Правда, девиц обычно просили остаться, чем вызывали многочисленные протесты феминистских организаций. Так вот, этот Ланьер был из тех гуманистов-добровольцев. Лучше бы прислали штук двести «дублонов».
– «Дублонов» тоже прислали, – сказал Поль.
– Что? – Бурлаков опешил. – Ты читаешь мысли? Электрод усиления биотоков?
Он слышал про такое новшество, но почему-то не верил... в этом было что-то чудовищное – слышать чужие мысли...
– Нет, – покачал головой Поль. – Я – ордермен. Это новая служба. Иногда нас называют виндексами. Ордермен – хорошо звучит. Но есть не слишком красивая историческая аналогия. Лучше виндекс. Защитник. У нас активирована та часть мозга, которая отвечает за интуицию и эмпатию. Я просто посочувствовал вам и понял: вы сейчас посмотрели на меня и должны были непременно подумать именно про «дублонов». Подумать о том, что в наше время глупо рисковать человеческими жизнями, когда есть современная техника... И... – он говорил обо всем как будто серьезно, но всё же с какой-то едва заметной иронией. Возможно, он и над собственной смертью 6удет иронизировагь.
– Ордеры эти ваши – это что-то вроде спасателей?
– Вроде – ненужное слово. Мы – спасатели. У каждого – сверхспособности.
– Генетические мутации?
– Нет. Зачем же так грубо вмешиваться в натуру человека? Всего лишь умение активировать мозг. Мы научились использовать запас прочности, предусмотренный природой.
Бурлаков задумался ненадолго. Потом улыбнулся.
– А кибам ты тоже сочувствуешь, эмпат?
– Да, многие считают их живыми. Я отношусь к ним с симпатией. Здороваюсь, когда они включены. Разве вам не бывает грустно, когда вы отключаете домашний компьютер?
– Обливаюсь слезами, – съязвил Бурлаков.
Ланьер не заметил иронии.
– К счастью, память кибов несложно продублировать и восстановить. Они умирают и возрождаются с нашей помощью. Фактически их можно сделать бессмертными в отличие от нас.
Этот юнец с легкостью рассуждал о бессмертии в двух шагах от смерти.
– Ты небось и сперму в банк на хранение сдал? – спросил Бурлаков ехидно.
– Конечно. У нас никого не возьмут в армию, если не оставишь свою ДНК и образцы спермы как минимум в двух банках хранения. В случае моей гибели Евросоюз гарантирует посмертных детей.
Поль говорил о витальной программе как о чем-то естественном, без тени иронии. Ну, как, к примеру, о том, что надо чистить зубы по утрам и вечерам. Что смешного в том, что человек утром почистил зубы? Даже если вечером его убили.
– Они тебе очень нужны, эти посмертные дети? – спросил Бурлаков.
– А вы разве не сдали образцы, сэр? – поинтересовался Поль. В голосе его было искреннее удивление.
Бурлаков закашлялся и оставил вопрос рядового без ответа.
– Если выбирать между человеком и киборгом, кого ты выберешь? Кем пожертвуешь в бою? – спросил после паузы. Он вновь чувствовал себя учителем, дискутирующим с учеником. Бурлаков любил таких детей: по каждому поводу свое мнение, иногда они пытались доказать абсолютную белиберду. Но с каким жаром! Где теперь его охламоны? Живы ли? Так же служат мясной добавкой к металлическим воякам?
– Киборгом, сэр.
Бурлаков не стал его одергивать. Сэр, так сэр. Ему нравилось это обращение.
– А почему киборгом? – Но это же очевидно.
– Разве?
Похоже, вопрос поставил Ланьера в тупик.
– Потому что киборги все одинаковы, а каждый человек – уникален, – Полю казалось, что он нашел удачный ответ и торжествовал совершенно по-ученически.
– Я могу тебе возразить, что «в основе своей человек – это безликое существо и подобная вера в неповторимость каждого – всего лишь пустая иллюзия». Но я сам не согласен с этим утверждением. Допустим, у нас другая ситуация, сотня клонов. Что тогда? Ты бы пожертвовал этими одинаковым людьми?
Поль не нашел ответа.
– Разрешите подумать, сэр?
– Разрешаю. Но не сейчас. Потом, после операции. Если уцелеешь.
– А до операции что же, совсем не думать?
– Лучше не думать... – вздохнул Бурлаков.
Они прикончили две трети железных воинов, активизировали еще пять кибов и двинулись к указанной точке. Бурлаков шагал легко, пружинисто: он был туристом, бродягой, каждый отпуск проводил с рюкзаком за плечами вдали от людей, в местах совершенно диких.
«Я веду их на смерть – этих уникальных человеков и штампованных кибов – всех. И этого добровольца Поля с его неистребимым гуманизмом – тоже, – думал Бурлаков. – И я ничего не могу с этим поделать. Ни-че-го. Может быть, я плохо учил своих ребят литературе?»
