Павел от этого избавлен.
Я вспомнил письма-доносы, слова Лены, которые зафиксировал доносчик.
Эти слова - копия теперешних. Научилась ли Лена от матери глядеть на все
проще? Однако я произнес:
- Вы говорите злые вещи!..
- Полноте! - Мещерская вдруг похолодела лицом и четко, как бы диктуя
мне, добавила: - Запомните, я ничего не боюсь. Я не боюсь при вас сказать,
что если бы моя дочь уехала туда, к нему, я бы была счастлива... Вы
посмотрите на него! - Кивнула на дверь, куда ушел недавно ее муж. - У него
трясутся руки! Улаживание, улаживание... Сколько нужно ума,
изворотливости, чтобы жить у нас неприкосновенным!
Елена Мещерская... Полковник Шмаринов еще тогда, в нашем городке,
предложив мне место Железновского (тоже ведь офицерская должность! -
уговаривал он), раскладывал мне, как на картах, с чем могу столкнуться я
на новой работе. Тут и логика, тут и психология, тут и судьбы, и
неожиданные повороты. А самое главное - нужны порядочные люди, которые,
разбирая то или иное дело, не будут слепо прикладывать руку к головному
убору и выполнять всякие распоряжения и приказы.
- Ты сам подумай, - говорил он, - Леночка Мещерская и ее сбежавший
муж, к примеру. Да, разбирая архивные наброски разных людей - честных,
получестных, непорядочных вообще, злых и завистливых, а они пакуются в
деле любом на равных - невольно придешь к определенному выводу на основе
всего этого. Но когда разберешься глубоко, сердцем, многое покажется в
человеке не так грешно, как ему приписывается. Многое не так!
- Само собой разумеется, - соглашался я, но не давал повода, чтобы
полковник подумал, что я уже готов идти в его контору и разбирать сердцем
все дела, которые скопились у него в большом количестве. Тем более, что я
занимаю уже офицерскую должность, она у меня на уровне майора. И я люблю
свою работу. Люблю открыто говорить о том, что вынес при ограниченном,
пусть, сборе материалов о людях. Зачем же мне менять самого себя?
Когда я с досадой проговорил "само собой разумеется", Шмаринов
обиделся:
- Да не само собой разумеется! Я разрешил Железновскому тебя, скажем,
взять с собой. Я хотел, чтобы майор Железновский думал не только о
карьере, а хотя бы немножко почувствовал себя человеком, заинтересованным
в улучшении жизни. А улучшить жизнь - это объективно разобраться в той
ситуации, в которую попали люди.
- Вы сказали о Мещерской. И ведете разговор на ее примере и на
примере ее сбежавшего мужа...
- Конечно. Если Железновский что-то понял и даст тебе дело Шугова...
- Почему вы так думаете?
- Не даст сам - ты у него попросишь. В это я верю... Ты, получив
материалы, разберешься, а не просто осудишь человека. Я это наблюдал по
твоим публикациям. Ты досконально копаешься. - Шмаринов то ли посмеивался
надо мной, подковыривал, то ли говорил серьезно, однако льстил мне, что на
него не часто находило. - Так вот... Шугову инкриминируют предательство и
играют вокруг его ревности: мол, все начиналось у него с этого. Но скажу
тебе... Ведь его как бы специально подталкивали к этому! Как говорится,
все это было! Ведь не успел Шугов жениться, как рядом с его женушкой
пошагали два человека... Уже на то время - два человека!
- Да, но причем здесь - подталкивали? - возразил я.
- Обыкновенное дело. Борьба за карьеру и борьба за красивую женщину
идут часто рядом. - Сегодня Шмаринов говорил слишком пространно. - Разве
это не усек ты из моего разговора? Они, эти двое... Я тебе назову лишь
буквы. Это полковник Н. и генерал С. У меня нет основания предъявлять им
обвинения или выносить частное определение по делу Шугова. Но в том, что
Шугов там, у врага, и их вина. Ах как они отнимали у него эту женщину! Как
пытались уничтожить Шугова!
- И что из всего этого я вынесу? Даже, если буду иметь материалы,
копаться в них?
Шмаринов вздохнул тяжело:
- Чудак! Если бы я имел не Железновского, а другого сотрудника, он бы
все это не обошел стороной. Трудно сказать, а, точнее, возражать против
негатива, если в деле теперь фигурирует враг народа, перебежчик! Я имею в
виду Шугова. Что бы ты сейчас не сказал в его защиту - мимо! На тебя
поглядят искоса... Но можно сказать об этих двоих! Их подлость,
сводничество, сволочизм... Это же было! Как же все это оставить в стороне!
