— говорит Оскар. — Русская блядь…
— Русская блядь самая лучшая, — охотно соглашается Наташка. — Оскар-ч-ииик! — тянет она, — а меня вчера два молодых человека изнасиловали…
— Врешь… — говорит Оскар испуганно и понижает голос помимо своей воли. Он знает, что Наташка не врет… — Врешь…
— Не вру, не вру. — Наташа начинает говорить медленно, ей явно доставляет удовольствие слышать тяжелое дыхание Оскара в телефонной трубке. Оскар уверен, что она лежит сейчас на спине и сжала между ног собственную руку. — Изнасиловали, молодые негодяи…
— Ну, и что? — неуверенно спрашивает Оскар. И замолкает. Ждет.
— А что… хорошо было… — нагло и медленно признается вдруг Наташка. — Один меня за плечики и за грудки держал, чтоб не вырвалась, а другой насиловал… — Наташа замолкает и тяжело дышит.
Оскар тоже молчит. У него болезненно набух член, и ему страшно.
— Ты меня слышишь? — шепотом спрашивает Наташка.
— Да, — глухо отвечает Оскар. — Слышу.
— Я в Саут-Хемптон ездила, на парти. Ребята, с которыми я приехала, уехали без меня, не дождались. Пришлось остаться…
— Ну?.. — Оскар кладет руку на свой готовый лопнуть от напряжения член. — И что?
— Поместили меня наверху… Я уже засыпать стала… — Наташка намеренно тянет историю, зная, как реагирует Оскар. — Вдруг дверь заскрипела… Входят… Хозяин и его друг. Одетые, в токсидо… Включили свет — и ко мне. А я, голенькая, под одеялом… Ночной рубашки не взяла, думала, в тот же вечер уеду… Хозяин с меня одеяло сорвал, сбросил на пол… и они стоят, улыбаются… Молчат…
Наташка замолчала.
— Ну… — промычал Оскар.
— А вот не скажу тебе больше ничего, — вдруг хохочет Наташка в телефонной трубке. — Много будешь знать — скоро состаришься…
— Ну Наташ… — просит Оскар. — Ну скажи…
— Извращенец, — шепчет Наташка лениво. — Извращенец… Ну что, хорошо очень было.
— Как хорошо? — Оскар задерживает дыхание. — Как именно?
— О, ну хорошо… ну сладко было, очень сладко. И страшно… Хозяин мне так ноги развел и чуть приподнял… — Наташка замолкает.
— Ну, ну, говори, — просит Оскар. Он мастурбирует уже серьезно и неостановимо, широкими движениями проводя по члену, широкими и длинными, по всему члену, достав его из брюк… — Говори…
— Взял меня за попку чуть снизу… и как вставит член… и членом к кровати… и я ничего уже не могла сделать… ничего не могла сделать…
— Куда член… куда, в попку вставил? — задыхаясь и дрожа, шепчет Оскар.
— Ну да, ну да, в попку… — шепчет в ответ ему Наташка, в свою очередь возбужденная Оскаровым шепотом… — Так больно вдруг, ты же знаешь, дырочка у меня узенькая… так больно, а потом так хорошо… так сладко… Всю ночь ебли меня, всю ночь…
— Всю ночь ебли девочку… — шепчет Оскар и корчится в волнах оргазма, роняя телефонную трубку.
11
— Мне это понятно, — неожиданно соглашается Стив Барон. — Так и должно быть. Ненависть человека, которому пришлось много страдать в жизни…
— Ну нет, «страдать» — это неподходящее слово, Стив, — морщится Оскар. — Звучит слишком пышно, сладковато. Я имею в виду, что после шести лет, прожитых, в сущности, на дне общества, я не могу не быть циничным.
— Ну и будь, Оскар, не мучайся по этому поводу. Мы все циничны. Цинизм — болезнь нашего века. Ты думаешь, у меня не было идеалов?
