Но теперь настало время.
Приняв душ, высушив феном волосы так, что они аккуратно и высоко забегали назад, как у раннего, еще не разжиревшего Элвиса Пресли, Оскар надушился, надел белую рубашку, узкий галстук красно-черной расцветки, светло-коричневый в синюю и белую полоску костюм, черные, в узорах тисненых дырочек, туфли и довольно прошелся по квартире. За всю его жизнь у него никогда еще не было такого количества новой одежды. «Может быть, надеть черный костюм?» — задумался Оскар и пошел было к шкафу, но, решив, что черный костюм среди бела дня — было время ланча — будет выглядеть неуместно, натянул белое итальянское пальто стиля «мафиози», бросил на шею шарф и, сжав, не надевая их, в одной руке перчатки, вышел из квартиры.
2
У ресторана стояло несколько лимузинов, и рядом лениво бродили шоферы, ожидающие ланчующих боссов.
В «Знаке Голубя» было многолюдно. Спустившись по ступенькам в заставленный цветами обеденный зал, Оскар гордо прошел к указанному ему метрдотелем столу и сел под куст каких-то розовых крупных цветов, названия которых Оскар, будучи городским жителем всю свою жизнь, не знал. Цветы выливались из деревянной кадки и почти соприкасались с его головой. Напротив Оскара, за стулом, на который сядет, когда придет, Наташа, находилась кадка с голубыми цветами. «Наташка со своими голубыми глазами будет как раз в цвет и в масть», — решил Оскар и, подозвав официанта, заказал аперитив, деликатности которого удивился сам: «Перно».
Его все равно всегда принимали за иностранца. Даже закажи Оскар бурбон со льдом, к концу вечера официант обычно позволял спросить его: «Протите, мистер, вы француз?» Иногда Оскар позволял себе, ответить «да».
Только когда Оскар вливал воду во второе перно, он наконец услышал гул многочисленных шепотков и сдержанных («Знак Голубя» — дорогой ресторан) возгласов восхищения и удивления. Волна шумного оживления приближалась к Оскару, и, даже не поднимая глаз от перно, Оскар мог с уверенностью сказать, что через зал идет Наташка. Ее передвижения в этой жизни всегда сопровождались всеобщим оживлением.
— Bay! — сказала Наташка. — Какой ты до невозможности роскощный, О! Что случилось, ты обворовал банк?
Оскар встал, пододвинулся к голубому облаку, к платью Наташки и ее горящим сейчас в восхищении глазам и поцеловал розовые маленькие Наташкины губы, зная, что сейчас весь зал: все бизнесмены, кокаин-дилеры и старые леди в буклях — смотрит только на них. Наташка и он всегда составляли прекрасную пару, только Оскар обычно был очень обтрепанный. «Пусть знают!» — мстительно подумал Оскар и еще более интимно притянул к себе Наташку и поцеловал ее второй раз более длительно.
— Хочешь шампанского для начала? — спросил Оскар, когда они сели.
— Хочу, — сказала Наташка, — только не забывай, что здесь очень дорого, у тебя хватит денег?
— Я бы тебя, наверное, не приглашал сюда, если бы у меня не было денег, — обиделся Оскар и заказал бутылку шампанского. «Дом Периньон». Назло Наташке. Он был в «Знаке Голубя» с Женевьев пару раз. Конечно, ресторан очень дорогой, но в кармане у Оскара, вернее в бумажнике — он первый раз в жизни завел себе бумажник, — лежало 600 долларов.
— Ну, рассказывай, — попросила Наташка, закурив свою обычную длинную женскую сигарету и нежно поглядывая на Оскара, чуть наклонив голову набок. Нежность во взгляде Наташки означала обычно, что предмет или личность, на которую она смотрит в данный момент, ей нравится. К сожалению, не существовало предмета или личности, которые бы нравились Наташке сколько-нибудь длительное время.
— Я знаю, — сказала Наташка. — Ты получил наследетво, да? От польского дедушки в Детройте. Акции автомобильной компании. Большой пакет акций. И теперь будешь жить на проценты с огромного банковского счета. Дедушка покинул родную Польшу в 1914 году, спасаясь от призыва в армию… Угадала?
— Нет, — засмеялся Оскар. — Совсем не то.
— Значит, ограбил банк… Bay! — воскликнула Наташка, увидав, что официант принес серебряное ведро со льдом и бутылку «Дом Периньон», которую он, перед тем как открыть, показал Оскару. — «Дом Периньон»? Гуляем! Явно ограбил банк и, судя по шампанскому, ограбил не на окраине. Какой, скажи мне, О, я очень любопытная… «Чейз Манхэттен»?
— Нет, — сказал Оскар, — не банк, опять мимо… За самую прекрасную женщину в мире, за тебя, Натали! — И Оскар приподнял свой бокал с шампанским и добавил: — Я очень тебя люблю!
Глаза Наташки сделались теплыми-теплыми, и она благодарно обвела ими Оскара: «Все-таки ты прелесть, О, когда не грубишь и не капризничаешь. Я тоже тебя очень и очень люблю!»
