– раздался голос за спиной. Старик с маленькой собакой внимательно рассматривал меня. Собака, крошечная жалкая левретка со слезящимися глазами, тоже взирала на меня с любопытством.
– Нет, мне хорошо, – ответила я старику, внезапно полюбив и его, и собаку. – Мне очень хорошо. Но ведь так не бывает… Так не может длиться долго. Как вы думаете?
– Я думаю, вам не стоит сидеть на камне, – рассудительно сказал старик, – вы простудитесь.
– Может быть, мне стоит влюбиться? Может быть, мне стоит поверить ему?
Я поднялась, пропустив старика, и отправилась к себе.
…Сунув ключ в дверь, я сразу же поняла, что что-то произошло: ключ не проворачивался в замке. По инерции я еще возилась некоторое время и даже толком не успела ничего понять, когда дверь тихонько скрипнула и приотворилась. Все мысли сразу же предательски оставили меня, а море стало таким же далеким, каким ему и положено быть для жителей северных городов. Праздник кончился.
Только не входи.
Я судорожно соображала: Олег Васильевич – нет, он никогда бы так не поступил, ласки и горностаи всегда осторожны, а их узкое тело может втиснуться в любую щель без малейшего урона для последней… Сломанный замок был похож на яростную акцию устрашения – и я тотчас же подумала о кассете, письме и сумочке, оставленных у Володьки, – Боже мой, я совсем забыла о них. А об этом не стоило забывать ни на минуту – когда в квартиру Володьки вломились слесарь и возмущенный сосед – там не было ничего… Я была защищена от неизвестности только дверью, и даже Дан не мог помочь мне – сейчас он наверняка мается в пробке на Сухаревской, в это время всегда дикие пробки… Какой у него нежный небритый подбородок.
Я тряхнула головой: думать о нем перед дверью вскрытой квартиры – это полный идиотизм, неужели ты действительно влюбилась? Это ясно давно, зачем задавать глупые риторические вопросы…
В квартире было тихо – так тихо бывает лишь в отсутствие людей, от них не расходятся волны напряжение ожидания. В конце концов, глупо стоять на лестничной площадке, надо войти и посмотреть… В прошлый раз, когда ты вошла в свою собственную открытую квартиру, ты обнаружила там лишь мертвого Нимотси и двоих его убийц. Тогда тебе повезло. Может, и сейчас повезет – глупо стоять на лестнице, глупо, глупо…
За дверью было по-прежнему тихо.
Ну давай, не вечно же стоять здесь, и Дан должен позвонить в пять часов…
Я вошла, оставив дверь открытой настежь, чтобы сохранить себе путь к отступлению. Но в квартире никого не было.
Никого и ничего, кроме изуродованной до основания комнаты, вспоротых кроватей, развороченных кресел, опрокинутого стола, разобранного телевизора, перевернутых видеомагнитофонов.
Точно такой же беспорядок царил и в кухне, все содержимое настенных шкафов было вывалено прямо на пол и теперь лежало на паркете, пересыпанное гречневой крупой, которую я купила пару дней назад…
Я не удержалась и села на изуродованный подлокотник кресла: вот оно, сезон охоты начался, какого только тигра ты решила подергать за усы? Я была почти уверена, что тигр откликается на имя Александр Анатольевич и, вполне вероятно, они и сейчас следят за мной. Логично предположить, что Шинкарев хочет выяснить, кто же за мной стоит: в то, что я, одиночка, довольно сложно поверить, я его понимаю. Но мне было не до логики – Боже мой, провидение взяло меня за потную ладонь, когда я решила оставить дневник и кассету у Серьги, они опоздали…
Во всяком случае, нужно убираться отсюда, пока они не пришли и не продырявили мне башку. И все-таки я не могла отделаться от ощущения, что это действительно акция устрашения: они как будто говорили мне, они как будто хотели показать – ты у нас на крючке, ты и горстка дилетантов; теперь мы знаем, что письмо состряпала ты, – но и ты знай, что мы знаем. Самое время испугаться и начать делать глупости.
Но как он мог догадаться, что это именно моя сумочка, ведь там не было ничего, указывающего на меня: духи, помада, косметичка, Юнна Мориц, которую я читала на перегонах метро, – “Когда утихнет боль, и выпрямится рот, и с птицей укреплю пронзительное сходство…”. А что, если восторжествовала корпоративная этика – и Шинкарев связался с Олегом Васильевичем, ведь они проходят по одному ведомству… А в ту ночь Олег выходил из подъезда Туманова… Нет, это полный бред.
