Провал в памяти — да пусть его! — зато Гвоздь теперь точно сморгнул от гвардейцев. Узнать бы еще, куда именно, но с этим, кажется, особых трудностей не будет. Берег, где очнулся Кайнор, зарос невысоким кустарником, а чуть дальше тянутся поля и через них проходит дорога — во-он и дымки над горизонтом вьются. Там и спросим, если не удастся понять, куда судьбина забросила да Пестроспинная занесла.
Вот только в жонглерском костюме, пусть и перемазанном грязью, оно как-то не очень — на людях появляться. Кайнор зыркнул на утопленника — просто так, чтоб убедиться в его мертвом и пахучем присутствии. Ладно, не таком уж и пахучем, признаемся. Не гнилью пахнет, а пока только тиной.
А если еще и в проточной воде одёжку его ополоснуть — аккурат к рассвету высохнет…
Гвоздь шагнул к неподвижному телу и вздрогнул, когда оно шевельнулось. Потом заругался еще сильнее: это надо же так накрутить себя, чтобы не отличить покойницких движений от прыжка обычной лягушенции, отдыхавшей на теле утопленничка!
Правда, что-то не слыхал он, Кайнор, чтоб квакуньи любили отдыхать на мертвых телах — ну да мало ли чего он не слыхал! Об оживших идолах тоже вон раньше слышать не доводилось…
Гвоздь без особой спешки освободил утопленника от не нужной тому одежды, прополоскал ее в проточной воде и уже развешивал на кустах, чтоб быстрее просохла, когда услышал за спиной весьма узнаваемые звуки. Он сам, случалось, издавал подобные после пьянки — но, Неустанная, сколько же нужно выпить и съесть, чтобы разразиться эдакими?!.
«И — кому? Тут же никого…» — пришла запоздалая мысль.
Кайнор обернулся, как стоял, с утопленниковыми мокрыми штанами в руках.
Раздетое тело мертвяка (только портки ему Гвоздь и оставил) сидело, упираясь руками за спиной и, перегнувшись в поясе, натужно извергало из себя потоки воды. Причем прямо на себя же, ничуть этим не смущаясь. Мертвые, как известно, сраму не имут.
Гвоздь терпеливо ждал, когда утопленнику полегчает. Почему-то он был уверен, что сможет убежать от мертвяка, ежели тому вдруг взбредет в пучеглазую голову погнаться за Кайнором.
Утопленник гнаться и не думал. Прокашлявшись и проплевавшись, он молча уставился на Гвоздя. Печально так, вроде даже с обидой.
— Ну извини, — сказал Кайнор. — Хочешь, верну? — Он протянул утопленнику штаны, но мертвяк и не шелохнулся. Только напряг горло, словно хотел что-то сказать, — но сказать не вышло, получилось лишь глухо булькнуть и извергнуть очередной поток грязной воды.
«Если мне очень припрет свести счеты с жизнью, никогда топиться не полезу», — решил для себя Гвоздь.
— Не ходи, — утробно выдавил из себя утопленник.
— Не хожу, — покладисто отозвался Кайнор.
— В Три Сосны не ходи, — уточнил мертвяк. — Сразу в столицу, как собирался.
— Значит, там, за горизонтом, Три Сосны, — догадался Гвоздь. — А чего не ходить? Неужели это в Соснах тебя так…
Поздно. Мертвяк снова неестественно преломился в поясе, ткнулся образиной в загаженные колени и затих — кажется, теперь навсегда.
— Чего ж я такого сделал, что вся моя жизнь кувырком пошла? — в сердцах вопрошал у молчаливых кустов Гвоздь. — Гвардейцы обходительные, идолы живые; утопленники вот со своими советами лезут!.. Если это и есть всемирная слава, так избавьте меня от нее, во имя человеколюбия!
Само собой, кусты не отвечали. И даже, стервозы колючие, не захотели отдавать высохшую одежду, царапались, как живые. Но Кайнор с ними управился; переоделся в утопленниково, свое — не поленился, — напялил на него (только плащ себе оставил и свисток для Друлли да монеты переложил в карман) — и отправился вдоль берега на юг, в столицу.
Примерно полчаса спустя он услышал детский плач…
* * *
Существа появились не позади, а перед ними — и первым заметил их Мыкун, а Быйца догадался, заметив дрожание руки полудурка, и тотчас обернулся. Фриний и Иссканр еще мгновение вглядывались во тьму, откуда они все пришли, а потом, почувствовав неладное, посмотрели туда же, куда таращился сейчас горбун.
Существ было шестеро, и еще два, кажется, маячили чуть дальше по коридору. Или то просто тени гуляют? — не разобрать…
Но этих, впереди, точно было шестеро, и они совсем не походили на тени. На людей, впрочем, тоже. Люди — они и ростом поменьше, и в плечах поуже, и…
«И хвосты у них позади не телепаются», — подытожил Иссканр, вынимая меч из ножен. Левой рукой он повел из стороны в сторону — знал уже: при движении огненный браслет на несколько мгновений разгорается и ярче освещает пространство вокруг себя.
