- Ну и что? Все нормально? - И сразу
посерьезнел. - К себе я не ходил. Там - другие берега. Молодые, способные,
разные, но цепкие.
- Что это значит?
- Ну что это значит? Там не мы.
- А вы - это кто вы? Все продолжается?
- Ну, естественно... Только теперь, видишь, и митингами заворачиваем.
И в другой роли. Впрочем... Давай действительно потом поговорим?
Я поднял руки вверх.
Когда мы поехали, хорошенько подвыпив, я договорился со своими
собратьями, что на время отлучусь. Мы пошли с Железновским, не
сговариваясь, в сторону штаба пограничного отряда. Штаб стоял на том же
месте. Железновский был слишком нетрезв и, по-моему, говорил много
лишнего. Он говорил, что знает все: как я собираю материалы на книгу о
Ковалеве и его вонючем (так, брезгливо сморщившись, и сказал) учреждении,
этих материалов у меня - куча, в этих материалах, - погрозил мне пальцем,
- я не найду прокольчики Железновского: "Я - тут, я - не рядом с ним. И
никогда рядом не был"...
Железновский, почувствовав, что я насторожился, немедленно стал
говорить о другом. Он заговорил о том, чем тут занимается. Они забрасывали
туда, - он кивнул на границу, - людей, своих.
- Они, - Железновский остановился и вдруг оскалился, - резали тех,
кто нам изменил. Ты понял?
Я тоже остановился, хмель бросился в голову.
- Ты чего запугиваешь? Знаешь, от кого мы приехали?
- Если бы не знал... Так... Чего же ты тогда насмехаешься надо мной
при всех?
- А чего ты выпал из реалки? Какой митинг? Люди стонут, пить просят,
укола..
- Половина наркоманов!
- Не мели, не наговаривай на своих.
- Я знаю, что говорю. Идут иногда за анашой в пасть гада. Продаются
за это.
- А ты их за это - чик? К стенке? И готово?
- Надо - всех перережу. Зачем нам тут такие сдались? Ну мусульмане
курят - ладно. А это же свои, славяне! И повалом.
- На войне же! Раньше - пили. Теперь курят.
- Идем. Философ!
Вскоре мы пришли к штабу отряда. И зачем мы сюда пришли? Я понимал,
зачем. Мы думали об одной женщине. Неужели это было тут? Здесь она стала
круто падать вниз? Мы, конечно же, продолжали любить эту женщину и ради
нее пришли сюда. Лена сказала о пребывании тут Железновского с иронией.
Обо мне, наверное, говорит еще насмешливей. "Зеленый огурчик в розовых
очках". Ну что же, мы ей все прощаем. Потому оба и молчим.
- Скажи, Игорь, - решился, наконец, я, - вот теперь тут, как при ней
скажи. Тогда мы с кем ехали? Ведь все наше и ее начиналось с него.
Железновский заскрежетал зубами:
- Да пошли ты все это к...
Он грязно выругался.
- Знаешь, - после некоторого молчания, почти шепотом проговорил
Железновский. - Похлеще него были у нас. И - остались... Не тебе же
толковать о Ковалеве? - Он саркастически засмеялся: - Папочки собираешь?
Фотографии? И думаешь, что - отыщется истина! Ха-ха-ха! "Начиналось с
него!" Да истинное... Истинное и никогда не вывернешь! Особенно о
Ковалеве. Он при живой своей жене баб новых каждый день в дом таскал. И
тискал их... При бабе своей! Ей глотку пистолетом затыкал. У него на
старую, один раз... извини, пропетую... У него не маячил! А ты собираешь
фото!
- Он ее, Лену, сам пригласил? Или ты ему ее привел?
Железновский вскрикнул:
- Подонок! Дегенерат! Чего душу разматываешь?! Чего ты хочешь?
- Ты сам подонок! Ты же вел ее к тому. Как ты его называешь? Двойник!
Ты карьеру на ней сделал. А ее - этим убил!
- Ах ты, старшинская гнида! Да куда ты лез бы?! Ну тому приглянулась!
А там же они - и Ковалев, и Лена - рядочком были! Там бы... Лишь бы я
пикнул против... И меня, а сразу бы и тебя!..
- Заслуги твои велики, что я жив и здоров на сегодня. Но ты
повторяешься. Ты об этом, по-моему, говорил мне уже.
- Говорил, не говорил... Какая разница! Только знаю, что ты бы ничего
этого не видел. И, может, теперь бы не задавал дурацких вопросов... Какая
разница, водил или не водил? Тот был или не тот? Я же тебе говорю, таких
было... Уйма! А вам зачитали в письме ЦК, как товарищ Берия баб шерстил и
как пер против всех к власти, вы уши и развесили. Ах, взяли его и теперь
же все кончится! Ну что, кончилось? Тюрьмы как были - так и остались. В
тюрьмах правят воры, бандиты, сволочи. Ничего не изменилось и не
изменится... - Он задыхался от гнева. Тихо, как всегда умел, вдруг
предложил: - Пойдем! Я покажу тебе кое-что!
Я пошел за ним, часовой пропустил нас, как только мы показали
документы. Я Железновскому по дороге сказал:
- Про Ковалева я знаю не только от тебя. Ты многое уже забыл.
- Ничего я не забыл. Оглоушенный я. Всем, всем оглоушенный!
Железновский схватил меня за руку и потащил за собой. Мы оказались
вскоре у небольшого заборчика. Я заметил там холмики.
- Вот они лежат, - залаял Железновский. - Павликов, Смирнов,
замполит... Ты не веришь? Не веришь и тому, что я участвовал? Участвовал.
И Шмаринов участвовал. Но ни Шмаринов, ни я не стреляли. Стрелял Ковалев.
Я сжал кулаки:
- Заткнись! "Я участвовал, но не стрелял!" Так вам и верят!
- А ты возьми и поверь. Хотя бы ты поверь. Потому что я правду
говорю.
- У нас не подают, Игорь. У меня - тем более. Я по листикам это
изучаю. И на каждом листике - кровь, кровь!
- Если бы еще детали тебе подбросить... Детали... Ты бы... Ты бы на
моем месте чокнулся!
- Ну подбрось эти детали! Ты же их прячешь... Расскажи что-нибудь вот
из всего этого, здешнего! - Я показал на холмики.
- Ты знаешь, как женщины унижаются, когда их хотят к стенке ставить,
а в пятидесяти метрах дети кричат?
- Павликовой дети?
- Догадался!
- Ну и...
- Что ну и? Они унижаются пуще, чем их мужья...
- Когда это было? Когда я привез Павликову? И старшего лейтенанта
Павликова уже не было?
- Правильно рассуждаешь. Уже холмики стояли, когда Ковалев... Да он с
ней... И при нас...
- Врешь ты! Почему же ты не застрелил его?
- А ты мог бы тогда в дивизионе по своим стрелять?
- Мог бы! Надо мной издевались!
- Ты что сумасшедший?.. Хотя... Ты действительно сумасшедший, если
книжку о нем стругаешь!.. Ты помни, вонючий газетчик, когда ему в душу
лезешь, чтобы вывернуть ее... Ты помни, что он тут делал с ней. И как она
унижалась.
- Все, что ты говоришь, чудовищно! Чудовищно! Чудовищно!
Я помнил. Помнил. Еще я помнил и не забывал о главном: как Шугова
довели до того, что он ушел добровольно туда, в тот еще Афганистан,
который считался дружеским.

9
Первые показания полковника Шугова.
"Я прибыл сюда с иной целью".
Генерал Ковалев посылает убийцу,
который идет к американцам с повинной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61