Аноним писал, что немало стоило
отцу усилий, чтобы дочь осталась как бы неприкосновенной.
К этому времени относится еще одна докладная некого Петренко,
помещенная в деле тогда курсанта Шугова. В докладной рассказывалось, как
последний, курсант Шугов, приезжал в родной город в отпуск. Здесь
Мещерский вплотную, оказывается, взялся за замужество дочери. Здесь,
впервые серьезно, одноклассники как бы заново познакомились. Мещерский
признался, что по просьбе дочери, посылал в училище письмо и
ходатайствовал о зачислении способного юношу в училище, чтобы иметь в
кадрах Красной Армии достойных людей. В докладной говорилось (это даже
подчеркивалось) о якобы несправедливости по отношению молодого человека
при распределении наград первого и второго учеников.
Сообщалось в докладной, что после отъезда курсанта Шугова в училище
зачастили в его адрес письма от Мещерской. Петренко намекал, что за
курсантом теперь потянулась ниточка причастности Мещерской к сомнительным
компаниям, всевозможным высказываниям. Петренко подчеркивает, что
Мещерский пытается как-то уберечь и курсанта, и свою дочь от мутного (так
и сказано) потока прошлого, но он тут бессилен что-либо сделать: его
власть районного масштаба не распространяется на дальние расстояния.
Петренко в отдельных трех листиках, приложенных к рапорту, выпестовал
вину Мещерской в прошлом. На первом листике, озаглавленном "Проказы",
говорилось, что Л.Мещерская по-прежнему, несмотря на то, что пишет письма
Шугову, вольно ведет себя, ходит на всякие вечеринки, иногда пьет вино,
иногда целуется с чужими мужчинами. Когда она танцует, то плотно
прижимается к телам мужчин, иногда кладет голову на их плечи. Мужчины
перечисляются на листике фамильно. Особенно часто упоминается второй
секретарь райкома партии - "женатый человек".
Второй листик посвящен джазовым увлечениям Л.Мещерской. Они не
прошли, продолжаются.
Третий листок утверждал все-таки связь Л.Мещерской со вторым
секретарем райкома. Шли детали.
Нет, ничего, оказывается, у нас не забывается. Неужели так
исследуется жизнь каждого? Курсант Шугов с отличием оканчивает училище, -
докладные следуют за ним. Он стал офицером, и это отмечено в коротких
докладных. Негатив собран, чувствовалось, наспех, им была напичкана
папочка. Шугова направляют служить на границу. Леночка едет вместе с ним.
Вдруг пошла безупречная служба. Положителен! Положителен! Как из рога
изобилия сыпались благодарности и награды. Ему ни разу не задержали
присвоение очередного воинского звания. И быть бы ему генералом, не
случись такой вот страшный финал в его карьере.
Это зрело все-таки (или так теперь выглядела скромная жидковатая в
общем-то папочка). Четыре доноса не по бывшим коллегам, с которыми Елена
Мещерская общалась, прикладывались ныне к судьбе ее мужа, но касались
только ее деяний. Шугов вовлекался в "негатив" через посредство
опрометчивости своей жены. Два доноса касались его ревности.
Вот они, я их тогда успел выписать.
"Доношу до Вашего сведения, что 23 февраля на вечеринке у старшего
лейтенанта Шугова я наблюдал следующее. Жена Шугова, одетая не совсем
прилично, - ее тело просвечивалось сквозь материю и было, как вскользь
бросил капитан Пионтик, великолепным, на замечание мужа, сделанное им на
кухне один на один, заразительно засмеялась и сказала: "А я хочу, чтобы
меня пожирали глазами! Я чувственная женщина, и мне приятно, когда на меня
жадно глядят". Шугов, слегка уже опьяненный, резко отреагировал. "Ты
всегда была проституткой. Твой отец был не глуп, сплавив тебя в военный
гарнизон, где все видны - как на ладони. Если бы тебе большой город, ты бы
смогла легко обслуживать половину города". Лена Шугова бросила в
последнего тарелкой. Он ее, как жонглер, поймал. И тогда на кухню вошел
капитан Пионтик, попытался сделать из этого всего юмористического свойства
представление. Этот факт свидетельствует о ненормальной обстановке в семье
пограничника-офицера Шугова. Прошу принять к сведению.
СЕРЫЙ".