Шестеро хвостачей по-прежнему оставались безоружными, однако Иссканра это не обманывало. Во-первых, попробуй достань чудиков в таких панцирях да шлемах, во-вторых, латные перчатки у обитателей Лабиринта особые, шипастые: двинь под дых — человек пополам и сложится.
Иссканр плавным полушагом выскользнул вперед, закрывая собой Быйцу и Мыкуна. Фриний и без того стоял от незнакомцев дальше всех — чародей вслушивался в странные звуки, доносившиеся оттуда, где был вход в Лабиринт.
— Погоди. — И не поймешь, как Фринию удалось оказаться совсем рядом, ведь только что был на расстоянии трех-четырех шагов! — Погоди. Оружием всегда воспользоваться успеем.
Иссканру было что возразить, но он промолчал. С чародеями не спорят.
А тот выбрал взглядом вроде как главного среди этой шестерки (и не сказать, чтобы самого рослого или в наиболее богатом доспехе… ну, доспехи-то у них почти одинаковые) — выбрал и обратился к нему на неведомом языке.
— Пыл изаздэр? Тэ ханнэпгэр эдо?
Спросил властно, как хозяин у дерзких слуг, посреди ночи вломившихся в спальные покои.
Шестеро промолчали. Лишь один из них, что стоял вторым слева, вздрогнул и напрягся, будто прислушивался к далеким словам — не словам даже, одному эху слов.
Потом хвостачи отступили назад и так же бесшумно, как пришли, скрылись во тьме.
— Откуда они взялись? — прохрипел Иссканр, только сейчас обратив внимание, как сильно пересохло в горле. — Ты знаешь их?
— Я не знаю ни их, ни того, откуда они взялись. Но ведь это Лабиринт, место, где оживают мертвые и становятся бесплотными тенями живые. Так что нечего удивляться. И прошу тебя, впредь не торопись обнажать клинок. — А затем спросил, повернувшись к Быйце: — Ты хорошо рассмотрел их?
— Этот защитничек мне своей широкой спиной почти всё закрыл! — прокаркал горбун. — Но… да, я рассмотрел их как следует.
— Что скажешь?
— Бояться нужно не того, что видно, но невидимого.
— Ты где нахватался таких мудрых мыслей? — хмыкнул Иссканр. — Или это из личного опыта?
— Молись, чтобы не довелось на собственной шкуре убедиться в моей правоте! — отрезал старик. — И давай, двигайся, чего встал? Я хочу как можно дальше убраться от этих звуков за спиной!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171
Вот только в жонглерском костюме, пусть и перемазанном грязью, оно как-то не очень — на людях появляться. Кайнор зыркнул на утопленника — просто так, чтоб убедиться в его мертвом и пахучем присутствии. Ладно, не таком уж и пахучем, признаемся. Не гнилью пахнет, а пока только тиной.
А если еще и в проточной воде одёжку его ополоснуть — аккурат к рассвету высохнет…
Гвоздь шагнул к неподвижному телу и вздрогнул, когда оно шевельнулось. Потом заругался еще сильнее: это надо же так накрутить себя, чтобы не отличить покойницких движений от прыжка обычной лягушенции, отдыхавшей на теле утопленничка!
Правда, что-то не слыхал он, Кайнор, чтоб квакуньи любили отдыхать на мертвых телах — ну да мало ли чего он не слыхал! Об оживших идолах тоже вон раньше слышать не доводилось…
Гвоздь без особой спешки освободил утопленника от не нужной тому одежды, прополоскал ее в проточной воде и уже развешивал на кустах, чтоб быстрее просохла, когда услышал за спиной весьма узнаваемые звуки. Он сам, случалось, издавал подобные после пьянки — но, Неустанная, сколько же нужно выпить и съесть, чтобы разразиться эдакими?!.
«И — кому? Тут же никого…» — пришла запоздалая мысль.
Кайнор обернулся, как стоял, с утопленниковыми мокрыми штанами в руках.
Раздетое тело мертвяка (только портки ему Гвоздь и оставил) сидело, упираясь руками за спиной и, перегнувшись в поясе, натужно извергало из себя потоки воды. Причем прямо на себя же, ничуть этим не смущаясь. Мертвые, как известно, сраму не имут.
Гвоздь терпеливо ждал, когда утопленнику полегчает. Почему-то он был уверен, что сможет убежать от мертвяка, ежели тому вдруг взбредет в пучеглазую голову погнаться за Кайнором.
Утопленник гнаться и не думал. Прокашлявшись и проплевавшись, он молча уставился на Гвоздя. Печально так, вроде даже с обидой.