И тогда я вспомнила вечер знакомства с Володькой – я уронила сумочку на ступеньках, а Шинкарев поднял ее. Боже мой, у таких людей профессиональная память. Он мог связать это, и гораздо успешнее, чем это обычно делаю я, ведь чему-то же его учили…
Я зажала рот кулаком, чтобы не закричать. Шутки кончились.
Дан.
Дан, вот кто может помочь мне; вот кто может защитить меня. Конечно, я не имела права перекладывать на него свои проблемы, но другого выхода у меня не было. Одной мне не справиться; не исключено, что нам не справиться и вдвоем, но ничего другого мне не остается…
Главное сейчас – кассета. Нужно сейчас же позвонить Серьге и договориться о встрече.
Я машинально протянула руку к телефону и тотчас же отдернула ее – а вдруг телефон прослушивается. Ты, конечно, не высокий блондин в черном ботинке, это только ему совали “жучки” в коллекционный фагот, но все же, все же…
Через секунду я решила ехать к Каныгину; он просыпается не раньше девяти, еще час у него уходит на починку головы после вечерней дозы самогона. Сейчас было восемь, время у меня есть.
Я начала было собирать вещи в рюкзак, но сейчас же бросила эту затею: непонятно почему – мне было противно касаться вещей, которые переворошили дотошные лапы шинкаревских подручных. Свитер, джинсы и пальто – достойная экипировка, чтобы отправиться с ней в новую жизнь…
Осмотрев замок, я поняла, что он закрывается лишь на маленький сопливый язычок. Значит, квартиру худо-бедно можно защитить от толп безработных мародеров, а потом обязательно приедет охранник Серж, он ведь обещал…
Через пять минут я открывала дверь подъезда.
Мне пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы внимательно оглядеться, а не бежать сломя голову, без оглядки. Вполне возможно, что асфальтированный квадрат, подпираемый стенами домов, может оказаться ловушкой.
…Из подъездов выходили родители с заспанными первоклассниками, за плечами детей болтались полупустые ранцы – громкий стук карандашей и пеналов не вызывал у меня подозрений. Не вызывал подозрений и угрюмый дворник, который мел дорожки: все обойдется, тебе просто надо держаться людей и ни в коем случае не оставаться одной.
Спустя час я уже была возле каныгинского дома. Забрать кассету, проехаться в автобусе и нырнуть в спасительное метро; из центра города позвонить Дану… Я проверила про себя его телефон. Дан Сикора, концерн “Фаэна” – что это за название, черт возьми… – президент, тиснение золотом… А там – будь что будет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131
– Нет, мне хорошо, – ответила я старику, внезапно полюбив и его, и собаку. – Мне очень хорошо. Но ведь так не бывает… Так не может длиться долго. Как вы думаете?
– Я думаю, вам не стоит сидеть на камне, – рассудительно сказал старик, – вы простудитесь.
– Может быть, мне стоит влюбиться? Может быть, мне стоит поверить ему?
Я поднялась, пропустив старика, и отправилась к себе.
…Сунув ключ в дверь, я сразу же поняла, что что-то произошло: ключ не проворачивался в замке. По инерции я еще возилась некоторое время и даже толком не успела ничего понять, когда дверь тихонько скрипнула и приотворилась. Все мысли сразу же предательски оставили меня, а море стало таким же далеким, каким ему и положено быть для жителей северных городов. Праздник кончился.
Только не входи.
Я судорожно соображала: Олег Васильевич – нет, он никогда бы так не поступил, ласки и горностаи всегда осторожны, а их узкое тело может втиснуться в любую щель без малейшего урона для последней… Сломанный замок был похож на яростную акцию устрашения – и я тотчас же подумала о кассете, письме и сумочке, оставленных у Володьки, – Боже мой, я совсем забыла о них. А об этом не стоило забывать ни на минуту – когда в квартиру Володьки вломились слесарь и возмущенный сосед – там не было ничего… Я была защищена от неизвестности только дверью, и даже Дан не мог помочь мне – сейчас он наверняка мается в пробке на Сухаревской, в это время всегда дикие пробки… Какой у него нежный небритый подбородок.
Я тряхнула головой: думать о нем перед дверью вскрытой квартиры – это полный идиотизм, неужели ты действительно влюбилась? Это ясно давно, зачем задавать глупые риторические вопросы…
В квартире было тихо – так тихо бывает лишь в отсутствие людей, от них не расходятся волны напряжение ожидания. В конце концов, глупо стоять на лестничной площадке, надо войти и посмотреть… В прошлый раз, когда ты вошла в свою собственную открытую квартиру, ты обнаружила там лишь мертвого Нимотси и двоих его убийц. Тогда тебе повезло. Может, и сейчас повезет – глупо стоять на лестнице, глупо, глупо…
За дверью было по-прежнему тихо.