"На первомайской маевке, у моря, три офицера и их жены (Куликовы,
Светлановы и Шуговы) вели фривольный разговор о том, что в последнее время
нравы стали падать. Шугова засмеялась и сказала: "А почему это кого-то
должно волновать? Неужели нет другой работы, как лишь заглядывать в
замочную скважину и наблюдать: кто как и кто с кем?" Светланов заметил,
что для офицера-пограничника и это важно. Мораль должна быть внутри
человека: мало ли что кому хочется? Следует придерживаться
коммунистических заповедей. "В чем они? - уже серьезно спросила Шугова. -
Не в том ли, что кое-кто, проповедуя всяческие моральные кодексы, сам
пытается потихонечку обнять чужую жену за талию". - "К тебе всегда лезут".
- Капитан Шугов нахмурился и настроение его улетучилось. - "А ты запри
меня в клетку и оттуда показывай своему начальству. Все вы, мужики,
отчаянные лгуны. Только помани вас пальчиком - кто бы вы ни были -
пограничники, чекисты, политотдельцы - вы распустите, как петухи, свои
хвосты и - вот уже сражены!" - "У вас было много поводов, чтобы обвинить в
моральном падении всех воинов?" - сказал обиженно Светланов. - "Ой, не
зарекайтесь! Захочу - и вы как щенок поползете к моим ногам". Это жена
Шугова сказала уже тогда, когда ее муж ушел от компании.
Таким образом, все мною услышанное лишний раз свидетельствует, что в
любую минуту жена офицера Шугова может нарушить нашу советскую мораль,
сделать из любого воина морально-неустойчивого человека, который меньше
всего будет думать о выполнении своих уставных обязанностей.
МЕРИДИАН".
Ну что ты так долго возишься? - спросил меня Железновский. - Не пора
ли кончать? Все равно нигде не пристроишь, - заухмылялся, как всегда.
- А вдруг наступит время и о таких будут рассказывать? - Я говорил
это уже на ходу, неся ему папочку.
- Никогда! Это ты заруби на носу! Никогда!
Майор Железновский спрятал папку опять на самое дно чемодана и,
выпрямившись, поглядел на меня снисходительно:
- Ты не спросил - почему?
- Почему?
- Потому что каждый второй из вас - в таких папках. Писали! Каждый
второй, учти! А на кого писали... Эти злые! Открой все папки - друг друга
погрызут.
Он ошибался, Железновский. Открыли папки, и мир не рухнул, и люди
оказались - не звери. Всепрощенцы, эти люди. Всегда верят, что все плохое
проходит, а хорошее остается с ними. Плохое, - говорят они, - забывается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
отцу усилий, чтобы дочь осталась как бы неприкосновенной.
К этому времени относится еще одна докладная некого Петренко,
помещенная в деле тогда курсанта Шугова. В докладной рассказывалось, как
последний, курсант Шугов, приезжал в родной город в отпуск. Здесь
Мещерский вплотную, оказывается, взялся за замужество дочери. Здесь,
впервые серьезно, одноклассники как бы заново познакомились. Мещерский
признался, что по просьбе дочери, посылал в училище письмо и
ходатайствовал о зачислении способного юношу в училище, чтобы иметь в
кадрах Красной Армии достойных людей. В докладной говорилось (это даже
подчеркивалось) о якобы несправедливости по отношению молодого человека
при распределении наград первого и второго учеников.
Сообщалось в докладной, что после отъезда курсанта Шугова в училище
зачастили в его адрес письма от Мещерской. Петренко намекал, что за
курсантом теперь потянулась ниточка причастности Мещерской к сомнительным
компаниям, всевозможным высказываниям. Петренко подчеркивает, что
Мещерский пытается как-то уберечь и курсанта, и свою дочь от мутного (так
и сказано) потока прошлого, но он тут бессилен что-либо сделать: его
власть районного масштаба не распространяется на дальние расстояния.
Петренко в отдельных трех листиках, приложенных к рапорту, выпестовал
вину Мещерской в прошлом. На первом листике, озаглавленном "Проказы",
говорилось, что Л.Мещерская по-прежнему, несмотря на то, что пишет письма
Шугову, вольно ведет себя, ходит на всякие вечеринки, иногда пьет вино,
иногда целуется с чужими мужчинами. Когда она танцует, то плотно
прижимается к телам мужчин, иногда кладет голову на их плечи. Мужчины
перечисляются на листике фамильно. Особенно часто упоминается второй
секретарь райкома партии - "женатый человек".
Второй листик посвящен джазовым увлечениям Л.Мещерской. Они не
прошли, продолжаются.
Третий листок утверждал все-таки связь Л.Мещерской со вторым
секретарем райкома. Шли детали.
Нет, ничего, оказывается, у нас не забывается. Неужели так
исследуется жизнь каждого? Курсант Шугов с отличием оканчивает училище, -
докладные следуют за ним. Он стал офицером, и это отмечено в коротких
докладных. Негатив собран, чувствовалось, наспех, им была напичкана
папочка. Шугова направляют служить на границу. Леночка едет вместе с ним.