Оскар смотрит на Стива и думает, что Стив выглядит как человек, идеалом которого всегда было хорошее питание, и как человек, который своего идеала достиг. Оскар улыбается:
— Я думаю, у тебя и были, и есть идеалы, Стив.
— Нет, — серьезный Стив качает головой. — У меня не осталось ничего святого, Оскар. Ты вот признаешься во вспышках ненависти к богатым и сильным этого мира. У меня же давно нет и ненависти к миру. А ведь знаешь, когда мне было тридцать лет, я мечтал…
Стив Барон не успевает сообщить Оскару, о чем он мечтал в свои тридцать лет, потому что из толпы вокруг них раздается крик: «Оскар! Оскар!»
Оскар и Стив оглядываются. После некоторого замешательства Оскар обнаруживает, что источником крика является человек в темно-синей униформе, с бляхой на лацкане, с дубинкой и рацией на поясе. Человек стоит на самом углу 54-й улицы и Пятой авеню, по которой, разговаривая, гуляют Стив Барон и Оскар. Поймав глаза Оскара, человек машет ему рукой и, оторвавшись от вечнозеленого деревца в бетонной кадке, прислонясь к которой он стоял, идет через толпу к Оскару. Только в этот момент Оскар узнает некрасивое, улыбающееся ему лицо: Яцек Гутор.
— Боже мой! Яцек! Что ты тут делаешь?
— Зарабатываю на хлеб. Охраняю блок. Слежу за тем, чтобы не подложили бомбу в один из магазинов. — Яцек кивает в сторону хорошо вымытых блестящих витрин, горделиво выпятивших свои стекла на Пятую авеню.
Только перехватив любопытный взгляд писателя, бродящий по униформе Яцека Гутора, Оскар вспоминает о том, что их следует познакомить.
— Мой друг Стив Барон, писатель. Мой старый друг Яцек Гутор… — Дальше Оскар мнется, не зная, что сказать, потому что назвать киносценаристом стоящего перед ними в униформе и с дубинкой Яцека будет очевидной глупостью. Если же назвать Яцека «бывшим киносценаристом» — такое представление будет звучать печально.
— Бывший киносценарист, а ныне гард — слуга капитала, — выручает Яцек Оскара, протягивая руку Стиву Барону. — Я знаю, кто вы такой, мистер Барон, я видел вас по Ти-Ви… К сожалению, прочитать вашу книгу для меня еще сложновато…
Все трое некоторое время стоят в растерянности посередине тротуара, не зная, что сказать, время от времени сторонясь и пропуская сквозь свою группу поток прохожих, непрерывно текущий в этот после-ланчевый час по Пятой авеню. Первым догадывается отойти в сторону Оскар. К той же кадке с вечнозеленым тощим деревцем, у которого ранее стоял Яцек. Стив Барон и Яцек также совершают эти несколько шагов вслед за Оскаром.
— Ну, ты как? — спрашивает Оскар Яцека, внезапно переходя на польский.
— Да… как видишь, — отвечает Яцек смущенно, — застрял в гардах. Вернуться к моей настоящей профессии у меня пока не очень получается… Мне перевели один сценарий… перевод стоил целое состояние, вот теперь пытаюсь его пристроить.
— У тебя есть агент?
— Нет… — Яцек качает головой. — Найти агента не так легко. Нужно, чтобы агент согласился работать с неизвестным автором… А ты, я вижу, процветаешь. Как-то видел твою фотографию в журнале «Интервью». Молодец, старина, так их и надо… «Еще Польска не сгинела…» Вы понимаете польский, мистер Барон? — внезапно обращается Янек к писателю.
