Он всегда считал свой английский вполне приличным.
– Доктор Терри Уоррен. Я остаюсь с ранеными. – Голос слишком тонкий.
Виктор наконец догадался. Круглое немолодое лицо. Завитки темных волос из-под кепи. Перед ним была женщина лет сорока пяти. Мулатка.
«Каланжо будет в экстазе», – подумал Виктор.
МИР
Глава 8
1
«Удивительный эффект врат был обнаружен не сразу, – читала Алена в книге по истории врат. Автор – Хомушкин. Да, да, как раз тот, в доме которого теперь жил Виктор. И книга эта из библиотеки самого писателя. Авторский экземпляр с автографом. – Но вскоре заметили (тогда новый мир еще не был зоной войны, но начал использоваться как свалка отходов и тюрьма), что, возвращаясь, люди оставляют за вратами гнев и боль, ненависть и ярость. Враждебность гаснет. Назад приходят умиротворенными. Врата очищают. Если там убивал – здесь думаешь об этом без чувства вины. Там – война. Здесь – мир. Врата разделяют. Объяснения? Пока ни одного толкового. Но это так. Чудесное очищение. Человек не может любить всех подряд, всех ближних и дальних. Ему это не под силу. На такое способен только Бог. В своей маленькой деревне мы можем мило улыбаться друг другу, помогать друг другу, заботиться друг о друге, но каждую пятницу отправляться к мосту через реку, ведущему в соседнюю деревню, чтобы побить чужаков. Просто потому что они чужаки. „Мир – это первейшая обязанность горожанина, а враждебная соседняя деревня, которая когда-то предлагала объект для высвобождения внутривидовой агрессии, ушла в далекое прошлое“, – цитировал Хомушкин Конрада Лоренца. В современном мире человеку негде разрядить свою агрессию. Он должен постоянно смирять себя, напяливать вежливую улыбку, склонять голову. В лучшем случае – купить резиновую куклу начальника и отводить на ней душу. Но спасение наконец было найдено! Врата стали этой самой враждебной деревней, куда можно уйти «за головами врагов», выплеснуть гнев и ярость, боль и накопленную агрессию, испытать сильнейший эмоциональный всплеск и вернуться к мирной жизни. Одним из героев Дикого мира стал Тутмос. Через десять лет после открытия врат он был страшно популярен, кричал, что все изменит, даст людям надежду. Он играл в слова, кричал, что врата – это мост, ведущий в лучший мир, и надо тому, кто презирает смерть и любит веселье, идти на ту сторону, обмотавшись пулеметными лентами и взяв в руки «Калашников». И вот, пританцовывая, пестрая толпа двинулась в новый мир, взбиралась на горы, проникала в долины и наконец добралась до берега океана. Здесь они построили плот, поставили парус и отправились к мечте. Назад вернулся один Тутмос».
– Почему только один? – спросила Алена вслух.
Но книга не была интерактивной, и потому ей не ответила.
«В конце зимы, когда ворота еще закрыты, возрастает не только число преступлений, но и число аварий на дорогах. Скрытая агрессия убивает сидячих за рулем. Зато летом и осенью аварий меньше всего. Нам предложили объект для переориентированной агрессии. Вместо того чтобы лупить тех, кто вызывает наше недовольство или наш гнев, мы отправляемся за врата, чтобы там в ярости лупить „синих“ или „красных“. После летней экспедиции вряд ли даже заправский пассионарий будет устраивать демонстрации или станет активистом партии. Зато у протестантов самого разного толка появился один общий объект для ненависти – врата!»
Алена отложила книгу, спустилась в сад. Каждый год за вратами пропадают тысячи людей. Погибают? Или их не пускают домой? Дикий мир забирает их себе. Что мы знаем про тот мир за вратами? Ничего? Мы грабим его, используем, отравляем. Рушим.
«Если Витька не вернется, я пойду на следующий год его искать... – решила Алена. – Зимой запишусь на курсы подготовки. Стрельба, мединструктаж, каратэ. Я – идиотка».
2
– Что-то я твоего кавалера в «Дельта-ньюз» больше не вижу, – сказал дед ей вечером.
Вечерами Серей Владимирович приходил на «женскую» половину дома – посидеть в старом кресле и посмотреть головидео. Новостную программу. Смотрел и молчал.
Он вообще был большой молчун. Иногда Алена его днями не видела. И не слышала: дом был разделен капитальной стеной пополам. Потом дед неожиданно появлялся. Раз в неделю она закупала для него продукты по списку. Готовил дед сам на своей половине. По пятницам звал ее отобедать на своей веранде. Неспешно, чуть-чуть церемонно они вели беседу. Она непременно хвалила его стряпню: вкусно. Алена не лгала: дед отлично готовил.
