Он чувствовал и ему казалось, что
он уничтожил ее, но все же он не был в этом уверен. Но он по крайней
мере попытался это сделать! Если это никак не компенсировало его
длительное пребывание не на той стороне, то все же это было лучше, чем
ничего. Он все еще многим был обязан тому миру, хотя понятия не имел,
как сможет отдать свой долг. Все это теперь было очень далеко, в другой
жизни и, возможно, лучше всего было бы позабыть об этом.
Джон обмакнул в суп кусок хлеба и стал высасывать из него
жидкость.
- Ты знаешь, Герта, сегодня я уже почти здоров.
- Да, твои разум и тело исцелились.
- Разум? - Что могла она знать о его бурных внутренних
сомнениях.
- Ты был безумен.
Неужели? Он попытался вспомнить. В его сознании возникали
беспорядочные образы. Словно картинки, мелькающие на
телевизионном экране, пока его разум дремал, время от времени
просыпаясь. Может ли он придать им какой-то смысл, если попытается
расположить их в хронологическом порядке?
Падение в Провал, вниз, вниз, целую вечность. Затем, каким-то
образом, он уже не падал, он парил в звездном море. Дрейф без
направления, без ориентации. Это странное ощущение, наполнившее его
сознание, сделавшее его сумасшедшим? Отрывочные мысли: как глупо
скитаться через этот Мальстрем без карты! Поэтому он где-то достал
карту или сам ее выдумал и нацарапал не ней маршрут. Маршрут к
Мувару. Это имело так мало смысла, даже в его безумии, что он все
смеялся и смеялся, но, тем не менее, двигался по этому обозначенному
маршруту, который теперь превратился в мерцающую впереди в тумане
ленту. Лента превратилась в поток света или темноты и течение понесло
его вдоль него, пока тот не стал слишком быстрым, и Джон был
выброшен на другой уровень безумия.
Он карабкается вверх по скользкому склону. Неожиданно
понимает, что на самом деле это панцирь черепахи, такой большой, как
и галапагосская. Или еще больше. Но ведь это совсем не та черепаха, на
которой покоится мир. Неправильная мифология. Возможно.
Бежит, падает, снова ранит свою и так сильно израненную правую
руку. Эта рука была ужасным образом искалечена, из нее сочилась и
капала кровь, она все нарастающими волнами посылала импульсы боли.
Деревья, кусты, скалы. Бежит, бежит, бежит.
Падает, падает, падает. Боль. Что-то длинное, серебристое.
Веревка? Он вытянул вперед левую, не пораненную руку. Громкое
шипение, и веревка начинает разматываться.
Челюсти змея, широко раскрытая пасть. На клыке висит капелька
чистого яда, затем отрывается и падает. Боль, боль, боль. Чей-то крик.
Его собственный. Затем цветок ласково похлопывает по голове змея.
Голубовато-розовый цветок, что-то среднее между фиалкой и дикой
розой. Ладонь с короткими, словно обрубленными пальцами, держащая
его стебель.
Челюсти змея закрываются. Змей снова опускается на землю, затем
ускользает прочь.
Теперь над рукой, держащей стебель цветка, появляется лицо.
Очень синие глаза и очень большие уши, похожие на уши щенка. Лицо
Герты. Она смотрит на него, ее рот кривится, в глазах набухли слезы. По
щеке стекает слезинка.
Цветочные лепестки касаются его лба, мягко, нежно поглаживая.
Аромат цветка, слегка похожий на аромат мака, успокаивает его усталый
мозг, облегчает давнюю боль. Щеночек с цветочком. Принужденный
болезненный смех. Затем снова забвение.
Он мысленно одернул себя. Все это было так похоже на сон и все
же так реально. Это было больше, чем галлюцинация, или же
галлюцинация, возможно, могла возвращаться в его памяти со слишком
многими реальными чертами, слишком сильно похоже на реальность.
Это действительно была Герта. Эта комната была освещена
огромными фосфоресцирующими поганками, размещенными повсюду.
Стены, сделанные из камня, очевидно из твердого. Это было похоже на
комнату в пещере или нору, но стены были совершенно гладкими. Здесь
известна техника лазерного строительства? Или это магия?
- Ты хочешь поесть? - спросила Герта.
