Оставшуюся часть дня он провел один. Как в старые добрые времена, в допалаческом славном прошлом, Оскар спустился в супермаркет, купил курицу, картошку, лук, морковь и, вернувшись, стал готовить суп.
Стоя на кухне — сверху, из стеклянного купола, горячее, сыпалось солнце, — Оскар разделся до ти-шотки и трусиков и с удовольствием вдыхал запах бурлившего на огне варева, живой запах еды — то есть жизни. Безуспешно пытаясь найти в баночках и коробочках лавровый лист, Оскар сообразил, что это в первый раз он готовит еду на этой кухне. Хорошая жизнь приучила его к ресторанам, к готовой пище, к обмену долларов на услуги…
Однако удовольствие приготовить самому себе еду, оказалось, все еще остается большим удовольствием. Оскар топтался у очага с пищей и бодро размышлял о том, как он будет жить в будущем. Связь с Габриэл, безусловно, изжила себя. Это не означает, что связь следует прекратить завтра, нет, с Габриэл он помирится, и некоторое время они еще продержатся на вдруг проснувшейся ревности Габриэл, однако конец близок. Скорее всего, Габриэл стареет, и жизнь ее тела уже не так важна для нее. Иной раз Габриэл даже позволяет себе пропускать ранее обязательные с шести до девяти встречи по средам и пятницам. Чему Оскар бывает очень рад, потому что ему становится все сложнее заставлять свое воображение работать с хорошо ему знакомым телом Габриэл.
Что же будет дальше? Может быть, он откроет школу палачей… Кроме того, у него теперь есть Даян, с которой Оскару очень хорошо. Хорошо настолько, что ему нужны пока только самые элементарные ухищрения Палача. В основном оба ведут себя в постели как здоровая пара, празднующая медовый месяц. Разумеется, Даян не его клиентка, а… кто ему Даян?.. Его герл-френд. Первая после Наташки за долгие годы. Настоящая.
Где-то, как всегда неунывающая, носится по Нью-Йорку Наташка. Но Оскар думает о ней все меньше и меньше… Оскару не понравилось, как прореагировала Наташка на известие о появлении в жизни Оскара Даян. Он думал, Наташка расстроится, будет его ревновать… А она…
— У тебя, говорят, появилась постоянная девушка, Оскарчик? — спросила его Наташка в конце длительного телефонного разговора о том о сем, об общих знакомых и вообще о жизни… — Я рада за тебя…
По интонации Оскар понял, что Наташка действительно рада за него, и ему стало грустно. Значит, Оскар был Наташке куда более безразличен, чем даже казалось. Ну что ж, время — восемь лет — лишило их отношения крови. Однако, если бы Наташка сейчас предложила Оскару: «О, я люблю тебя, давай уедем вместе куда глаза глядят!», он, может быть, и уехал бы с ней. Уехал бы? Оскар вспомнил все Наташкины ужасные истории с другими мужчинами и весело-стыдливо подумал, что ему хватило бы этих историй до конца жизни. Для возбуждения, для поднятия члена Оскара. Но Наташка никогда не предложит ему уехать, посему о чем тут говорить…
Оскар наливает себе в хрустальную вазочку суп и отдельно на тарелку выкладывает куски курицы. Человеку нужны витамины, потому Оскар очищает луковицу и, аккуратно разрезав ее, кладет на тарелку вместе с кусками вареной курицы.
Густо посыпав суп перцем, Оскар берется за ложку… Как он будет жить без дотаций Габриэл Крониадис? Плохо. Конечно, у него есть несколько женщин, также платящих ему за работу. Но их поступления нерегулярны, а Оскар уже привык к очень высокому уровню жизни.
Может быть, оставить профессию Палача? Но чем заняться? Лучше всего Оскару удается именно работа с женскими телами. Все другое, сознается себе Оскар, он способен делать не лучше других. Способен ли он написать книгу лучше Стива Барона? Пожалуй, нет. У Оскара нет профессиональных навыков, которые есть у Стива, и возиться со словами Оскару всегда было скучно. Оскар любит читать, но писать… Бр-рр!
Менять профессию в тридцать семь лет глупо, решает Оскар, доскребывая суп из хрустальной вазочки. Тем более когда ты уже столького достиг в этой профессии. Нужно остаться Палачом, но видоизмениться. Как? Оскар решил не торопиться, оглядеться, подумать и потом только что-либо предпринять. Пока следовало поставить на место забывшуюся Габриэл.
Оскар вернулся к кастрюле и налил еще вазочку куриного супа. Глубоких тарелок у него, оказывается, нет.
3
— Молодец, — прошептал «голос», — умный поляк. Последовал моему совету. Последуй и другому. Уезжай из Нью-Йорка. Уезжай… уезжай… уезжай… — «Голос» утонул в вязком телефонном пространстве, где-то среди одиннадцати миллионов живых существ, среди чудовищных скоплений бетона и ржавого металла, над водами тухлых рек Хадсон и Ист-Ривер. Затем послышалось частое дыхание, как будто трубку поднесли к пасти большой собаки…
— Слушай, больной, — сказал Оскар. — Фак юрселф! Я буду с Габриэл Крониадис так долго, как мне этого захочется, а под подушкой в спальне у меня лежит револьвер…
И Оскар положил трубку. Ровно через несколько секунд, необходимых для того, чтобы нажать на семь кнопок, телефон взвизгнул опять.
— Да?
— Ты мертв, — сказал голос. — Мертв!
— Я слышал это клише десятки раз из телефонных трубок всего мира и до сих пор жив, идиот, — сказал Оскар спокойно. — Не звони больше.
— Нет, — сказал голос. — Не буду. Это последний раз. Ты мертв.
И «голос» спешно положил трубку, как бы желая во что бы то ни стало оставить за собой последнее слово.
Так как «голосу» некуда было позвонить, Оскар незло выругался и сделал себе скотч с содой. Походив по залу, пошевелив льдинками в бокале, Оскар решил, что ему следует сегодня же достать револьвер, которого у него, разумеется, не было. Потом ему сделалось смешно.
Чего Оскар боится? Он всегда был более или менее осторожен в своих знакомствах. Он никогда не занимался продажей драгс, если он и знал двух-трех драг-дилеров, то коротко, и никогда не стремился с ними сближаться. Оскар далек от опасных зон жизни — его путь никогда не пересекся с мафией или могущественными разведывательными организациями, такими как CIA, КГБ, польская разведка и тому подобными. Даже в первые годы своего пребывания в Соединенных Штатах Оскар воздерживался от каких бы то ни было политических высказываний. Да никто и не интересовался его мнением когда-либо… Еще один поляк-эмигрант. Десятки и, может быть, сотни тысяч поляков живут вне Польши. Сейчас, правда, благодаря распространительной сети журнала «Риал Мэн» лицо Оскара появилось на всех стендах…
Оскару показалось, что он нащупывает нить. Конечно, как он сразу не додумался до этого. «Риал Мэн» — вот причина. Палач в боевом наряде на обложке журнала. Оскар оказался в положении селебрити. Он сделался селебрити в одну ночь, сойдя с типографских машин бруклинской типографии, где, как знает Оскар от Джерри Гольдсмита, печатается «Риал Мэн»… Оскар забыл, где он живет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81