В этот раз была пятница, они, как всегда, обедали. Сергей Владимирович был в костюме. Она – в брюках и свитере. Дед в брюках и свитере выходил только в сад.
– Так где же твой Виктор? – насмешливо прищурился дед. – Неужели исчез весной?
Каждое слово деда было значительным. Как всегда.
– Ну... – Алена не знала, что и сказать. Говорить правду не хотелось. И врать не было желания.
– Ушел за врата, – подсказал дед. И хитро подмигнул. Но без презрения. Скорее с пониманием. Он все понимал всегда. Даже не так. Проникал в суть, во никогда не говорил о своих прозрениях.
– Он вернется.
– Твоя мать утверждала то же самое.
Отец Алены ушел за врата и не вернулся. Дед не мог этого простить сыну. Алена подозревала – себе не мог. Не остановил. Теперь Виктор отправился в Дикий мир. Все повторяется.
– Дед, ты хочешь мне испортить настроение?
– Нет, – старик покачал головой. – Такому, как Виктор, за вратами не выжить.
– Ты там не был, – Алена почти выкрикнула это в запальчивости.
– Я был в других местах.
(«Другие места» – это война. Настоящая. Та, последняя война перед вечным миром. О том, что он там увидел и пережил, дед не рассказывал. Порой несколько фраз, обрывки. Однажды Виктор (они обедали в пятницу втроем) попытался вызывать деда на откровенность. Тот лишь пожал плечами:
– Война? Очень много работы. Тяжелой работы Мне было тридцать, я чинил машины. Только и всего. Был механиком. Мальчишки летали. Каждый месяц они менялись.
– Но ведь кто-то воевал и дольше? – спросил Виктор.
– Нет. Дольше у меня не было ни одного летчика. Меньше месяца были. Гораздо меньше месяца.
Вот и весь разговор. Он отправлял их в небо и больше не видел. Как он к этому должен был относиться? Как к чему-то обычному. Без надежды на чудо. Он не мог позволить себе верить в чудо.
– Но кто-то возвращался? Ну, после госпиталя. Или выбирался с той стороны? Катапультировался? – Виктор продолжал настаивать. Ему было необходимо чудо. Порталы держатся на чудесах. Без чудесного они становятся пресными и пустыми. Мертвеют, Если чудес не случается, их сочиняют. Только не говорите после этого, что портальщики врут.
– Нет, – снова сказал Сергей Владимирович. Он говорил очень тихо и ровно. Он всегда говорил тихо и ровно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
– Доктор Терри Уоррен. Я остаюсь с ранеными. – Голос слишком тонкий.
Виктор наконец догадался. Круглое немолодое лицо. Завитки темных волос из-под кепи. Перед ним была женщина лет сорока пяти. Мулатка.
«Каланжо будет в экстазе», – подумал Виктор.
МИР
Глава 8
1
«Удивительный эффект врат был обнаружен не сразу, – читала Алена в книге по истории врат. Автор – Хомушкин. Да, да, как раз тот, в доме которого теперь жил Виктор. И книга эта из библиотеки самого писателя. Авторский экземпляр с автографом. – Но вскоре заметили (тогда новый мир еще не был зоной войны, но начал использоваться как свалка отходов и тюрьма), что, возвращаясь, люди оставляют за вратами гнев и боль, ненависть и ярость. Враждебность гаснет. Назад приходят умиротворенными. Врата очищают. Если там убивал – здесь думаешь об этом без чувства вины. Там – война. Здесь – мир. Врата разделяют. Объяснения? Пока ни одного толкового. Но это так. Чудесное очищение. Человек не может любить всех подряд, всех ближних и дальних. Ему это не под силу. На такое способен только Бог. В своей маленькой деревне мы можем мило улыбаться друг другу, помогать друг другу, заботиться друг о друге, но каждую пятницу отправляться к мосту через реку, ведущему в соседнюю деревню, чтобы побить чужаков. Просто потому что они чужаки. „Мир – это первейшая обязанность горожанина, а враждебная соседняя деревня, которая когда-то предлагала объект для высвобождения внутривидовой агрессии, ушла в далекое прошлое“, – цитировал Хомушкин Конрада Лоренца. В современном мире человеку негде разрядить свою агрессию. Он должен постоянно смирять себя, напяливать вежливую улыбку, склонять голову. В лучшем случае – купить резиновую куклу начальника и отводить на ней душу. Но спасение наконец было найдено! Врата стали этой самой враждебной деревней, куда можно уйти «за головами врагов», выплеснуть гнев и ярость, боль и накопленную агрессию, испытать сильнейший эмоциональный всплеск и вернуться к мирной жизни. Одним из героев Дикого мира стал Тутмос. Через десять лет после открытия врат он был страшно популярен, кричал, что все изменит, даст людям надежду. Он играл в слова, кричал, что врата – это мост, ведущий в лучший мир, и надо тому, кто презирает смерть и любит веселье, идти на ту сторону, обмотавшись пулеметными лентами и взяв в руки «Калашников». И вот, пританцовывая, пестрая толпа двинулась в новый мир, взбиралась на горы, проникала в долины и наконец добралась до берега океана. Здесь они построили плот, поставили парус и отправились к мечте. Назад вернулся один Тутмос».
