Скрытая в них страсть так испугала меня, что я даже не решилась открыть глаза, лишь слегка разлепила их; я подсматривала в щелки век, как в замочную скважину.
Они – все трое – были в противоположной стороне комнаты у окна. Венька сидела на матах, совершенно недосягаемая в свете уличного фонаря. Недосягаемая для меня и несчастных мальчиков, обложивших ее, как волчицу.
Солировал Марик:
– Это предательство, как ты не поймешь?! Ты пытаешься быть похожей на эту свою Мышь, на это пустое место… С ней ты предаешь всех нас… Всех четверых… Мы же поклялись… Ты сама заставила нас поклясться! Ты сказала, что так будет всегда!..
– Сказала, а теперь передумала, – пропела Венька. Марик занес руку для удара, но Фарик перехватил ее.
Возникла внезапная мальчишеская драка, кончившаяся через минуту обоюдно разбитыми носами.
– Пусть она уйдет, – теперь уже спокойно сказал Марик, слизывая кровь.
– Скорее вы уйдете, – дразнила их Венька.
– Слушай, она ничего нам не сделала… Но ты же не хочешь, чтобы мы ее возненавидели только потому, что она стала иметь какое-то отношение к тебе?..
– Скорее я вас возненавижу, – Венька упрямилась; мне вдруг стало страшно – и от их ненависти, и от ее защиты, в которой я не нуждалась.
"Стервецы маленькие, молокососы – куда ты только влезла. Мышь, встань сейчас же и скажи: “Общий приветик, исчезаю из вашей плебейской жизни навсегда…” или что-нибудь другое в этом роде.
Но, пока я подбирала “что-нибудь другое в этом роде”, Марик процедил сквозь зубы:
– Может, того? Убрать ее? Нет человека – нет проблемы.
– А может, того… Убрать меня? Нет человека – нет проблемы. И вы свободны, мальчики!
Теперь не выдержал Фарик – он ударил Веньку наотмашь, хорошо заученным жестом; это уже было похоже на ритуал.
– Сейчас еще врежу, если не прекратишь это сумасшествие!
– А мы уже давно сошли с ума. С тех пор, как впаялись в этот проклятый грузовик. Или нет?! Фарик снова поднял руку.
– Лежачего не бьют, – в лицо ему засмеялась Венька. Она вытянулась на матах и начала мучительно медленно расстегивать пуговицы на рубахе. – Может быть, поможете беззащитной одинокой девушке?
Их не надо было просить дважды – я видела, как спадают рубахи с их крутых, почти одинаковых плеч; я слышала, как щелкают языки их ремней, как нетерпеливо рвутся “молнии” на джинсах…
Мальчики рухнули в Веньку, как в пропасть; они накрыли ее, как волны, – я помнила эти волны моего южного причерноморского детства: тебя накрывает с головой и нечем дышать… Должно быть, Веньке тоже нечем было дышать, и она застонала. Мальчики повторили ее, как эхо. Их волосы спутались, их тела переплелись, и я впервые подумала о том, как они красивы. И я впервые подумала о том, что такими красивыми, почти совершенными, они могут быть только втроем – наконец-то собранные детали, наконец-то сложенная мозаика…
И, когда Венькина голова победно вознеслась над обессиленными, выпотрошенными телами мальчиков, я вдруг увидела ее широко раскрытые глаза – всего лишь отражение моих раскрытых глаз. Наши взгляды встретились – и она улыбнулась мне.
…Мне даже не пришлось возиться со входным замком – дверь открылась легко; эта квартира, этот чужой закрытый самодостаточный мир выталкивали меня, гнали прочь.
Я добралась домой под утро, сложила Венькины вещи в кучу, вытащила их в прихожую и здесь же, возле них, заснула тяжелым сном.
Проснулась я от резкого настойчивого звонка в дверь. Так звонила только она. Приготовленные вещи нужно было отдать и распрощаться с ненормальной девчонкой навсегда, но я вдруг почувствовала, что если открою, если впущу ее в свой спокойный, стерильный дом, как впустила когда-то, то все снова пойдет по кругу.
Почувствовала и испугалась.
– Это ты? – трусливо спросила я из-за двери.
– Открой, пожалуйста… Я все объясню, – ответила она трезвым вкрадчивым голосом.
– Уволь меня от объяснений. Все и так ясно. Живи как знаешь. Правы твои щенки – при чем здесь я? Звонок звонил непрерывно.
– Уходи, – устало сказала я. Теперь в дверь начали методично стучать кулаками. Я прислонилась спиной к дверной коробке и закрыла глаза.
– Если будешь ломиться – соседи вызовут ментов и будут правы. Ты же знаешь наших пугливых пролетариев.
Стук прекратился.
Так, в тишине, я просидела очень долго. Так долго, что наконец решилась спросить.
– Ты еще здесь?
– Да. – Она никуда не ушла, она была совсем рядом, за тонкой дверью.
– Сидишь?
– Сижу.
– Не стоит. Простудишься.
– А я на коврике сижу. И хочу тебе одну историю рассказать. Я давно хотела…
– Сыта по горло твоими историями. И твоими дружками-извращенцами.
– Это хорошая история. Ты даже удивишься, какая хорошая… Глазки закрой и слушай… У одних папочки и мамочки в городе Ташкенте родились две девочки. Две девочки-близняшки. Одну назвали Венечкой в честь папочкиной мамы, а другую – Сашенькой в честь мамочкиного папы. Сашенька и Венечка очень любили друг друга… Так сильно, что если у Венечки был лишай на руках, то точно такие же пятна выступали на руках Сашеньки. А когда Сашенька сломала ногу, то Венечка тоже не могла ходить – ровно месяц, пока гипс не сняли. А когда его сняли и прошло несколько лет – Венечка с Сашенькой стали красивыми-красивыми, по мнению узбеков, торгующих абрикосовыми косточками на Алайском рынке, – то они, как и полагается девушкам, влюбились в двух мальчиков – Фарика и Марика. И это была сумасшедшая любовь, потому что любить иначе они не умели. Это была такая сумасшедшая любовь, что иногда они менялись мальчиками – в кино там на индийской мелодраме или на шашлыках. И все им сходило с рук, потому что были они очень похожи, даже мамочка с папочкой их путали. Если бы Вильям Шекспир крепко закладывал и у него двоилось бы в глазах – то “Ромео и Джульетта” получилась у него именно такой…
Я хмыкнула.
И тут же услышала Венькин голос:
– Это правда.
– И что?
– А то, что они поехали в горы, все вчетвером. И на законных основаниях, тили-тили-тесто, жених и невеста. Там был шашлык, и цвели персики, и было еще не очень жарко. И девочки-близняшки оставили своих мальчиков, чтобы на машине Марика смотаться в Янгиабад, Марик их обеих научил водить машину. Они ехали на переговорный, чтобы поздравить своего папочку с днем рождения, сорок лет. Им ужасно хотелось вести машину, они даже поссорились из-за того, кто поведет первой. И врезались в дурацкую фуру, огромный такой “КамАЗ”. Он был один на всей трассе – и они умудрились в него впаяться… Та, что была за рулем, осталась жива. Так, череп слегка покрошило, незначительная травма – две недели в реанимации, и привет.
Венька замолчала.
– А вторая? – тихо спросила я, хотя не имела права спрашивать.
– Она погибла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131