Они сковали друг друга цепями и теперь скандировали:
– Закрыть врата! Закрыть врата!
Над их головами прыгали и кувыркались анимированные голограммы. Карикатура на Джона Моррисона – главного стража врат – и на главу Мирового правительства Эйно Хаккинена. Служба безопасности врат тут же окружила демонстрантов. Их обстреливали ловчими коконами и по одному, спеленатых, переносили в многоместный мобиль. Коконы позволяли задержанным брыкаться, извиваться по-змеиному и совсем не мешали вопить и обзывать охранников.
Алена вдруг представила в такой ловчей сети тетю Надю в ее фиолетовом платье и расхохоталась.
ВОЙНА
Глава 7
1
Вездеход дернулся и замер. Мотор еще с минуту пыхтел, выплевывая в холодный воздух терпкий запах не до конца сгоревшего эршелла, потом замолчал. Виктор открыл глаза. Второй двигатель натужно рокотал впереди. Слышно было, как в лесу срывались с ветвей комья липкого снега. Мелкий холодный дождь промочил одежду насквозь. Даже накидка, которой одарил Виктора лежащий рядом на броне сержант, не спасала. Тело ныло: каждая мышца, каждая клеточка пропиталась усталостью. Таблетки не помогали. Голова болела, и горло саднило.
«Мы – слабые твари, но мы покоряем миры», – вспомнил Ланьер начало популярной песенки.
Небо на востоке чуть-чуть светлело вялой холодной желтизной. Лес был серо-черно-белым. С одной стороны дороги стояли гиганты, с другой – тонкий, едва начавший входить в силу молодняк.
– В чем дело? – спросил Виктор. – Почему стоим?
– Завал впереди, – сержант сладко зевнул. – Второй мотор растаскивает.
Виктор приподнялся на локтях. Насколько удавалось ему рассмотреть в призрачном свете раннего утра, главный тракт был завален бревнами. Второй вездеход волочил их к обочине, утробно урча.
– Засада? – спросил Виктор.
Страха не было. Будь в засаде «синие» или мары – давно убили бы. Смешно бояться вдогонку.
– Нет, просто завал. Это часто делается. Никто не знает, кто за тобой топает, если ты в хвосте, «Синие» или «красные». Вдруг «синие»? Да жахнут из гранатомета. Или «крокодила» пустят по следу. Через завал «крокодил» не пролезет.
– «Крокодилы» запрещено провозить через врата.
– Их на этой стороне собирают. Разве сложно? Я сам видел у наших «крокодила». Огнем плюется только так.
– Никогда не слышал, чтобы в операциях участвовали «крокодилы». – Ланьер к любой информации относился придирчиво. Услышал – проверил. Была эта привычка у него врожденной. Стала – профессиональной.
– Конечно. Они либо сжигают противника и молчат об этом, либо огнеметчиков противник ловит и расстреливает на месте. Но об этом тоже все молчат.
Виктор вспомнил, сколько почерневших бревен он видел вдоль главного тракта весной, и понимающе кивнул.
– Вы не успеете, – сказал кто-то рядом.
Виктор вздрогнул и оглянулся. Человек вылепился из сырых утренних сумерек. Такой же серый, призрачный, как лес вокруг. Материализовался из влажного воздуха. Дешевый, без адаптации, камуфляж, серая непромокаемая накидка. В прорезь накидки высовывался короткий ствол автомата. Лицо белое, безвозрастное – можно дать и тридцать, и пятьдесят.
Призрак мортала. Предупреждает? Виктор приглядывался, но не узнавал. Мортал присылал только тех, кого Виктор знал прежде. А этого видел впервые.
Хвататься за бластер – поздно. И значит – нелепо. Ну что ж, тогда поговорим.
– Вы кто? – спросил Виктор. Бросил взгляд на сержанта. Тот не встревожился. И даже не удивился.
Главное достоинство сержанта Топчего – невозмутимость.
– Бурлаков, Григорий Иванович, – представился неизвестный на гражданский манер. Руку протянул для пожатия.
Ланьер стиснул его ладонь. Крепкая, теплая. И сухая, несмотря на снег и дождь. Живой. Не призрак.
– Привет, – улыбнулся Ланьер живому. – Почему решили, что не успеем?
– Завалы впереди, и мост рухнул. То есть перейти можно – но без техники. Времени у вас – кот наплакал. К тому же раненых много. Сами добежать успеете. Но тогда раненых придется бросить. Оставайтесь у меня.
Посланец Судьбы? Но что сулит Судьба? И стоит ли ее испытывать? Или она все решила опять, и от тебя уже ничего не зависит...
– Где это у вас? – спросил Борис, выползая из-под своей накидки.
– У меня крепость вон там. – Бурлаков неопределенно махнул рукой вдоль главного тракта. В сторону, противоположную вратам. Виктор знал (да все побывавшие здесь знали), что с двух сторон от тракта сразу за зоной игры тянется на многие километры мортал.
– Спасибо, там мы уже были, – язвительно заметил Борис.