- Пожалуйста.- Язык, по крайней мере, был все тот же. Странно,
но он, как и все другие вещи, изменялся от измерения к измерению лишь
незначительно. А может быть, это и не настолько странно и указывало,
что люди во всех мирах имеют общее происхождение, и эти несколько
измерений они колонизировали и заселили. Очевидно, между мирами
имелось сообщение, потому что Мувар создал свою легенду среди
остроухих в Раде, и если можно было верить этим легендам, то Мувар
был вовсе не первым. Как же мог он предсказать объединение
королевств, если не было самих этих королевств, которых требовалось
объединить? Круглоухие и остроухие могли вступать в брак и
производить потомство: он сам это доказал! Это означало, что они были
близкородственными друг другу видами. Но эти лопоухие, среди
которых он был сейчас - насколько они были близки к другим видам
людей?
Герта принесла ему одежду. Она была белой, гладкой и блестящей,
и на Земле он бы решил, что это сатин. Было и нижнее белье из менее
блестящего материала, напоминающего хлопок.
Джон заколебался: привычка, оставшаяся с Земли, где люди
разных полов смущались обнажаться друг перед другом, затем вылез из
постели и быстро схватил одежду. В конце концов, Герта была его
нежной сиделкой в течение промежутка времени, который теперь он
никак не мог оценить. Возможно, это были целые недели, хотя он думал,
что прошли только дни. В течение этого времени она помогала ему всем,
чем только можно, или же ее магия была того рода, которая помогла ему
исцелиться, сохранив все телесные функции. А это казалось
маловероятным! Поэтому, хотя его память и была затуманена, он был
уверен, что Герта видела все его тело и все его функции.
- Я не вставал до этого, а, Герта?
- Нет, вставал. А я помогала тебе ходить.
- Я не помню.
- Так и должно быть. Исцеление затуманивает память, но утешает
и перестраивает сознание.
Он подумал об этом, а также о том, как уверенно он чувствует себя
на ногах. Герта протянула ему пару мягких тапочек с загибающимися
кверху носками. Когда он уселся, чтобы надеть их на ноги, то подивился
тому, что оба тапочка были украшены большими пряжками, и что
пряжки были серебряными. Картинки на серебре изменились, когда его
ноги вошли в тапочки. Он уже перестал удивляться и гадать, в чем же
заключалась эта магия. Искусству не нужно знание этого.
Он встал, осмотрелся и заметил дверь. Джон был уверен, что
смотрел на эту дверь целыми часами, но теперь было похоже на то, что
он видит ее в первый раз. Она тоже была украшена серебряными
панелями, которые по-своему все время менялись.
- Я отведу тебя в мастерскую, Джон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
он уничтожил ее, но все же он не был в этом уверен. Но он по крайней
мере попытался это сделать! Если это никак не компенсировало его
длительное пребывание не на той стороне, то все же это было лучше, чем
ничего. Он все еще многим был обязан тому миру, хотя понятия не имел,
как сможет отдать свой долг. Все это теперь было очень далеко, в другой
жизни и, возможно, лучше всего было бы позабыть об этом.
Джон обмакнул в суп кусок хлеба и стал высасывать из него
жидкость.
- Ты знаешь, Герта, сегодня я уже почти здоров.
- Да, твои разум и тело исцелились.
- Разум? - Что могла она знать о его бурных внутренних
сомнениях.
- Ты был безумен.
Неужели? Он попытался вспомнить. В его сознании возникали
беспорядочные образы. Словно картинки, мелькающие на
телевизионном экране, пока его разум дремал, время от времени
просыпаясь. Может ли он придать им какой-то смысл, если попытается
расположить их в хронологическом порядке?
Падение в Провал, вниз, вниз, целую вечность. Затем, каким-то
образом, он уже не падал, он парил в звездном море. Дрейф без
направления, без ориентации. Это странное ощущение, наполнившее его
сознание, сделавшее его сумасшедшим? Отрывочные мысли: как глупо
скитаться через этот Мальстрем без карты! Поэтому он где-то достал
карту или сам ее выдумал и нацарапал не ней маршрут. Маршрут к
Мувару. Это имело так мало смысла, даже в его безумии, что он все
смеялся и смеялся, но, тем не менее, двигался по этому обозначенному
маршруту, который теперь превратился в мерцающую впереди в тумане
ленту. Лента превратилась в поток света или темноты и течение понесло
его вдоль него, пока тот не стал слишком быстрым, и Джон был
выброшен на другой уровень безумия.
Он карабкается вверх по скользкому склону. Неожиданно
понимает, что на самом деле это панцирь черепахи, такой большой, как
и галапагосская. Или еще больше. Но ведь это совсем не та черепаха, на
которой покоится мир. Неправильная мифология. Возможно.
Бежит, падает, снова ранит свою и так сильно израненную правую
руку. Эта рука была ужасным образом искалечена, из нее сочилась и
капала кровь, она все нарастающими волнами посылала импульсы боли.