Разговор состоялся, естественно, уже после того, как у меня побывала
папочка с "Делом Шугова". Знал ли Шмаринов о том, что Железновский дал мне
эту папочку? Не думаю. Железновский, свернув папочку, положив ее на дно
чемодана, тут же уехал. Шмаринову не дали даже проводить начальство. Но
что странно, в "Деле" не было ни полковника Н., ни генерала С. И
Железновский не сказал мне о них. Может, он скрыл от меня другую папку о
Шугове, более увесистую? Более... То есть, где были и Н., и С.?
Но я помнил этот разговор со Шмариновым. И я пришел на второй день
уже на квартиру Зиновия Борисовича Мещерского, дабы выяснить кое-что хотя
бы об этом полковнике, и об этом генерале, видно задевших судьбу Шугова.
Марины Евгеньевны не было дома. Мещерский пил чай на кухне.
- Я знал, что вы приедете. Вы хотите тоже обелить Павла Афанасьевича?
Я это понял. И мы помогли вам вчера. Мы говорили о нем хорошо, хотя, вы
должны это знать, в нашем доме не стоит упоминать о веревке повешенного.
Знаете, мне не положено якшаться со шпионом. И я всячески отмежевался от
бывшего зятя. В конце концов моя идеологическая работа не терпит
компромиссов. Для меня изменник Родины есть изменник Родины. И никто
больше. Сват, брат, зять, жена. Только так!
- Вы хотели сказать о дочери еще. О ее связях в первые дни замужества
с загадочным для меня полковником Н.
- Да, уже с полковником. Тогда он был подполковником.
- Генералом не стал?
- Думаю, и не станет. Мы тоже кое чего-то стоим.
- И еще с генералом С.
- Генерал-полковником С.
- А был?
- Генерал-майор в то время.
Мещерский назвал генерал-полковника подлецом, а нынешнего полковника
Н. недоноском. Это они, по мнению Зиновия Борисовича, вбили первый клин и
в семейную жизнь Шуговых, и в карьеру главы семьи.
Меня в этом не надо было убеждать. Я это уже понимал. Нужны были
детали, и Мещерский на этот раз разговорился.
- У Павла Афанасьевича все было поначалу безоблачно, - печально
склонился к столу Зиновий Борисович. - А какой родитель не мечтает о
счастье своих детей! Н. - это всего-то был прихлебатель. Он интриговал и
писал куда-то на Павла Афанасьевича. Добился или нет расположения моей
дочери, это же, вы сами понимаете, тайна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Я вспомнил письма-доносы, слова Лены, которые зафиксировал доносчик.
Эти слова - копия теперешних. Научилась ли Лена от матери глядеть на все
проще? Однако я произнес:
- Вы говорите злые вещи!..
- Полноте! - Мещерская вдруг похолодела лицом и четко, как бы диктуя
мне, добавила: - Запомните, я ничего не боюсь. Я не боюсь при вас сказать,
что если бы моя дочь уехала туда, к нему, я бы была счастлива... Вы
посмотрите на него! - Кивнула на дверь, куда ушел недавно ее муж. - У него
трясутся руки! Улаживание, улаживание... Сколько нужно ума,
изворотливости, чтобы жить у нас неприкосновенным!
Елена Мещерская... Полковник Шмаринов еще тогда, в нашем городке,
предложив мне место Железновского (тоже ведь офицерская должность! -
уговаривал он), раскладывал мне, как на картах, с чем могу столкнуться я
на новой работе. Тут и логика, тут и психология, тут и судьбы, и
неожиданные повороты. А самое главное - нужны порядочные люди, которые,
разбирая то или иное дело, не будут слепо прикладывать руку к головному
убору и выполнять всякие распоряжения и приказы.
- Ты сам подумай, - говорил он, - Леночка Мещерская и ее сбежавший
муж, к примеру. Да, разбирая архивные наброски разных людей - честных,
получестных, непорядочных вообще, злых и завистливых, а они пакуются в
деле любом на равных - невольно придешь к определенному выводу на основе
всего этого. Но когда разберешься глубоко, сердцем, многое покажется в
человеке не так грешно, как ему приписывается. Многое не так!
- Само собой разумеется, - соглашался я, но не давал повода, чтобы
полковник подумал, что я уже готов идти в его контору и разбирать сердцем
все дела, которые скопились у него в большом количестве. Тем более, что я
занимаю уже офицерскую должность, она у меня на уровне майора. И я люблю
свою работу. Люблю открыто говорить о том, что вынес при ограниченном,
пусть, сборе материалов о людях. Зачем же мне менять самого себя?
Когда я с досадой проговорил "само собой разумеется", Шмаринов
обиделся:
- Да не само собой разумеется! Я разрешил Железновскому тебя, скажем,
взять с собой. Я хотел, чтобы майор Железновский думал не только о
карьере, а хотя бы немножко почувствовал себя человеком, заинтересованным
в улучшении жизни. А улучшить жизнь - это объективно разобраться в той
ситуации, в которую попали люди.