— Ну извини, — сказал Кайнор. — Хочешь, верну? — Он протянул утопленнику штаны, но мертвяк и не шелохнулся. Только напряг горло, словно хотел что-то сказать, — но сказать не вышло, получилось лишь глухо булькнуть и извергнуть очередной поток грязной воды.
«Если мне очень припрет свести счеты с жизнью, никогда топиться не полезу», — решил для себя Гвоздь.
— Не ходи, — утробно выдавил из себя утопленник.
— Не хожу, — покладисто отозвался Кайнор.
— В Три Сосны не ходи, — уточнил мертвяк. — Сразу в столицу, как собирался.
— Значит, там, за горизонтом, Три Сосны, — догадался Гвоздь. — А чего не ходить? Неужели это в Соснах тебя так…
Поздно. Мертвяк снова неестественно преломился в поясе, ткнулся образиной в загаженные колени и затих — кажется, теперь навсегда.
— Чего ж я такого сделал, что вся моя жизнь кувырком пошла? — в сердцах вопрошал у молчаливых кустов Гвоздь. — Гвардейцы обходительные, идолы живые; утопленники вот со своими советами лезут!.. Если это и есть всемирная слава, так избавьте меня от нее, во имя человеколюбия!
Само собой, кусты не отвечали. И даже, стервозы колючие, не захотели отдавать высохшую одежду, царапались, как живые. Но Кайнор с ними управился; переоделся в утопленниково, свое — не поленился, — напялил на него (только плащ себе оставил и свисток для Друлли да монеты переложил в карман) — и отправился вдоль берега на юг, в столицу.
Примерно полчаса спустя он услышал детский плач…
* * *
Существа появились не позади, а перед ними — и первым заметил их Мыкун, а Быйца догадался, заметив дрожание руки полудурка, и тотчас обернулся. Фриний и Иссканр еще мгновение вглядывались во тьму, откуда они все пришли, а потом, почувствовав неладное, посмотрели туда же, куда таращился сейчас горбун.
Существ было шестеро, и еще два, кажется, маячили чуть дальше по коридору. Или то просто тени гуляют? — не разобрать…
Но этих, впереди, точно было шестеро, и они совсем не походили на тени. На людей, впрочем, тоже. Люди — они и ростом поменьше, и в плечах поуже, и…
«И хвосты у них позади не телепаются», — подытожил Иссканр, вынимая меч из ножен. Левой рукой он повел из стороны в сторону — знал уже: при движении огненный браслет на несколько мгновений разгорается и ярче освещает пространство вокруг себя.
Шестеро хвостачей по-прежнему оставались безоружными, однако Иссканра это не обманывало. Во-первых, попробуй достань чудиков в таких панцирях да шлемах, во-вторых, латные перчатки у обитателей Лабиринта особые, шипастые: двинь под дых — человек пополам и сложится.
Иссканр плавным полушагом выскользнул вперед, закрывая собой Быйцу и Мыкуна. Фриний и без того стоял от незнакомцев дальше всех — чародей вслушивался в странные звуки, доносившиеся оттуда, где был вход в Лабиринт.
— Погоди. — И не поймешь, как Фринию удалось оказаться совсем рядом, ведь только что был на расстоянии трех-четырех шагов! — Погоди. Оружием всегда воспользоваться успеем.
Иссканру было что возразить, но он промолчал. С чародеями не спорят.
А тот выбрал взглядом вроде как главного среди этой шестерки (и не сказать, чтобы самого рослого или в наиболее богатом доспехе… ну, доспехи-то у них почти одинаковые) — выбрал и обратился к нему на неведомом языке.
— Пыл изаздэр? Тэ ханнэпгэр эдо?
Спросил властно, как хозяин у дерзких слуг, посреди ночи вломившихся в спальные покои.
Шестеро промолчали. Лишь один из них, что стоял вторым слева, вздрогнул и напрягся, будто прислушивался к далеким словам — не словам даже, одному эху слов.
Потом хвостачи отступили назад и так же бесшумно, как пришли, скрылись во тьме.
— Откуда они взялись? — прохрипел Иссканр, только сейчас обратив внимание, как сильно пересохло в горле. — Ты знаешь их?
— Я не знаю ни их, ни того, откуда они взялись. Но ведь это Лабиринт, место, где оживают мертвые и становятся бесплотными тенями живые. Так что нечего удивляться. И прошу тебя, впредь не торопись обнажать клинок. — А затем спросил, повернувшись к Быйце: — Ты хорошо рассмотрел их?
— Этот защитничек мне своей широкой спиной почти всё закрыл! — прокаркал горбун. — Но… да, я рассмотрел их как следует.
— Что скажешь?
— Бояться нужно не того, что видно, но невидимого.
— Ты где нахватался таких мудрых мыслей? — хмыкнул Иссканр. — Или это из личного опыта?
— Молись, чтобы не довелось на собственной шкуре убедиться в моей правоте! — отрезал старик. — И давай, двигайся, чего встал? Я хочу как можно дальше убраться от этих звуков за спиной!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171