Их бросили затыкать очередную дыру после очередного прорыва востюгов.
2
Ночь они провели в поле. Кое-где сохранилась прошлогодняя солома. Несобранное зерно давным-давно осыпалось, а вот солома уцелела. У края поля стояли несколько почерневших скирд. Маскироваться на таком участке – одно удовольствие. Даже если разведчик пролетит над самыми их головами – все равно не заметит.
Кибов отключили, чтобы не расходовать зря энергию. Опасно, конечно, – вдруг засада, а у них под рукой только куча железного хлама. Активировать не успеют. Но решили рискнуть. Иначе батареи окончательно сядут к концу маршброска.
Налопались тушенки так, что мутило. Потом заползли в ближайшую скирду. Так вышло, что Бурлаков и Поль очутились рядом.
– По-русски ты говоришь без акцента. Лучше, чем кое-кто из моих учеников, – заметил Бурлаков.
– Я свободно говорю на пяти языках.
– Тоже результат дополнительной активации мозга?
– Да, это на порядок облегчает обучение.
– Если ордеры – это спасатели, значит, ты кого-то спасал? – спросил Бурлаков.
– Да, сэр. Приходилось.
– И кого-нибудь спас?
– Да, сэр.
– Кого?
– Собаку, сэр. Она застряла в канализационной трубе. Я очень этим горжусь. Мой голографический портрет целую неделю украшал нашу доску почета. Потом другой ордер спас девочку из покорёженной машины, и мне пришлось уступить место на доске почета ему. Знаете, я нашёл ответ на ваш вопрос.
– Что... какой вопрос?
– Насчет одинаковых людей-клонов. Таких просто не может быть. Даже если они все клоны, все равно они разные. Вы заметили, что все коты разные? У меня дома три кота. Один обожает ласку, другой, едва попробуешь его погладить, тут же выпускает когти, третий прячется в гардеробной и выскакивает, когда я прохожу мимо, – имитирует нападение. Обхватит лапками мою ногу и на миг при. жмется: мол, я тебя поймал. И назад в гардеробную. А люди... разве они могут быть одинаковыми? – В голосе Поля слышалось торжество.
«Ну надо же, он еще и кошатник, – мысленно усмехнулся Бурлаков. – И у него гардеробная!»
– Ты пытаешься через уникальность обосновать право на жизнь. Может быть, ты исходишь из неверной посылки? Или все-таки каждый имеет право на жизнь независимо от его личных достоинств или недостатков?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
– «Дублонов» тоже прислали, – сказал Поль.
– Что? – Бурлаков опешил. – Ты читаешь мысли? Электрод усиления биотоков?
Он слышал про такое новшество, но почему-то не верил... в этом было что-то чудовищное – слышать чужие мысли...
– Нет, – покачал головой Поль. – Я – ордермен. Это новая служба. Иногда нас называют виндексами. Ордермен – хорошо звучит. Но есть не слишком красивая историческая аналогия. Лучше виндекс. Защитник. У нас активирована та часть мозга, которая отвечает за интуицию и эмпатию. Я просто посочувствовал вам и понял: вы сейчас посмотрели на меня и должны были непременно подумать именно про «дублонов». Подумать о том, что в наше время глупо рисковать человеческими жизнями, когда есть современная техника... И... – он говорил обо всем как будто серьезно, но всё же с какой-то едва заметной иронией. Возможно, он и над собственной смертью 6удет иронизировагь.
– Ордеры эти ваши – это что-то вроде спасателей?
– Вроде – ненужное слово. Мы – спасатели. У каждого – сверхспособности.
– Генетические мутации?
– Нет. Зачем же так грубо вмешиваться в натуру человека? Всего лишь умение активировать мозг. Мы научились использовать запас прочности, предусмотренный природой.
Бурлаков задумался ненадолго. Потом улыбнулся.
– А кибам ты тоже сочувствуешь, эмпат?
– Да, многие считают их живыми. Я отношусь к ним с симпатией. Здороваюсь, когда они включены. Разве вам не бывает грустно, когда вы отключаете домашний компьютер?
– Обливаюсь слезами, – съязвил Бурлаков.
Ланьер не заметил иронии.
– К счастью, память кибов несложно продублировать и восстановить. Они умирают и возрождаются с нашей помощью. Фактически их можно сделать бессмертными в отличие от нас.
Этот юнец с легкостью рассуждал о бессмертии в двух шагах от смерти.
– Ты небось и сперму в банк на хранение сдал? – спросил Бурлаков ехидно.
– Конечно. У нас никого не возьмут в армию, если не оставишь свою ДНК и образцы спермы как минимум в двух банках хранения. В случае моей гибели Евросоюз гарантирует посмертных детей.
