогой, — воркующим голоском произнесла она, натягивая поводья, — будь так добр, я хочу проехать в эти ворота.
Тот рассмеялся, подвел Кретьена к воротам и сшиб их, освобождая ей путь.
— С какой это стати тебе пришла в голову мысль в самый разгар битвы брать барьеры, — поинтересовалась она.
— Это вовсе не мне пришло в голову, — ответил он.
— Ах вот что, — произнесла она, с упреком глядя на серого. — Кажется, я понимаю…
Кретьен выглядел слегка пристыженным.
Когда они миновали границу, стали сгущаться сумерки. Фельдегаст, подъехав к Белгарату, изысканно поклонился и произнес:
— Не задену ли я вашу честь, если предложу остановиться на ночлег в уютной пещере контрабандистов? Это неподалеку отсюда.
Белгарат улыбнулся и покачал головой.
— Никоим образом. Если я нуждаюсь в пещере для отдыха, то мне дела нет до ее прежних обитателей. — Он рассмеялся. — Однажды я неделю прожил вместе со спящим медведем — он был очень мил, правда, храпел слишком громко.
— Я не сомневаюсь, что это очень занимательная история, и я с удовольствием ее послушаю, но уже близится ночь, поэтому ты расскажешь мне ее за ужином. Идет? — Жонглер ударил своего мула пятками по бокам и помчался вперед неровным галопом.
Когда они доехали до первого предгорья, на окрестных холмах стала встречаться чахлая вечнозеленая растительность. На дороге никого не было, хотя и тут виднелись следы недавно проехавших телег — все они направлялись на юг.
— Далеко еще до твоей пещеры? — спросил Белгарат у жонглера.
— Совсем немного, почтеннейший, — заверил его Фельдегаст. — Скоро на пути у нас будет высохший овраг; чуток проедем по его дну и окажемся на месте.
Они продолжали свой путь по идущей вверх тропе. Тем временем над предгорьем сгустились мрачные сумерки, а вечнозеленые деревья окутала густая тень.
— Ага, вот и овраг, — сказал Фельдегаст, указывая на каменистое русло высохшей реки. — Здесь легко оступиться, так что лучше спешиться и взять лошадей под уздцы. — Он соскочил со своего мула и осторожно двинулся дальше по дну оврага.
Становилось все темнее, последние проблески света исчезли с покрытого тучами неба. Когда они подошли к тому месту, где овраг сужался и образовывал крутой поворот, жонглер порылся в полотняной сумке, привязанной к седлу. Вынув огарок свечи, он обратился к Дарнику.
— Не можешь ли высечь огонь? — попросил он. — Я бы и сам это сделал, но что-то не найду огнива.
Дарник открыл сумку, достал оттуда кремень, огниво, кусок трута, и после нескольких попыток от искры затлелся крошечный язычок пламени. Прикрыв его ладонями, он протянул горящий трут Фельдегасту, и тот зажег свечу.
— Ага, вот мы и пришли, — торжественно провозгласил жонглер, освещая крутой склон оврага.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96