- Шаманский сон трудно объяснить, - сказал наконец Ксаббу. - Я бывал в городских школах. Они называют это «самогипноз». Но я могу сказать и как это зовется в болотах Окаванго: шаман уходит туда, где может говорить с духами и даже с богами. - Он прикрыл глаза и помолчал чуть-чуть, словно готовясь войти в транс. Потом открыл глаза и улыбнулся. - Чем больше я узнаю о науке, тем больше уважаю мудрость своего народа.
Подкатил автобус, отрыгнул группку измученных пассажиров, поковылявших, или пошаркавших, или похромавших к больнице. Рени, прищуриваясь, вглядывалась в автобус, пока не разобрала номер маршрута. Не тот. Она отвернулась, почему-то разозлившись, неспокойная, как небо перед бурей.
- Если ты имеешь в виду, что наука бесполезна, я не согласна… если ты не о медицине. Эта уж точно никому не нужна. - Рени вздохнула. - Нет. Это несправедливо.
Ксаббу покачал головой.
- Я не это имел в виду, Рени. Это трудно выразить. Чем больше я узнаю об открытиях ученых, тем больше уважаю то, что мой народ уже знает. Мы пришли к этим знаниям иным путем: не в закрытых лабораториях, не при помощи машин, что думают за нас, - но миллион лет проб и ошибок тоже чего-то стоит, особенно в болотах Окаванго или пустыне Калахари, где ошибка, скорее всего, не испортит опыта, а убьет ошибившегося.
- Я не… о каких знаниях ты говоришь?
- О мудрости наших родителей, прародителей, предков. Наверное, каждый из нас должен в своей жизни отвергнуть ее и лишь затем - признать. - Улыбка вернулась на его лицо, но едва заметная и задумчивая. - Как я сказал, это трудно объяснить… а вы устали, друг мой.
Рени откинулась на спинку скамейки.
- Устала. Но дел еще много.
Она поерзала по пластиковой скамье, пытаясь найти положение поудобнее. Кто бы ни сотворил это чудо техники, для сидения он его явно не предназначал - как ни старайся, устроиться удобно не получится. Она сдалась, соскользнула на самый краешек, точно на насест, и вытащила сигарету. Зажигательная полоска не сработала, и Рени вяло пошарила в сумке, ища спички.
- Что ты пел? Это как-то связано с шаманским трансом?
- О нет. - Ксаббу даже возмутился немного, точно она обвинила его в карманной краже. - Это просто песня. Печальная песня моего народа. Я запел, потому что мне грустно было видеть вашего брата ушедшим так далеко от своих родных.
- Расскажи о ней.
Ксаббу вновь принялся разглядывать машины.
- Это песня - плач по ушедшему другу. Она про игру с веревочкой - знаете?
Рени сложила пальцы, словно натягивая воображаемую «кошачью колыбель». Ксаббу кивнул.
- Я не знаю, как это точно передать по-английски. Может быть, так:
Есть люди, другие люди,
Порвавшие мою нить.
И теперь
Грустно мне здесь жить:
Нить оборвана.
Нить порвали мою,
И теперь
Как чужие мне эти
Края,
Потому что оборвана нить.
Как открыты мне эти края -
Пусты,
Потому что оборвана нить.
И теперь
Несчастен я в этих краях.
Нить оборвана.
Он замолчал.
- Потому что оборвана нить… - повторила Рени.
Тихая печаль, недоговоренность ее словно открыли дверь ее собственному чувству потери. Четыре недели - уже целый месяц. Ее братишка целый месяц спит сном покойника. Тело Рени сотрясли рыдания, и слезы хлынули потоком. Она пыталась подавить их, но печаль не уходила, и слезы текли все сильнее. Она попробовала заговорить с Ксаббу, объясниться, но не смогла. К своему смущению и ужасу она осознала, что теряет контроль над собой, что у нее истерика - прямо на автобусной остановке. Она ощущала себя раздетой, униженной.
Ксаббу не стал обнимать ее, не стал повторять снова и снова, что все будет хорошо и все прояснится. Он сел рядом, взял Рени за руки и стал ждать, пока буря стихнет.
Буря схлынула не скоро. Каждый раз, когда Рени казалось, что все позади, что она снова владеет своими чувствами, очередной пароксизм отчаяния подхватывал ее и выжимал очередную порцию рыданий. Сквозь слезы она видела, как подходит очередной автобус, вываливая на тротуар новую порцию пассажиров. Некоторые глазели на плачущую высокую женщину, которую утешал маленький бушмен в старомодном костюме. Представив себе, как нелепо они с Ксаббу выглядят вместе, Рени расхохоталась, хотя слезы не высохли и не перестали катиться. Какая-то отдельная часть ее сознания, неподвижно висящая в центре водоворота эмоций, отрешенно раздумывала, прекратится это когда-нибудь или ей так и суждено, как зависшей программе, болтаться между скорбью и весельем, пока не стемнеет и все не разойдутся по домам.
Наконец все стихло - скорее от усталости, с отвращением решила Рени, чем под действием самоконтроля. Ксаббу отпустил ее руки. Рени не осмеливалась поднять на него глаза, а поэтому полезла в карман, нашарила клок салфетки, которым раньше стирала помаду, и попыталась, как могла, утереть слезы и высморкаться. Когда она наконец глянула на Ксаббу, в глазах ее горел вызов, точно побуждая его воспользоваться ее слабостью.
- Теперь ваша боль утихла немного?
Рени снова отвернулась. Неужели ему кажется совершенно нормальным, что она выставляет себя дурой перед всем медицинским центром пригородов Дурбана? Может, и так. Стыд ослабел, и от него остался только укоряющий шепоток в глубине рассудка.
- Мне уже лучше, - ответила она. - Кажется, мы пропустили автобус.
Ксаббу пожал плечами. Рени взяла его за руку и крепко пожала.
- Спасибо, что терпишь меня.
Его спокойный взгляд нервировал ее. Что ей - гордиться своей истерикой, что ли?
- Одна строчка. Строчка из песни.
- Да?
Он внимательно смотрел на нее. Рени не могла понять почему, но не могла и вынести этого взгляда - сейчас, когда веки распухли, а из носа течет. Она воззрилась на свои руки, безвольно лежащие на коленях.
- Вот она: «Есть люди, другие люди, порвавшие мою нить…» Так вот, где-то есть такие люди… должны быть.
Ксаббу сморгнул.
- Не понимаю.
- Стивен не просто… болен. Я в это уже не верю. Я в это никогда толком не верила, только не могла понять почему. Кто-то - вот как в песне - сотворил это с ним. Я не знаю, кто, как и зачем, но я знаю. - Она нервно хохотнула. - Так все психи говорят: «Не могу объяснить, но знаю, что это правда».
- Вы так решили из-за наших исследований? Из-за того, что мы нашли в библиотеке?
Рени кивнула и выпрямилась. Силы возвращались к ней. Действие - вот что ей нужно. Плакать - без толку. Надо что-то делать .
- Верно. Я не знаю, что это значит, но причина кроется в сети.
- Но вы говорили, что сеть не настоящая и все, что там творится, - не на самом деле. Если что-то съесть в сети, не насытишься. Как может сеть причинить вред, погрузить ребенка в сон, от которого не очнуться?
- Не знаю. Но я выясню.
Рени внезапно улыбнулась. Как легко в тяжелые минуты приходят на ум старые клише. Так говорят сыщики в детективах - кажется, в той книжке, что она читала Стивену, эта фраза встречалась несколько раз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245