Ну давай, не вечно же стоять здесь, и Дан должен позвонить в пять часов…
Я вошла, оставив дверь открытой настежь, чтобы сохранить себе путь к отступлению. Но в квартире никого не было.
Никого и ничего, кроме изуродованной до основания комнаты, вспоротых кроватей, развороченных кресел, опрокинутого стола, разобранного телевизора, перевернутых видеомагнитофонов.
Точно такой же беспорядок царил и в кухне, все содержимое настенных шкафов было вывалено прямо на пол и теперь лежало на паркете, пересыпанное гречневой крупой, которую я купила пару дней назад…
Я не удержалась и села на изуродованный подлокотник кресла: вот оно, сезон охоты начался, какого только тигра ты решила подергать за усы? Я была почти уверена, что тигр откликается на имя Александр Анатольевич и, вполне вероятно, они и сейчас следят за мной. Логично предположить, что Шинкарев хочет выяснить, кто же за мной стоит: в то, что я, одиночка, довольно сложно поверить, я его понимаю. Но мне было не до логики – Боже мой, провидение взяло меня за потную ладонь, когда я решила оставить дневник и кассету у Серьги, они опоздали…
Во всяком случае, нужно убираться отсюда, пока они не пришли и не продырявили мне башку. И все-таки я не могла отделаться от ощущения, что это действительно акция устрашения: они как будто говорили мне, они как будто хотели показать – ты у нас на крючке, ты и горстка дилетантов; теперь мы знаем, что письмо состряпала ты, – но и ты знай, что мы знаем. Самое время испугаться и начать делать глупости.
Но как он мог догадаться, что это именно моя сумочка, ведь там не было ничего, указывающего на меня: духи, помада, косметичка, Юнна Мориц, которую я читала на перегонах метро, – “Когда утихнет боль, и выпрямится рот, и с птицей укреплю пронзительное сходство…”. А что, если восторжествовала корпоративная этика – и Шинкарев связался с Олегом Васильевичем, ведь они проходят по одному ведомству… А в ту ночь Олег выходил из подъезда Туманова… Нет, это полный бред.
И тогда я вспомнила вечер знакомства с Володькой – я уронила сумочку на ступеньках, а Шинкарев поднял ее. Боже мой, у таких людей профессиональная память. Он мог связать это, и гораздо успешнее, чем это обычно делаю я, ведь чему-то же его учили…
Я зажала рот кулаком, чтобы не закричать. Шутки кончились.
Дан.
Дан, вот кто может помочь мне; вот кто может защитить меня. Конечно, я не имела права перекладывать на него свои проблемы, но другого выхода у меня не было. Одной мне не справиться; не исключено, что нам не справиться и вдвоем, но ничего другого мне не остается…
Главное сейчас – кассета. Нужно сейчас же позвонить Серьге и договориться о встрече.
Я машинально протянула руку к телефону и тотчас же отдернула ее – а вдруг телефон прослушивается. Ты, конечно, не высокий блондин в черном ботинке, это только ему совали “жучки” в коллекционный фагот, но все же, все же…
Через секунду я решила ехать к Каныгину; он просыпается не раньше девяти, еще час у него уходит на починку головы после вечерней дозы самогона. Сейчас было восемь, время у меня есть.
Я начала было собирать вещи в рюкзак, но сейчас же бросила эту затею: непонятно почему – мне было противно касаться вещей, которые переворошили дотошные лапы шинкаревских подручных. Свитер, джинсы и пальто – достойная экипировка, чтобы отправиться с ней в новую жизнь…
Осмотрев замок, я поняла, что он закрывается лишь на маленький сопливый язычок. Значит, квартиру худо-бедно можно защитить от толп безработных мародеров, а потом обязательно приедет охранник Серж, он ведь обещал…
Через пять минут я открывала дверь подъезда.
Мне пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы внимательно оглядеться, а не бежать сломя голову, без оглядки. Вполне возможно, что асфальтированный квадрат, подпираемый стенами домов, может оказаться ловушкой.
…Из подъездов выходили родители с заспанными первоклассниками, за плечами детей болтались полупустые ранцы – громкий стук карандашей и пеналов не вызывал у меня подозрений. Не вызывал подозрений и угрюмый дворник, который мел дорожки: все обойдется, тебе просто надо держаться людей и ни в коем случае не оставаться одной.
Спустя час я уже была возле каныгинского дома. Забрать кассету, проехаться в автобусе и нырнуть в спасительное метро; из центра города позвонить Дану… Я проверила про себя его телефон. Дан Сикора, концерн “Фаэна” – что это за название, черт возьми… – президент, тиснение золотом… А там – будь что будет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131