Бывший боксер вдруг закашлялся и пошел закрывать дверь, захлопнув ее с такой силой, что затрясся весь дом. Они избегали смотреть друг другу в глаза и повернулись спинами к Лиле.
Догерти сколько было сил наблюдал, как Дюмэн изучает вазу на полке, и потом взорвался:
- Ты, болван, тебе что, больше делать нечего?
Тут Лиля улыбнулась сквозь слезы, и Дюмэн, повернувшись, посмотрел на нее и с облегчением вздохнул.
- Это я совсем глупая, - промолвила Лиля, вытирая глаза платком, - но ничего не могу с собой поделать. О, я так рада, что вы пришли! Благодарю вас, благодарю от всего сердца. А почему он, мистер Догерти, так вас испугался?
- Хм! Он боится всех на свете, включая самого себя.
Что он здесь делал?
Лиля потупилась и залилась краской:
- Он… он хотел, чтобы я кое-что сделала. Было бы нехорошо вам об этом говорить. Надеюсь, я его больше никогда не увижу. Он меня напугал. Я так рада, что вы пришли!
Потом она забыла о своем смущении, спохватившись, что не предложила гостям присесть, извинилась и указала им на кресла. Они повиновались: Дюмэн с изяществом, Догерти немного неуклюже.
Наступила тишина. Каждый из мужчин ждал, что первым заговорит другой, а Лиля смотрела на них по очереди. Наконец она сказала:
- Вы пришли из отеля?
- Да, - тут же ответили они.
Снова наступила тишина. Догерти беспокойно заерзал в кресле. Дюмэн теребил свои усы. Лиля думала, что бы такое сказать, но обнаружила, что у нее словно язык прилип к нёбу от смущения.
Наконец Догерти набрался сил и прервал затянувшееся молчание:
- Думаю, вы хотите узнать, зачем мы сюда пришли?
Лиля качнула головой в знак того, что готова слушать.
- Ну, мы увидели, что вас нет в отеле, и подумали, что, возможно, вы дома, и поэтому пришли навестить.
- Мы подумаль не есть ли вы больная.
- Вы очень добры, - промолвила Лиля.
- И, - продолжил Догерти, делая глотательные движения и с трудом выдавливая из себя слова, - мы хотели поговорить насчет Ноултона.
Лиля посмотрела на боксера широко открытыми глазами, а Дюмэн одобрительно и ободряюще ему кивнул.
- Понимаете, мы вчера вечером видели Шермана, и он нам все рассказал. Я не хочу, чтобы вы думали, что мы имеем к этому какое-то отношение. Мы никогда никого не закладываем, кто бы он ни был.
- Я и не думала, что вы на это способны, - заверила его Лиля.
- Но, - продолжил Догерти, уже полностью взявший себя в руки, - нам не жаль, что Шерман это сделал. Мы рады, что он убрался туда, откуда больше не сможет пакостить. Нам не нравится способ, но…
- А мистер Шерман ничего не говорил… обо мне? - прервала его Лиля.
Бывший боксер отвел взгляд.
- Да, - кивнул он. - Мы все знаем.
- Тогда зачем же вы пришли…
- Вот это я и собираюсь вам сказать. Именно поэтому я начал издалека. Хочу, чтобы вы поняли, что мы ничего не имеем против Ноултона. Теперь бесполезно копаться в прошлом. Нам нет никакого дела до того, что он натворил. Мы даже не хотим сказать что-то вроде: «Мы же вас предупреждали». Мы только хотим вам помочь. Ноултон арестован, и о нем сейчас беспокоиться бесполезно, но, исходя из того, что вчера вечером наговорил Шерман, мы боимся, что вас к этому делу тоже притянут и у вас будут неприятности, а мы хотим, чтобы вы знали, что мы сделаем все, чтобы помочь вам этого избежать. Вот примерно это я хотел сказать.