Деревья, кусты, скалы. Бежит, бежит, бежит.
Падает, падает, падает. Боль. Что-то длинное, серебристое.
Веревка? Он вытянул вперед левую, не пораненную руку. Громкое
шипение, и веревка начинает разматываться.
Челюсти змея, широко раскрытая пасть. На клыке висит капелька
чистого яда, затем отрывается и падает. Боль, боль, боль. Чей-то крик.
Его собственный. Затем цветок ласково похлопывает по голове змея.
Голубовато-розовый цветок, что-то среднее между фиалкой и дикой
розой. Ладонь с короткими, словно обрубленными пальцами, держащая
его стебель.
Челюсти змея закрываются. Змей снова опускается на землю, затем
ускользает прочь.
Теперь над рукой, держащей стебель цветка, появляется лицо.
Очень синие глаза и очень большие уши, похожие на уши щенка. Лицо
Герты. Она смотрит на него, ее рот кривится, в глазах набухли слезы. По
щеке стекает слезинка.
Цветочные лепестки касаются его лба, мягко, нежно поглаживая.
Аромат цветка, слегка похожий на аромат мака, успокаивает его усталый
мозг, облегчает давнюю боль. Щеночек с цветочком. Принужденный
болезненный смех. Затем снова забвение.
Он мысленно одернул себя. Все это было так похоже на сон и все
же так реально. Это было больше, чем галлюцинация, или же
галлюцинация, возможно, могла возвращаться в его памяти со слишком
многими реальными чертами, слишком сильно похоже на реальность.
Это действительно была Герта. Эта комната была освещена
огромными фосфоресцирующими поганками, размещенными повсюду.
Стены, сделанные из камня, очевидно из твердого. Это было похоже на
комнату в пещере или нору, но стены были совершенно гладкими. Здесь
известна техника лазерного строительства? Или это магия?
- Ты хочешь поесть? - спросила Герта.
- Пожалуйста.- Язык, по крайней мере, был все тот же. Странно,
но он, как и все другие вещи, изменялся от измерения к измерению лишь
незначительно. А может быть, это и не настолько странно и указывало,
что люди во всех мирах имеют общее происхождение, и эти несколько
измерений они колонизировали и заселили. Очевидно, между мирами
имелось сообщение, потому что Мувар создал свою легенду среди
остроухих в Раде, и если можно было верить этим легендам, то Мувар
был вовсе не первым. Как же мог он предсказать объединение
королевств, если не было самих этих королевств, которых требовалось
объединить? Круглоухие и остроухие могли вступать в брак и
производить потомство: он сам это доказал! Это означало, что они были
близкородственными друг другу видами. Но эти лопоухие, среди
которых он был сейчас - насколько они были близки к другим видам
людей?
Герта принесла ему одежду. Она была белой, гладкой и блестящей,
и на Земле он бы решил, что это сатин. Было и нижнее белье из менее
блестящего материала, напоминающего хлопок.
Джон заколебался: привычка, оставшаяся с Земли, где люди
разных полов смущались обнажаться друг перед другом, затем вылез из
постели и быстро схватил одежду. В конце концов, Герта была его
нежной сиделкой в течение промежутка времени, который теперь он
никак не мог оценить. Возможно, это были целые недели, хотя он думал,
что прошли только дни. В течение этого времени она помогала ему всем,
чем только можно, или же ее магия была того рода, которая помогла ему
исцелиться, сохранив все телесные функции. А это казалось
маловероятным! Поэтому, хотя его память и была затуманена, он был
уверен, что Герта видела все его тело и все его функции.
- Я не вставал до этого, а, Герта?
- Нет, вставал. А я помогала тебе ходить.
- Я не помню.
- Так и должно быть. Исцеление затуманивает память, но утешает
и перестраивает сознание.
Он подумал об этом, а также о том, как уверенно он чувствует себя
на ногах. Герта протянула ему пару мягких тапочек с загибающимися
кверху носками. Когда он уселся, чтобы надеть их на ноги, то подивился
тому, что оба тапочка были украшены большими пряжками, и что
пряжки были серебряными. Картинки на серебре изменились, когда его
ноги вошли в тапочки. Он уже перестал удивляться и гадать, в чем же
заключалась эта магия. Искусству не нужно знание этого.
Он встал, осмотрелся и заметил дверь. Джон был уверен, что
смотрел на эту дверь целыми часами, но теперь было похоже на то, что
он видит ее в первый раз. Она тоже была украшена серебряными
панелями, которые по-своему все время менялись.
- Я отведу тебя в мастерскую, Джон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94