Вдруг пошла безупречная служба. Положителен! Положителен! Как из рога
изобилия сыпались благодарности и награды. Ему ни разу не задержали
присвоение очередного воинского звания. И быть бы ему генералом, не
случись такой вот страшный финал в его карьере.
Это зрело все-таки (или так теперь выглядела скромная жидковатая в
общем-то папочка). Четыре доноса не по бывшим коллегам, с которыми Елена
Мещерская общалась, прикладывались ныне к судьбе ее мужа, но касались
только ее деяний. Шугов вовлекался в "негатив" через посредство
опрометчивости своей жены. Два доноса касались его ревности.
Вот они, я их тогда успел выписать.
"Доношу до Вашего сведения, что 23 февраля на вечеринке у старшего
лейтенанта Шугова я наблюдал следующее. Жена Шугова, одетая не совсем
прилично, - ее тело просвечивалось сквозь материю и было, как вскользь
бросил капитан Пионтик, великолепным, на замечание мужа, сделанное им на
кухне один на один, заразительно засмеялась и сказала: "А я хочу, чтобы
меня пожирали глазами! Я чувственная женщина, и мне приятно, когда на меня
жадно глядят". Шугов, слегка уже опьяненный, резко отреагировал. "Ты
всегда была проституткой. Твой отец был не глуп, сплавив тебя в военный
гарнизон, где все видны - как на ладони. Если бы тебе большой город, ты бы
смогла легко обслуживать половину города". Лена Шугова бросила в
последнего тарелкой. Он ее, как жонглер, поймал. И тогда на кухню вошел
капитан Пионтик, попытался сделать из этого всего юмористического свойства
представление. Этот факт свидетельствует о ненормальной обстановке в семье
пограничника-офицера Шугова. Прошу принять к сведению.
СЕРЫЙ".
"На первомайской маевке, у моря, три офицера и их жены (Куликовы,
Светлановы и Шуговы) вели фривольный разговор о том, что в последнее время
нравы стали падать. Шугова засмеялась и сказала: "А почему это кого-то
должно волновать? Неужели нет другой работы, как лишь заглядывать в
замочную скважину и наблюдать: кто как и кто с кем?" Светланов заметил,
что для офицера-пограничника и это важно. Мораль должна быть внутри
человека: мало ли что кому хочется? Следует придерживаться
коммунистических заповедей. "В чем они? - уже серьезно спросила Шугова. -
Не в том ли, что кое-кто, проповедуя всяческие моральные кодексы, сам
пытается потихонечку обнять чужую жену за талию". - "К тебе всегда лезут".
- Капитан Шугов нахмурился и настроение его улетучилось. - "А ты запри
меня в клетку и оттуда показывай своему начальству. Все вы, мужики,
отчаянные лгуны. Только помани вас пальчиком - кто бы вы ни были -
пограничники, чекисты, политотдельцы - вы распустите, как петухи, свои
хвосты и - вот уже сражены!" - "У вас было много поводов, чтобы обвинить в
моральном падении всех воинов?" - сказал обиженно Светланов. - "Ой, не
зарекайтесь! Захочу - и вы как щенок поползете к моим ногам". Это жена
Шугова сказала уже тогда, когда ее муж ушел от компании.
Таким образом, все мною услышанное лишний раз свидетельствует, что в
любую минуту жена офицера Шугова может нарушить нашу советскую мораль,
сделать из любого воина морально-неустойчивого человека, который меньше
всего будет думать о выполнении своих уставных обязанностей.
МЕРИДИАН".
Ну что ты так долго возишься? - спросил меня Железновский. - Не пора
ли кончать? Все равно нигде не пристроишь, - заухмылялся, как всегда.
- А вдруг наступит время и о таких будут рассказывать? - Я говорил
это уже на ходу, неся ему папочку.
- Никогда! Это ты заруби на носу! Никогда!
Майор Железновский спрятал папку опять на самое дно чемодана и,
выпрямившись, поглядел на меня снисходительно:
- Ты не спросил - почему?
- Почему?
- Потому что каждый второй из вас - в таких папках. Писали! Каждый
второй, учти! А на кого писали... Эти злые! Открой все папки - друг друга
погрызут.
Он ошибался, Железновский. Открыли папки, и мир не рухнул, и люди
оказались - не звери. Всепрощенцы, эти люди. Всегда верят, что все плохое
проходит, а хорошее остается с ними. Плохое, - говорят они, - забывается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61