— Нет конечно, он не понимает, — отвечает за Стива Оскар. — Знаешь что, — вдруг решает он, пытаясь скорее избавиться от глупейшей ситуации, — я дам тебе мой телефон. — Оскар лезет в карман пальто, достает бумажник, из бумажника визитную карточку и подает ее Яцеку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
— Русская блядь самая лучшая, — охотно соглашается Наташка. — Оскар-ч-ииик! — тянет она, — а меня вчера два молодых человека изнасиловали…
— Врешь… — говорит Оскар испуганно и понижает голос помимо своей воли. Он знает, что Наташка не врет… — Врешь…
— Не вру, не вру. — Наташа начинает говорить медленно, ей явно доставляет удовольствие слышать тяжелое дыхание Оскара в телефонной трубке. Оскар уверен, что она лежит сейчас на спине и сжала между ног собственную руку. — Изнасиловали, молодые негодяи…
— Ну, и что? — неуверенно спрашивает Оскар. И замолкает. Ждет.
— А что… хорошо было… — нагло и медленно признается вдруг Наташка. — Один меня за плечики и за грудки держал, чтоб не вырвалась, а другой насиловал… — Наташа замолкает и тяжело дышит.
Оскар тоже молчит. У него болезненно набух член, и ему страшно.
— Ты меня слышишь? — шепотом спрашивает Наташка.
— Да, — глухо отвечает Оскар. — Слышу.
— Я в Саут-Хемптон ездила, на парти. Ребята, с которыми я приехала, уехали без меня, не дождались. Пришлось остаться…
— Ну?.. — Оскар кладет руку на свой готовый лопнуть от напряжения член. — И что?
— Поместили меня наверху… Я уже засыпать стала… — Наташка намеренно тянет историю, зная, как реагирует Оскар. — Вдруг дверь заскрипела… Входят… Хозяин и его друг. Одетые, в токсидо… Включили свет — и ко мне. А я, голенькая, под одеялом… Ночной рубашки не взяла, думала, в тот же вечер уеду… Хозяин с меня одеяло сорвал, сбросил на пол… и они стоят, улыбаются… Молчат…
Наташка замолчала.
— Ну… — промычал Оскар.
— А вот не скажу тебе больше ничего, — вдруг хохочет Наташка в телефонной трубке. — Много будешь знать — скоро состаришься…
— Ну Наташ… — просит Оскар. — Ну скажи…
— Извращенец, — шепчет Наташка лениво. — Извращенец… Ну что, хорошо очень было.
— Как хорошо? — Оскар задерживает дыхание. — Как именно?
— О, ну хорошо… ну сладко было, очень сладко. И страшно… Хозяин мне так ноги развел и чуть приподнял… — Наташка замолкает.
— Ну, ну, говори, — просит Оскар. Он мастурбирует уже серьезно и неостановимо, широкими движениями проводя по члену, широкими и длинными, по всему члену, достав его из брюк… — Говори…
— Взял меня за попку чуть снизу… и как вставит член… и членом к кровати… и я ничего уже не могла сделать… ничего не могла сделать…
— Куда член… куда, в попку вставил? — задыхаясь и дрожа, шепчет Оскар.
— Ну да, ну да, в попку… — шепчет в ответ ему Наташка, в свою очередь возбужденная Оскаровым шепотом… — Так больно вдруг, ты же знаешь, дырочка у меня узенькая… так больно, а потом так хорошо… так сладко… Всю ночь ебли меня, всю ночь…
— Всю ночь ебли девочку… — шепчет Оскар и корчится в волнах оргазма, роняя телефонную трубку.
11
— Мне это понятно, — неожиданно соглашается Стив Барон. — Так и должно быть. Ненависть человека, которому пришлось много страдать в жизни…
— Ну нет, «страдать» — это неподходящее слово, Стив, — морщится Оскар. — Звучит слишком пышно, сладковато. Я имею в виду, что после шести лет, прожитых, в сущности, на дне общества, я не могу не быть циничным.
— Ну и будь, Оскар, не мучайся по этому поводу. Мы все циничны. Цинизм — болезнь нашего века. Ты думаешь, у меня не было идеалов?