Они соприкоснулись бокалами и выпили.
— Хорошо, — сказала Наташа, поставив бокал, который подскочивший официант тотчас же наполнил шампанским. Если ресторан и был дорогим, то у них хотя бы был отличный сервис. — Хорошо, — повторила Наташа, — ты же не хочешь мне сказать, что ты эти деньги заработал, О, миленький?
— Вот именно, заработал. — Оскар торжествующе улыбнулся.
— Пе-ре-стань! — протянула Наташа. — Только твой костюм стоит долларов пятьсот, и обед, которым, я полагаю, ты собираешься меня накормить, будет тебе стоить сотню долларов. Да одна эта бутылка шампанского…
— И на все это я, да, заработал деньги, — перебил ее Оскар, сделав ударение на слове «заработал». Наташка смотрела на него разочарованно.
— И где же ты работаешь? — уже без особого интереса спросила она. — Надеюсь, не официантом?
— Нет, — сказал Оскар. — Я — палач.
— Кто? — переспросила Наташка недоуменно.
— Палач, — спокойно подтвердил Оскар. — Очень редкая профессия, я один из немногих ее представителей. Вряд ли единственный, но, во всяком случае, я никогда не слышал еще о других профессиональных палачах.
— Ты имеешь в виду, — нерешительно начала Наташа, — что… что ты пытаешь людей?
— Да, — подтвердил Оскар. — Я пытаю исключительно женщин. И за это получаю довольно приличные деньги. Точнее, я сейчас пытаю только одну женщину, но надеюсь получить работу и с еще несколькими женщинами…
Оскар решил загадочно улыбнуться, потому что лицо у Наташки было чуть-чуть испуганное.
— Палач… — повторила Наташка. — Ну и нуууу! — протянула она с уважением. — И где же ты их пытаешь, О, в тюрьме?
— Нет, — сказал Оскар лениво, — в своем апартменте в Гринвич-Вилледж, на Мортон-стрит…
— Bay! — сдалась Наташка. — Я ничего не могу понять. О, объясни мне, ради бога, кого ты пытаешь и за что?
— Я пытаю Женевьев де Брео, приковываю ее наручниками к постели, бью ее набором ремешков и плеток, колю ее иной раз иглой, застегиваю на ней тугие ошейники, ебу ее искусственными членами и членом неискусственным, изображаю насилие. Делаю все, что придет мне в голову, фантазия у меня обширная.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
Приняв душ, высушив феном волосы так, что они аккуратно и высоко забегали назад, как у раннего, еще не разжиревшего Элвиса Пресли, Оскар надушился, надел белую рубашку, узкий галстук красно-черной расцветки, светло-коричневый в синюю и белую полоску костюм, черные, в узорах тисненых дырочек, туфли и довольно прошелся по квартире. За всю его жизнь у него никогда еще не было такого количества новой одежды. «Может быть, надеть черный костюм?» — задумался Оскар и пошел было к шкафу, но, решив, что черный костюм среди бела дня — было время ланча — будет выглядеть неуместно, натянул белое итальянское пальто стиля «мафиози», бросил на шею шарф и, сжав, не надевая их, в одной руке перчатки, вышел из квартиры.
2
У ресторана стояло несколько лимузинов, и рядом лениво бродили шоферы, ожидающие ланчующих боссов.
В «Знаке Голубя» было многолюдно. Спустившись по ступенькам в заставленный цветами обеденный зал, Оскар гордо прошел к указанному ему метрдотелем столу и сел под куст каких-то розовых крупных цветов, названия которых Оскар, будучи городским жителем всю свою жизнь, не знал. Цветы выливались из деревянной кадки и почти соприкасались с его головой. Напротив Оскара, за стулом, на который сядет, когда придет, Наташа, находилась кадка с голубыми цветами. «Наташка со своими голубыми глазами будет как раз в цвет и в масть», — решил Оскар и, подозвав официанта, заказал аперитив, деликатности которого удивился сам: «Перно».
Его все равно всегда принимали за иностранца. Даже закажи Оскар бурбон со льдом, к концу вечера официант обычно позволял спросить его: «Протите, мистер, вы француз?» Иногда Оскар позволял себе, ответить «да».
Только когда Оскар вливал воду во второе перно, он наконец услышал гул многочисленных шепотков и сдержанных («Знак Голубя» — дорогой ресторан) возгласов восхищения и удивления. Волна шумного оживления приближалась к Оскару, и, даже не поднимая глаз от перно, Оскар мог с уверенностью сказать, что через зал идет Наташка. Ее передвижения в этой жизни всегда сопровождались всеобщим оживлением.
— Bay! — сказала Наташка. — Какой ты до невозможности роскощный, О! Что случилось, ты обворовал банк?