Поль говорил о витальной программе как о чем-то естественном, без тени иронии. Ну, как, к примеру, о том, что надо чистить зубы по утрам и вечерам. Что смешного в том, что человек утром почистил зубы? Даже если вечером его убили.
– Они тебе очень нужны, эти посмертные дети? – спросил Бурлаков.
– А вы разве не сдали образцы, сэр? – поинтересовался Поль. В голосе его было искреннее удивление.
Бурлаков закашлялся и оставил вопрос рядового без ответа.
– Если выбирать между человеком и киборгом, кого ты выберешь? Кем пожертвуешь в бою? – спросил после паузы. Он вновь чувствовал себя учителем, дискутирующим с учеником. Бурлаков любил таких детей: по каждому поводу свое мнение, иногда они пытались доказать абсолютную белиберду. Но с каким жаром! Где теперь его охламоны? Живы ли? Так же служат мясной добавкой к металлическим воякам?
– Киборгом, сэр.
Бурлаков не стал его одергивать. Сэр, так сэр. Ему нравилось это обращение.
– А почему киборгом? – Но это же очевидно.
– Разве?
Похоже, вопрос поставил Ланьера в тупик.
– Потому что киборги все одинаковы, а каждый человек – уникален, – Полю казалось, что он нашел удачный ответ и торжествовал совершенно по-ученически.
– Я могу тебе возразить, что «в основе своей человек – это безликое существо и подобная вера в неповторимость каждого – всего лишь пустая иллюзия». Но я сам не согласен с этим утверждением. Допустим, у нас другая ситуация, сотня клонов. Что тогда? Ты бы пожертвовал этими одинаковым людьми?
Поль не нашел ответа.
– Разрешите подумать, сэр?
– Разрешаю. Но не сейчас. Потом, после операции. Если уцелеешь.
– А до операции что же, совсем не думать?
– Лучше не думать... – вздохнул Бурлаков.
Они прикончили две трети железных воинов, активизировали еще пять кибов и двинулись к указанной точке. Бурлаков шагал легко, пружинисто: он был туристом, бродягой, каждый отпуск проводил с рюкзаком за плечами вдали от людей, в местах совершенно диких.
«Я веду их на смерть – этих уникальных человеков и штампованных кибов – всех. И этого добровольца Поля с его неистребимым гуманизмом – тоже, – думал Бурлаков. – И я ничего не могу с этим поделать. Ни-че-го. Может быть, я плохо учил своих ребят литературе?»
Их бросили затыкать очередную дыру после очередного прорыва востюгов.
2
Ночь они провели в поле. Кое-где сохранилась прошлогодняя солома. Несобранное зерно давным-давно осыпалось, а вот солома уцелела. У края поля стояли несколько почерневших скирд. Маскироваться на таком участке – одно удовольствие. Даже если разведчик пролетит над самыми их головами – все равно не заметит.
Кибов отключили, чтобы не расходовать зря энергию. Опасно, конечно, – вдруг засада, а у них под рукой только куча железного хлама. Активировать не успеют. Но решили рискнуть. Иначе батареи окончательно сядут к концу маршброска.
Налопались тушенки так, что мутило. Потом заползли в ближайшую скирду. Так вышло, что Бурлаков и Поль очутились рядом.
– По-русски ты говоришь без акцента. Лучше, чем кое-кто из моих учеников, – заметил Бурлаков.
– Я свободно говорю на пяти языках.
– Тоже результат дополнительной активации мозга?
– Да, это на порядок облегчает обучение.
– Если ордеры – это спасатели, значит, ты кого-то спасал? – спросил Бурлаков.
– Да, сэр. Приходилось.
– И кого-нибудь спас?
– Да, сэр.
– Кого?
– Собаку, сэр. Она застряла в канализационной трубе. Я очень этим горжусь. Мой голографический портрет целую неделю украшал нашу доску почета. Потом другой ордер спас девочку из покорёженной машины, и мне пришлось уступить место на доске почета ему. Знаете, я нашёл ответ на ваш вопрос.
– Что... какой вопрос?
– Насчет одинаковых людей-клонов. Таких просто не может быть. Даже если они все клоны, все равно они разные. Вы заметили, что все коты разные? У меня дома три кота. Один обожает ласку, другой, едва попробуешь его погладить, тут же выпускает когти, третий прячется в гардеробной и выскакивает, когда я прохожу мимо, – имитирует нападение. Обхватит лапками мою ногу и на миг при. жмется: мол, я тебя поймал. И назад в гардеробную. А люди... разве они могут быть одинаковыми? – В голосе Поля слышалось торжество.
«Ну надо же, он еще и кошатник, – мысленно усмехнулся Бурлаков. – И у него гардеробная!»
– Ты пытаешься через уникальность обосновать право на жизнь. Может быть, ты исходишь из неверной посылки? Или все-таки каждый имеет право на жизнь независимо от его личных достоинств или недостатков?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83