Оскар смотрит на Стива и думает, что Стив выглядит как человек, идеалом которого всегда было хорошее питание, и как человек, который своего идеала достиг. Оскар улыбается:
— Я думаю, у тебя и были, и есть идеалы, Стив.
— Нет, — серьезный Стив качает головой. — У меня не осталось ничего святого, Оскар. Ты вот признаешься во вспышках ненависти к богатым и сильным этого мира. У меня же давно нет и ненависти к миру. А ведь знаешь, когда мне было тридцать лет, я мечтал…
Стив Барон не успевает сообщить Оскару, о чем он мечтал в свои тридцать лет, потому что из толпы вокруг них раздается крик: «Оскар! Оскар!»
Оскар и Стив оглядываются. После некоторого замешательства Оскар обнаруживает, что источником крика является человек в темно-синей униформе, с бляхой на лацкане, с дубинкой и рацией на поясе. Человек стоит на самом углу 54-й улицы и Пятой авеню, по которой, разговаривая, гуляют Стив Барон и Оскар. Поймав глаза Оскара, человек машет ему рукой и, оторвавшись от вечнозеленого деревца в бетонной кадке, прислонясь к которой он стоял, идет через толпу к Оскару. Только в этот момент Оскар узнает некрасивое, улыбающееся ему лицо: Яцек Гутор.
— Боже мой! Яцек! Что ты тут делаешь?
— Зарабатываю на хлеб. Охраняю блок. Слежу за тем, чтобы не подложили бомбу в один из магазинов. — Яцек кивает в сторону хорошо вымытых блестящих витрин, горделиво выпятивших свои стекла на Пятую авеню.
Только перехватив любопытный взгляд писателя, бродящий по униформе Яцека Гутора, Оскар вспоминает о том, что их следует познакомить.
— Мой друг Стив Барон, писатель. Мой старый друг Яцек Гутор… — Дальше Оскар мнется, не зная, что сказать, потому что назвать киносценаристом стоящего перед ними в униформе и с дубинкой Яцека будет очевидной глупостью. Если же назвать Яцека «бывшим киносценаристом» — такое представление будет звучать печально.
— Бывший киносценарист, а ныне гард — слуга капитала, — выручает Яцек Оскара, протягивая руку Стиву Барону. — Я знаю, кто вы такой, мистер Барон, я видел вас по Ти-Ви… К сожалению, прочитать вашу книгу для меня еще сложновато…
Все трое некоторое время стоят в растерянности посередине тротуара, не зная, что сказать, время от времени сторонясь и пропуская сквозь свою группу поток прохожих, непрерывно текущий в этот после-ланчевый час по Пятой авеню. Первым догадывается отойти в сторону Оскар. К той же кадке с вечнозеленым тощим деревцем, у которого ранее стоял Яцек. Стив Барон и Яцек также совершают эти несколько шагов вслед за Оскаром.
— Ну, ты как? — спрашивает Оскар Яцека, внезапно переходя на польский.
— Да… как видишь, — отвечает Яцек смущенно, — застрял в гардах. Вернуться к моей настоящей профессии у меня пока не очень получается… Мне перевели один сценарий… перевод стоил целое состояние, вот теперь пытаюсь его пристроить.
— У тебя есть агент?
— Нет… — Яцек качает головой. — Найти агента не так легко. Нужно, чтобы агент согласился работать с неизвестным автором… А ты, я вижу, процветаешь. Как-то видел твою фотографию в журнале «Интервью». Молодец, старина, так их и надо… «Еще Польска не сгинела…» Вы понимаете польский, мистер Барон? — внезапно обращается Янек к писателю.
— Нет конечно, он не понимает, — отвечает за Стива Оскар. — Знаешь что, — вдруг решает он, пытаясь скорее избавиться от глупейшей ситуации, — я дам тебе мой телефон. — Оскар лезет в карман пальто, достает бумажник, из бумажника визитную карточку и подает ее Яцеку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81