Лиля подалась вперед в своем кресле:
- Но вы сказали «ничего не имеем против Ноултона»?
Догерти твердо это подтвердил, а Дюмэн энергично кивнул.
- Тогда… тогда я вас благодарю, - тихо произнесла Лиля.
Тон ее голоса заставил бывшего боксера быстро на нее взглянуть.
- Вы имеете в виду…
Лиля поднялась. В ее глазах были слезы, а пальцы она сцепила так сильно, что костяшки покрылись красными и белыми пятнышками. Ее голос был спокойным и приглушенным, но его тональность говорила о том, что слова исходили из самого ее сердца.
- Я имела в виду, что нам бесполезно дальше разговаривать, мистер Догерти. Я - глубоко несчастная женщина. А теперь я вас немного обижу - понимаю это, но ничего не могу поделать. Я не могу воспользоваться вашей помощью, потому что никогда не предам мистера Ноултона.
Догерти выругался, тут же вскочил и начал извиняться, а Дюмэн испуганно на него смотрел.
Лиля на все это не обратила никакого внимания.
- Понимаете - не могу. О, не расценивайте это как неблагодарность. Я знаю, как добры вы были, но вы не знаете о нем всего того, что знаю я. И я не могу оставить его в беде - не могу думать о нем так, как вы… - Она попыталась улыбнуться. - Потому что я собираюсь стать его женой.
- Мой бог! - выпалил Дюмэн.
Догерти лишился дара речи.
- Да, - сказала Лиля, и в ее голосе звучала гордость, - мы должны пожениться. Теперь вы все знаете, и мне… то есть нам, не приходится рассчитывать на вашу помощь. Прошу прощения, потому что я очень хорошо к вам отношусь, но вы бы никогда не поняли…
Она замолчала. Бывший боксер и маленький француз одновременно тяжело вздохнули. Они посмотрели друг на друга, и каждый прочитал в глазах приятеля свои собственные мысли. Француз многозначительно кивнул, Догерти повернулся к Лиле и сказал:
- Мы ведь ваши друзья, мисс Уильямс, не так ли?
Она удивленно кивнула.
- Старые добрые друзья?
- Да.
- Тогда я хочу задать вам один вопрос. Если не хотите, можете не отвечать. Возможно, я не имею права это спрашивать, но мне очень хочется узнать. Вы любите этого Ноултона?
Щеки Лили сделались пунцовыми, она замялась и потом просто сказала:
- Да.
- Насколько сильно вы его любите?
- Настолько, - ответ был таким же быстрым, как при чтении катехизиса, - насколько он любит меня.
Дюмэн вскрикнул: «Браво!» - а Догерти усмехнулся. Потом они поднялись, и оба по-дружески протянули ей руки.
Она все поняла, но была не в силах что-то сказать и только пожала протянутые ей руки. После этого она обрела дар речи и попыталась их поблагодарить.
- Тихо! - оборвал ее Догерти. Он не любил нежностей, и для него это была тяжелая сцена. - Теперь надо его вызволить оттуда. И, наша маленькая девочка, положись в этом на нас. Это дело верное. Но, поверь, тебе придется за это заплатить. Нужно будет сделать одну вещь.
- Поцелуй от эта невеста? - предположил Дюмэн.
- Нет, проклятый французишка. Приглашение на свадьбу!
Глава 15
Номер 32
Проведя ночь в тюремной камере, Ноултон поднялся с топчана рано утром с сильной головной болью и острым чувством отчаяния и опустошенности.
Но завтрак, который он заставлял себя глотать, и умывание освежили его, и молодой человек понял, что за ночь голова у него посвежела и он обрел способность размышлять. Он присел на краешек топчана и стал обдумывать свое бедственное положение если не хладнокровно, то по крайней мере трезво и непредвзято.
Он старался не думать о Лиле, не мог спокойно о ней вспоминать, у него при этом щемило в груди от ее преданности, смелости и нежности к нему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52