– Запас сухарей, муки имеется. Патронов достаточно, – продолжал Бурлаков, не обращая на шутку Рузгина внимания. – Дичи настреляем зимой. До весны дотянем. Я уже много зим здесь живу. Знаю, как к зимовке готовиться. И я не мар.
– Что? Зимовать здесь? – переспросил Борис. – Да ты что, сбрендил, приятель? Нас не бросят просто так!
Бурлаков рассмеялся коротким смешком:
– Кто вам подобную чепуху сказал? Знаете, сколько отставших всякий раз мечется по дорогам?! Весь декабрь здесь будет пальба, в январе – метели и стужа. В феврале начнется людоедство.
– Людоедство? – переспросил Борис.
«Это будет совершенно убойный материал, – Ланьер отчетливо услышал знакомый голос. – Ты же хотел остаться. Ну!»
Он рот открыл сказать «да», но не сумел. Что-то мешало. Что-то еще манило назад – к вратам. Может, мечта о тепле, о горячей ванне. Об Алене... Всё вместе. Он не мог еще эту нить оборвать.
– Я передам ваши слова капитану. – Виктор спрыгнул с брони.
– Передайте, – Бурлаков как-то сразу поскучнел. – Похоже, вы меня опасаетесь. Зря. Я знаю, о чем говорю. Мне необходимо еще человек двадцать, чтобы перезимовать в крепости. У меня каждый год зимует около сотни. Вы должны обо мне знать.
Должны знать? В словах Бурлакова звучал неприкрытый упрек. Но сколько раз говорят эти слова портальщику – «вы должны обо мне знать...» В том мире, в который они всеми силами пытались вернуться, ты существуешь, если о тебе знают. Хоть кто-нибудь знает, хотя бы виндексы. Бывает, человек напяливает пять, а то и десять комбраслетов, лишь бы не потеряться, только бы о нем знали. Звонит по ночам и спрашивает: «Ты помнишь меня?» И плачет, прижимая комбраслет к губам, чтобы ты слышал, как ему одиноко и больно.
– Вали отсюда, дед. Мы дойдем, и баста, – сказал сержант. – А ты... может быть, от «синих»?
– Теперь уже не имеет значения, кто «синий», кто «красный». Врата вот-вот уснут. Мы останемся наедине с этим миром. И с теми, кто здесь живёт.
– Мы дойдем, – заявил Борис. Голос дрогнул.
– Ну что ж, попробуйте.
«Этот Бурлаков – очень странный тип, – думал Виктор, направляясь к джипу. – Но я почему-то ему верю. Он сказал – мост рухнул. Мост этот один раз уже чинили. Пять лет назад, причем тогда мост обрушился сам, его не взрывали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
– Закрыть врата! Закрыть врата!
Над их головами прыгали и кувыркались анимированные голограммы. Карикатура на Джона Моррисона – главного стража врат – и на главу Мирового правительства Эйно Хаккинена. Служба безопасности врат тут же окружила демонстрантов. Их обстреливали ловчими коконами и по одному, спеленатых, переносили в многоместный мобиль. Коконы позволяли задержанным брыкаться, извиваться по-змеиному и совсем не мешали вопить и обзывать охранников.
Алена вдруг представила в такой ловчей сети тетю Надю в ее фиолетовом платье и расхохоталась.
ВОЙНА
Глава 7
1
Вездеход дернулся и замер. Мотор еще с минуту пыхтел, выплевывая в холодный воздух терпкий запах не до конца сгоревшего эршелла, потом замолчал. Виктор открыл глаза. Второй двигатель натужно рокотал впереди. Слышно было, как в лесу срывались с ветвей комья липкого снега. Мелкий холодный дождь промочил одежду насквозь. Даже накидка, которой одарил Виктора лежащий рядом на броне сержант, не спасала. Тело ныло: каждая мышца, каждая клеточка пропиталась усталостью. Таблетки не помогали. Голова болела, и горло саднило.
«Мы – слабые твари, но мы покоряем миры», – вспомнил Ланьер начало популярной песенки.
Небо на востоке чуть-чуть светлело вялой холодной желтизной. Лес был серо-черно-белым. С одной стороны дороги стояли гиганты, с другой – тонкий, едва начавший входить в силу молодняк.
– В чем дело? – спросил Виктор. – Почему стоим?
– Завал впереди, – сержант сладко зевнул. – Второй мотор растаскивает.
Виктор приподнялся на локтях. Насколько удавалось ему рассмотреть в призрачном свете раннего утра, главный тракт был завален бревнами. Второй вездеход волочил их к обочине, утробно урча.
– Засада? – спросил Виктор.
Страха не было. Будь в засаде «синие» или мары – давно убили бы. Смешно бояться вдогонку.
– Нет, просто завал. Это часто делается. Никто не знает, кто за тобой топает, если ты в хвосте, «Синие» или «красные». Вдруг «синие»? Да жахнут из гранатомета. Или «крокодила» пустят по следу. Через завал «крокодил» не пролезет.
– «Крокодилы» запрещено провозить через врата.
– Их на этой стороне собирают. Разве сложно? Я сам видел у наших «крокодила». Огнем плюется только так.
