- Ты глянь, - прорычала Рени, взмахнув рукой в сторону экрана.
«… Все вопросы на нашем автоответчике или свяжитесь с дурбанским департаментом здравоохранения. Мы надеемся, что эта мера окажется временной. Ежедневно будут вывешиваться сообщения…» - в двенадцатый раз повторял задерганный врач.
- Это замкнутая петля, мать ее так. Они даже на звонки не отвечают.
- Не понимаю. - Ксаббу посмотрел на экран, потом на Рени. - Что это?
Вымотанная, хотя не было еще и десяти утра, издерганная постоянным напряжением Рени объяснила: в больнице введен расширенный карантин. На половине рассказа она сообразила, что он еще ничего не знает о Мартине Дерубен, и все пришлось рассказывать сначала.
- Думаете, этой женщине можно доверять? - спросил бушмен, когда она закончила.
- Не знаю. Наверное. Надеюсь. У меня уже кончаются новые идеи, не говоря уже о силах. Можешь посидеть здесь - она позвонит во время перерыва. Потом скажешь, что ты думаешь.
Он неторопливо кивнул.
- Какие сведения она передала вам до сих пор?
Рени уже заглушила повторяющееся сообщение из госпиталя; теперь она разорвала связь совершенно и вывела на экран файлы по Атаско.
- Смотри сам. Боливар Атаско, антрополог и археолог. Очень известен. Богат как черт, это у него семейное. В последние годы более или менее на пенсии, хотя порой еще пишет научные статьи. Имеет дома в пяти различных странах, но Южной Африки среди них нет. При чем тут Стивен - ума не приложу.
- Может, связи и нет. Быть может, она в самой книге, какая-то идея, которую доктор Ван Блик хотела вам подсказать.
- Может быть. Мартина тоже ищет что-то в этом роде. Может, и найдет.
- А что с той второй вещью - той, что вы нашли перед смертью доктора?
Рени устало помотала головой. Трудно было думать о чем-то, кроме Стивена, все отдаляющегося, замурованного в госпитале, как муха в янтаре.
- О чем ты?
- Вы сказали «скворечник». Все ссылки на этого Сингха или Синего Пса Анахорета вели к «скворечнику». Но вы так и не рассказали, что это такое.
- Если бы ты меньше учился, а больше трепался с другими студентами, сам бы узнал. - Рени закрыла файлы Атаско. Голова начинала мучительно болеть, и разглядывать мелкие буквы она уже не могла. - Это такая легенда в мире ВР. Почти миф, только он существует на самом деле.
Улыбка Ксаббу вышла горькой.
- Разве все мифы - ложь?
Рени сморщилась, осознав ошибку.
- Я не имела в виду это. Прости. День уже испорчен, а он едва начался. Кроме того, я не специалист по религии, Ксаббу.
- Вы меня не оскорбили, и я не хотел волновать вас. - Он погладил ее по руке - легко, точно кисточкой или птичьим крылом. - Но я часто думаю, что людям кажется, будто настоящее - это то, что можно измерить, а того, чего измерить нельзя, нет вовсе. И оттого что я изучаю науки, это становится еще печальнее - люди считают науку «истиной», хотя сама наука утверждает, что мы можем лишь устанавливать взаимосвязь вещей, не больше. Но если это так - чем один способ показать эту связь лучше другого? Разве английский хуже коса или моего родного языка оттого, что не может выразить все, что способны выразить они?
Рени что-то тяготило - не слова друга, а скорее растущая неспособность понять хоть что-нибудь . Слова, числа, факты, инструменты, которыми она исследовала мир, словно затупились разом.
- Ксаббу, у меня болит голова, и я волнуюсь за Стивена. Честно сказать, дискуссии о науке и религии со мной сейчас не получится.
- Я понимаю, - ответил бушмен, глядя, как она вытаскивает и сглатывает всухую таблетку болеутолителя. - Вы выглядите несчастной, Рени. Это из-за карантина?
- Нет, Господи, из-за всего! Мы по-прежнему понятия не имеем, как вернуть брата, а поиски становятся чем дальше, тем сложнее. Если бы это был детектив, у нас имелись бы труп, пятна крови и следы в саду - определенно убийство, и есть улики. А тут просто мелкие странности, обрывки информации, которые, может быть, что-то значат. Чем больше я думаю, тем меньше вижу смысла. - Рени сжала виски руками. - Вроде как сотню раз повторишь одно и то же слово, и оно теряет свое значение. Просто набор звуков. Вот и со мной так.
Ксаббу поджал губы.
- Я имел в виду нечто подобное, когда говорил, что больше не слышу солнца. - Он оглядел кабинет. - Быть может, вы слишком долго сидите взаперти - это плохо влияет на человека. Вы ведь сказали, что пришли рано.
Она пожала плечами.
- Хотела тишины. В убежище постоянно кто-то рядом.
Улыбка Ксаббу стала бесовской.
- Почти как у меня в квартире. Хозяйка сегодня утром смотрела, как я ем. Очень внимательно, искоса. По-моему, она до сих пор не видела никого похожего на меня и не до конца уверена, что я человек. Поэтому я сказал, что еда вкусная, но я предпочитаю человечину.
- Ксаббу! Нет!
Бушмен зашелся от смеха.
- А потом успокоил ее, сообщив, что мой народ ест только плоть убитых врагов. Она тут же предложила мне еще риса - в первый раз за все время. Думаю, теперь она позаботится, чтобы я не голодал.
- Я не уверена, что город хорошо на тебя влияет.
Ксаббу ухмыльнулся, явно довольный, что немного развеял ее хандру.
- Только отгородившись от своего прошлого, люди могут убедить себя, что у «примитивных» народов нет чувства юмора. В семье моего отца, которой приходилось кочевать по пустыне Калахари, чтобы найти воду и пищу, обожали шутки и розыгрыши. Наш Дед Богомол любит подсмеиваться над другими и часто побеждает своих врагов смехом, когда сил ему недостает.
Рени кивнула.
- Большинство белых поселенцев так же относилось к моему народу - будто мы или благородные дикари, или грязные живтоные. Но только не обычные люди, которые любят пошутить.
- Смеются все народы. Если нас сменит иная раса, как мы сменили Перворожденных, то и у нее, думаю, будет чувство юмора.
- Да уж хорошо бы, - кисло отозвалась Рени. Минутное облегчение спало. Она вытащила еще таблетку и проглотила. - Тогда, может, они простят нас за все то, что мы натворили.
Ее друг внимательно поглядел на нее.
- Рени, почему бы нам не вынести ваш пульт на улицу и не подождать звонка от Мартины там? Разве это менее безопасно?
- Можно, только зачем?
- Думаю, вы слишком долго просидели в четырех стенах. На что бы ни походили ваши города, мы все же не термиты. Нам нужно видеть небо.
Рени хотела заспорить, но потом поняла, что спорить ей неохота.
- Ладно. Встретимся в обеденный перерыв. Я ведь еще не рассказала тебе о Скворечнике.
На холмике не росло ничего, кроме редковатой травы да одинокой акации, в тени которой они прятались от палящего полуденного солнца. Ветра не было, и над Дурбаном стояла желтая мгла.
- Скворечник - это наследство первых лет сети, - говорила Рени. - Старомодное место, где действуют собственные правила. Во всяком случае так говорят - люди, имеющие туда доступ, редко об этом распространяются, так что сведения полнятся слухами и разбавляются выдумками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245