- Вы сказали о Мещерской. И ведете разговор на ее примере и на
примере ее сбежавшего мужа...
- Конечно. Если Железновский что-то понял и даст тебе дело Шугова...
- Почему вы так думаете?
- Не даст сам - ты у него попросишь. В это я верю... Ты, получив
материалы, разберешься, а не просто осудишь человека. Я это наблюдал по
твоим публикациям. Ты досконально копаешься. - Шмаринов то ли посмеивался
надо мной, подковыривал, то ли говорил серьезно, однако льстил мне, что на
него не часто находило. - Так вот... Шугову инкриминируют предательство и
играют вокруг его ревности: мол, все начиналось у него с этого. Но скажу
тебе... Ведь его как бы специально подталкивали к этому! Как говорится,
все это было! Ведь не успел Шугов жениться, как рядом с его женушкой
пошагали два человека... Уже на то время - два человека!
- Да, но причем здесь - подталкивали? - возразил я.
- Обыкновенное дело. Борьба за карьеру и борьба за красивую женщину
идут часто рядом. - Сегодня Шмаринов говорил слишком пространно. - Разве
это не усек ты из моего разговора? Они, эти двое... Я тебе назову лишь
буквы. Это полковник Н. и генерал С. У меня нет основания предъявлять им
обвинения или выносить частное определение по делу Шугова. Но в том, что
Шугов там, у врага, и их вина. Ах как они отнимали у него эту женщину! Как
пытались уничтожить Шугова!
- И что из всего этого я вынесу? Даже, если буду иметь материалы,
копаться в них?
Шмаринов вздохнул тяжело:
- Чудак! Если бы я имел не Железновского, а другого сотрудника, он бы
все это не обошел стороной. Трудно сказать, а, точнее, возражать против
негатива, если в деле теперь фигурирует враг народа, перебежчик! Я имею в
виду Шугова. Что бы ты сейчас не сказал в его защиту - мимо! На тебя
поглядят искоса... Но можно сказать об этих двоих! Их подлость,
сводничество, сволочизм... Это же было! Как же все это оставить в стороне!
Разговор состоялся, естественно, уже после того, как у меня побывала
папочка с "Делом Шугова". Знал ли Шмаринов о том, что Железновский дал мне
эту папочку? Не думаю. Железновский, свернув папочку, положив ее на дно
чемодана, тут же уехал. Шмаринову не дали даже проводить начальство. Но
что странно, в "Деле" не было ни полковника Н., ни генерала С. И
Железновский не сказал мне о них. Может, он скрыл от меня другую папку о
Шугове, более увесистую? Более... То есть, где были и Н., и С.?
Но я помнил этот разговор со Шмариновым. И я пришел на второй день
уже на квартиру Зиновия Борисовича Мещерского, дабы выяснить кое-что хотя
бы об этом полковнике, и об этом генерале, видно задевших судьбу Шугова.
Марины Евгеньевны не было дома. Мещерский пил чай на кухне.
- Я знал, что вы приедете. Вы хотите тоже обелить Павла Афанасьевича?
Я это понял. И мы помогли вам вчера. Мы говорили о нем хорошо, хотя, вы
должны это знать, в нашем доме не стоит упоминать о веревке повешенного.
Знаете, мне не положено якшаться со шпионом. И я всячески отмежевался от
бывшего зятя. В конце концов моя идеологическая работа не терпит
компромиссов. Для меня изменник Родины есть изменник Родины. И никто
больше. Сват, брат, зять, жена. Только так!
- Вы хотели сказать о дочери еще. О ее связях в первые дни замужества
с загадочным для меня полковником Н.
- Да, уже с полковником. Тогда он был подполковником.
- Генералом не стал?
- Думаю, и не станет. Мы тоже кое чего-то стоим.
- И еще с генералом С.
- Генерал-полковником С.
- А был?
- Генерал-майор в то время.
Мещерский назвал генерал-полковника подлецом, а нынешнего полковника
Н. недоноском. Это они, по мнению Зиновия Борисовича, вбили первый клин и
в семейную жизнь Шуговых, и в карьеру главы семьи.
Меня в этом не надо было убеждать. Я это уже понимал. Нужны были
детали, и Мещерский на этот раз разговорился.
- У Павла Афанасьевича все было поначалу безоблачно, - печально
склонился к столу Зиновий Борисович. - А какой родитель не мечтает о
счастье своих детей! Н. - это всего-то был прихлебатель. Он интриговал и
писал куда-то на Павла Афанасьевича. Добился или нет расположения моей
дочери, это же, вы сами понимаете, тайна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61