– Почему только один? – спросила Алена вслух.
Но книга не была интерактивной, и потому ей не ответила.
«В конце зимы, когда ворота еще закрыты, возрастает не только число преступлений, но и число аварий на дорогах. Скрытая агрессия убивает сидячих за рулем. Зато летом и осенью аварий меньше всего. Нам предложили объект для переориентированной агрессии. Вместо того чтобы лупить тех, кто вызывает наше недовольство или наш гнев, мы отправляемся за врата, чтобы там в ярости лупить „синих“ или „красных“. После летней экспедиции вряд ли даже заправский пассионарий будет устраивать демонстрации или станет активистом партии. Зато у протестантов самого разного толка появился один общий объект для ненависти – врата!»
Алена отложила книгу, спустилась в сад. Каждый год за вратами пропадают тысячи людей. Погибают? Или их не пускают домой? Дикий мир забирает их себе. Что мы знаем про тот мир за вратами? Ничего? Мы грабим его, используем, отравляем. Рушим.
«Если Витька не вернется, я пойду на следующий год его искать... – решила Алена. – Зимой запишусь на курсы подготовки. Стрельба, мединструктаж, каратэ. Я – идиотка».
2
– Что-то я твоего кавалера в «Дельта-ньюз» больше не вижу, – сказал дед ей вечером.
Вечерами Серей Владимирович приходил на «женскую» половину дома – посидеть в старом кресле и посмотреть головидео. Новостную программу. Смотрел и молчал.
Он вообще был большой молчун. Иногда Алена его днями не видела. И не слышала: дом был разделен капитальной стеной пополам. Потом дед неожиданно появлялся. Раз в неделю она закупала для него продукты по списку. Готовил дед сам на своей половине. По пятницам звал ее отобедать на своей веранде. Неспешно, чуть-чуть церемонно они вели беседу. Она непременно хвалила его стряпню: вкусно. Алена не лгала: дед отлично готовил.
В этот раз была пятница, они, как всегда, обедали. Сергей Владимирович был в костюме. Она – в брюках и свитере. Дед в брюках и свитере выходил только в сад.
– Так где же твой Виктор? – насмешливо прищурился дед. – Неужели исчез весной?
Каждое слово деда было значительным. Как всегда.
– Ну... – Алена не знала, что и сказать. Говорить правду не хотелось. И врать не было желания.
– Ушел за врата, – подсказал дед. И хитро подмигнул. Но без презрения. Скорее с пониманием. Он все понимал всегда. Даже не так. Проникал в суть, во никогда не говорил о своих прозрениях.
– Он вернется.
– Твоя мать утверждала то же самое.
Отец Алены ушел за врата и не вернулся. Дед не мог этого простить сыну. Алена подозревала – себе не мог. Не остановил. Теперь Виктор отправился в Дикий мир. Все повторяется.
– Дед, ты хочешь мне испортить настроение?
– Нет, – старик покачал головой. – Такому, как Виктор, за вратами не выжить.
– Ты там не был, – Алена почти выкрикнула это в запальчивости.
– Я был в других местах.
(«Другие места» – это война. Настоящая. Та, последняя война перед вечным миром. О том, что он там увидел и пережил, дед не рассказывал. Порой несколько фраз, обрывки. Однажды Виктор (они обедали в пятницу втроем) попытался вызывать деда на откровенность. Тот лишь пожал плечами:
– Война? Очень много работы. Тяжелой работы Мне было тридцать, я чинил машины. Только и всего. Был механиком. Мальчишки летали. Каждый месяц они менялись.
– Но ведь кто-то воевал и дольше? – спросил Виктор.
– Нет. Дольше у меня не было ни одного летчика. Меньше месяца были. Гораздо меньше месяца.
Вот и весь разговор. Он отправлял их в небо и больше не видел. Как он к этому должен был относиться? Как к чему-то обычному. Без надежды на чудо. Он не мог позволить себе верить в чудо.
– Но кто-то возвращался? Ну, после госпиталя. Или выбирался с той стороны? Катапультировался? – Виктор продолжал настаивать. Ему было необходимо чудо. Порталы держатся на чудесах. Без чудесного они становятся пресными и пустыми. Мертвеют, Если чудес не случается, их сочиняют. Только не говорите после этого, что портальщики врут.
– Нет, – снова сказал Сергей Владимирович. Он говорил очень тихо и ровно. Он всегда говорил тихо и ровно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83