– Никогда не слышал, чтобы в операциях участвовали «крокодилы». – Ланьер к любой информации относился придирчиво. Услышал – проверил. Была эта привычка у него врожденной. Стала – профессиональной.
– Конечно. Они либо сжигают противника и молчат об этом, либо огнеметчиков противник ловит и расстреливает на месте. Но об этом тоже все молчат.
Виктор вспомнил, сколько почерневших бревен он видел вдоль главного тракта весной, и понимающе кивнул.
– Вы не успеете, – сказал кто-то рядом.
Виктор вздрогнул и оглянулся. Человек вылепился из сырых утренних сумерек. Такой же серый, призрачный, как лес вокруг. Материализовался из влажного воздуха. Дешевый, без адаптации, камуфляж, серая непромокаемая накидка. В прорезь накидки высовывался короткий ствол автомата. Лицо белое, безвозрастное – можно дать и тридцать, и пятьдесят.
Призрак мортала. Предупреждает? Виктор приглядывался, но не узнавал. Мортал присылал только тех, кого Виктор знал прежде. А этого видел впервые.
Хвататься за бластер – поздно. И значит – нелепо. Ну что ж, тогда поговорим.
– Вы кто? – спросил Виктор. Бросил взгляд на сержанта. Тот не встревожился. И даже не удивился.
Главное достоинство сержанта Топчего – невозмутимость.
– Бурлаков, Григорий Иванович, – представился неизвестный на гражданский манер. Руку протянул для пожатия.
Ланьер стиснул его ладонь. Крепкая, теплая. И сухая, несмотря на снег и дождь. Живой. Не призрак.
– Привет, – улыбнулся Ланьер живому. – Почему решили, что не успеем?
– Завалы впереди, и мост рухнул. То есть перейти можно – но без техники. Времени у вас – кот наплакал. К тому же раненых много. Сами добежать успеете. Но тогда раненых придется бросить. Оставайтесь у меня.
Посланец Судьбы? Но что сулит Судьба? И стоит ли ее испытывать? Или она все решила опять, и от тебя уже ничего не зависит...
– Где это у вас? – спросил Борис, выползая из-под своей накидки.
– У меня крепость вон там. – Бурлаков неопределенно махнул рукой вдоль главного тракта. В сторону, противоположную вратам. Виктор знал (да все побывавшие здесь знали), что с двух сторон от тракта сразу за зоной игры тянется на многие километры мортал.
– Спасибо, там мы уже были, – язвительно заметил Борис.
– Запас сухарей, муки имеется. Патронов достаточно, – продолжал Бурлаков, не обращая на шутку Рузгина внимания. – Дичи настреляем зимой. До весны дотянем. Я уже много зим здесь живу. Знаю, как к зимовке готовиться. И я не мар.
– Что? Зимовать здесь? – переспросил Борис. – Да ты что, сбрендил, приятель? Нас не бросят просто так!
Бурлаков рассмеялся коротким смешком:
– Кто вам подобную чепуху сказал? Знаете, сколько отставших всякий раз мечется по дорогам?! Весь декабрь здесь будет пальба, в январе – метели и стужа. В феврале начнется людоедство.
– Людоедство? – переспросил Борис.
«Это будет совершенно убойный материал, – Ланьер отчетливо услышал знакомый голос. – Ты же хотел остаться. Ну!»
Он рот открыл сказать «да», но не сумел. Что-то мешало. Что-то еще манило назад – к вратам. Может, мечта о тепле, о горячей ванне. Об Алене... Всё вместе. Он не мог еще эту нить оборвать.
– Я передам ваши слова капитану. – Виктор спрыгнул с брони.
– Передайте, – Бурлаков как-то сразу поскучнел. – Похоже, вы меня опасаетесь. Зря. Я знаю, о чем говорю. Мне необходимо еще человек двадцать, чтобы перезимовать в крепости. У меня каждый год зимует около сотни. Вы должны обо мне знать.
Должны знать? В словах Бурлакова звучал неприкрытый упрек. Но сколько раз говорят эти слова портальщику – «вы должны обо мне знать...» В том мире, в который они всеми силами пытались вернуться, ты существуешь, если о тебе знают. Хоть кто-нибудь знает, хотя бы виндексы. Бывает, человек напяливает пять, а то и десять комбраслетов, лишь бы не потеряться, только бы о нем знали. Звонит по ночам и спрашивает: «Ты помнишь меня?» И плачет, прижимая комбраслет к губам, чтобы ты слышал, как ему одиноко и больно.
– Вали отсюда, дед. Мы дойдем, и баста, – сказал сержант. – А ты... может быть, от «синих»?
– Теперь уже не имеет значения, кто «синий», кто «красный». Врата вот-вот уснут. Мы останемся наедине с этим миром. И с теми, кто здесь живёт.
– Мы дойдем, – заявил Борис. Голос дрогнул.
– Ну что ж, попробуйте.
«Этот Бурлаков – очень странный тип, – думал Виктор, направляясь к джипу. – Но я почему-то ему верю. Он сказал – мост рухнул. Мост этот один раз уже чинили. Пять лет назад, причем тогда мост обрушился сам, его не взрывали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83