Оскар встал, пододвинулся к голубому облаку, к платью Наташки и ее горящим сейчас в восхищении глазам и поцеловал розовые маленькие Наташкины губы, зная, что сейчас весь зал: все бизнесмены, кокаин-дилеры и старые леди в буклях — смотрит только на них. Наташка и он всегда составляли прекрасную пару, только Оскар обычно был очень обтрепанный. «Пусть знают!» — мстительно подумал Оскар и еще более интимно притянул к себе Наташку и поцеловал ее второй раз более длительно.
— Хочешь шампанского для начала? — спросил Оскар, когда они сели.
— Хочу, — сказала Наташка, — только не забывай, что здесь очень дорого, у тебя хватит денег?
— Я бы тебя, наверное, не приглашал сюда, если бы у меня не было денег, — обиделся Оскар и заказал бутылку шампанского. «Дом Периньон». Назло Наташке. Он был в «Знаке Голубя» с Женевьев пару раз. Конечно, ресторан очень дорогой, но в кармане у Оскара, вернее в бумажнике — он первый раз в жизни завел себе бумажник, — лежало 600 долларов.
— Ну, рассказывай, — попросила Наташка, закурив свою обычную длинную женскую сигарету и нежно поглядывая на Оскара, чуть наклонив голову набок. Нежность во взгляде Наташки означала обычно, что предмет или личность, на которую она смотрит в данный момент, ей нравится. К сожалению, не существовало предмета или личности, которые бы нравились Наташке сколько-нибудь длительное время.
— Я знаю, — сказала Наташка. — Ты получил наследетво, да? От польского дедушки в Детройте. Акции автомобильной компании. Большой пакет акций. И теперь будешь жить на проценты с огромного банковского счета. Дедушка покинул родную Польшу в 1914 году, спасаясь от призыва в армию… Угадала?
— Нет, — засмеялся Оскар. — Совсем не то.
— Значит, ограбил банк… Bay! — воскликнула Наташка, увидав, что официант принес серебряное ведро со льдом и бутылку «Дом Периньон», которую он, перед тем как открыть, показал Оскару. — «Дом Периньон»? Гуляем! Явно ограбил банк и, судя по шампанскому, ограбил не на окраине. Какой, скажи мне, О, я очень любопытная… «Чейз Манхэттен»?
— Нет, — сказал Оскар, — не банк, опять мимо… За самую прекрасную женщину в мире, за тебя, Натали! — И Оскар приподнял свой бокал с шампанским и добавил: — Я очень тебя люблю!
Глаза Наташки сделались теплыми-теплыми, и она благодарно обвела ими Оскара: «Все-таки ты прелесть, О, когда не грубишь и не капризничаешь. Я тоже тебя очень и очень люблю!»
Они соприкоснулись бокалами и выпили.
— Хорошо, — сказала Наташа, поставив бокал, который подскочивший официант тотчас же наполнил шампанским. Если ресторан и был дорогим, то у них хотя бы был отличный сервис. — Хорошо, — повторила Наташа, — ты же не хочешь мне сказать, что ты эти деньги заработал, О, миленький?
— Вот именно, заработал. — Оскар торжествующе улыбнулся.
— Пе-ре-стань! — протянула Наташа. — Только твой костюм стоит долларов пятьсот, и обед, которым, я полагаю, ты собираешься меня накормить, будет тебе стоить сотню долларов. Да одна эта бутылка шампанского…
— И на все это я, да, заработал деньги, — перебил ее Оскар, сделав ударение на слове «заработал». Наташка смотрела на него разочарованно.
— И где же ты работаешь? — уже без особого интереса спросила она. — Надеюсь, не официантом?
— Нет, — сказал Оскар. — Я — палач.
— Кто? — переспросила Наташка недоуменно.
— Палач, — спокойно подтвердил Оскар. — Очень редкая профессия, я один из немногих ее представителей. Вряд ли единственный, но, во всяком случае, я никогда не слышал еще о других профессиональных палачах.
— Ты имеешь в виду, — нерешительно начала Наташа, — что… что ты пытаешь людей?
— Да, — подтвердил Оскар. — Я пытаю исключительно женщин. И за это получаю довольно приличные деньги. Точнее, я сейчас пытаю только одну женщину, но надеюсь получить работу и с еще несколькими женщинами…
Оскар решил загадочно улыбнуться, потому что лицо у Наташки было чуть-чуть испуганное.
— Палач… — повторила Наташка. — Ну и нуууу! — протянула она с уважением. — И где же ты их пытаешь, О, в тюрьме?
— Нет, — сказал Оскар лениво, — в своем апартменте в Гринвич-Вилледж, на Мортон-стрит…
— Bay! — сдалась Наташка. — Я ничего не могу понять. О, объясни мне, ради бога, кого ты пытаешь и за что?
— Я пытаю Женевьев де Брео, приковываю ее наручниками к постели, бью ее набором ремешков и плеток, колю ее иной раз иглой, застегиваю на ней тугие ошейники, ебу ее искусственными членами и членом неискусственным, изображаю насилие. Делаю все, что придет мне в голову, фантазия у меня обширная.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81