Придется садиться на самом краю, но и тогда крыло будет царапать каменную стену. Важно было знать направление ветра. Он посмотрел на строения, надеясь увидеть где-нибудь дымок от печки, но ничего заметно не было.
– Я снижаюсь, – доложил О'Хара. – Пройду над полосой, но пока еще садиться не буду.
Он стал делать широкий разворот для захода на посадку. Затем направил нос "Дакоты" на полосу, словно прицел ружья, и самолет гладко и быстро стал снижаться. По правому борту замелькали скалы и снег. О'Хара весь напрягся. Если конец крыла заденет склон, это будет конец. Впереди быстро бежала полоса, словно проглатываемая "Дакотой". Вдруг она оборвалась, и все исчезло – только долина далеко внизу и голубое небо. О'Хара налег на рычаг, и самолет резко взмыл вверх.
Теперь уже пассажиры точно знают, что дела плохи, решил он и, обращаясь к Гривасу, произнес:
– Целым самолет удастся вряд ли посадить.
– Доставьте меня в целости! – приказал Гривас. – До остального мне нет дела.
– А мне нет дела до вас, – процедил сквозь зубы О'Хара.
– Позаботьтесь о своей собственной шее, – сказал Гривас. – Тогда и моя будет в сохранности.
Но О'Хара думал о десяти пассажирах в салоне. Он сделал еще круг, размышляя, как лучше осуществить посадку. Он мог сесть с выпущенным или невыпущенным шасси. Посадка на брюхо будет на такой скорости страшной, но зато быстрее произойдет торможение. Весь вопрос в том, можно ли в этом случае удержать машину на прямой линии. С другой стороны, если выпустить шасси, можно погасить скорость до соприкосновения с землей – в этом есть свое преимущество.
Он мрачно улыбнулся и решил осуществить и то и другое одновременно. В первый раз в жизни он благословил Филсона и его паршивые самолеты. Он отлично знал, какую нагрузку может выдержать шасси, и обычно его задачей было посадить "Дакоту" как можно мягче. На этот раз он, выпустив шасси, посадит ее так, что стойки сломаются, как спички, и это будет одновременно посадкой на брюхо.
Он нацелил нос "Дакоты" на полосу и предупредил:
– Сейчас начнется нечто. Опускаем закрылки, выпускаем шасси.
Самолет стал снижать скорость. О'Хара почувствовал, что рычаги в его руках стали липкими. Он стиснул зубы и сосредоточился так, как никогда раньше.
V
Когда самолет вошел в крутой вираж, Армстронга со страшной силой бросило на Пибоди. Пибоди в этот момент подносил к губам фляжку, чтобы сделать очередной глоток виски, и горлышком его неожиданно ударило по зубам. Он поперхнулся, нечленораздельно взревел и что есть мочи отпихнул Армстронга от себя.
Родэ очутился в проходе вместе с Кофлином и Монтесом. Он с трудом поднялся, энергично тряся головой, затем наклонился, чтобы помочь встать Монтесу, который что-то быстро говорил по-испански. Миссис Кофлин помогла своему мужу сесть обратно на место.
Виллис делал какие-то пометки на полях книги, когда на пего навалился Форестер. Карандаш в его руках хрустнул. Форестер, не пытаясь даже пошевелиться и не слыша слабых жалоб Виллиса на то, что его раздавили – Форестер был человеком крупного телосложения, – с изумлением глядел в окно.
В салоне поднялся невообразимый галдеж на английском и испанском языках, над которым доминировал резкий и визгливый голос мисс Понски, истошно вопившей:
– Я знала! Я знала, что все это плохо кончится!
Она начала истерически хохотать, и Родэ, отвернувшись от Монтеса, дал ей сильную оплеуху. Она посмотрела на него с удивлением и вдруг разразилась слезами.
Пибоди заорал:
– Что вытворяет этот чертов англикашка? – Он взглянул в окно и увидел посадочную полосу. – Этот негодяй собирается здесь садиться!
Родэ о чем-то быстро говорил с Монтесом. Тот был настолько потрясен, что выглядел совершенно безучастным. Родэ сказал несколько слов девушке и указал на дверь в пилотскую кабину. Она энергично кивнула, и он встал со своего места.
Миссис Кофлин, наклонившись вперед, утешала мисс Понски:
– Не надо волноваться, – говорила она, – ничего страшного не произойдет.
Самолет вышел из крена, и О'Хара в первый раз пошел над полосой. Родэ перевесился через Армстронга и смотрел в окно. Мисс Понски опять завизжала от страха, когда мимо окна проносились скалы. Они были столь близко, что самолет чуть было не задел их крылом. Затем О'Хара круто взял вверх, и Родэ вновь потерял равновесие.
Первым к решительным действиям перешел Форестер. Он сидел ближе всех к кабине и, встав, схватился за ручку двери, повернул ее и толкнул. Дверь была закрыта. Он стал давить на нее плечом, но тут самолет круто накренился, и Форестера отбросило в сторону. О'Хара повел машину на посадку.
Форестер схватил висевший на переборке топор и поднял его, чтобы ударить по двери, но Родэ схватил его за руку.
– Это будет быстрее, – сказал он и показал ему крупнокалиберный пистолет. Он встал перед дверью и три раза выстрелил в замок.
VI
О'Хара услышал выстрелы за мгновение до того, как "Дакота" коснулась земли. Он не только слышал их, но и видел, как вдребезги разлетелся альтиметр на приборной доске. Но у него не было времени оглянуться, так как "Дакота" уже грузно опустилась на дальнем конце полосы и понеслась по ней с громадной скоростью.
Послышался ужасный треск лопнувших стоек шасси, самолет содрогнулся и, бухнувшись на брюхо, со скрежетом и визгом заскользил к дальнему концу полосы. О'Хара отчаянно работал вырвавшимися из рук и из-под ног рычагами, стараясь удержать машину на прямой линии.
Боковым зрением он увидел, как Гривас повернулся к двери. О'Хара решил воспользоваться этим и, оторвав одну руку от рычага, наотмашь ударил Гриваса. У него был всего лишь миг для удара, и, к счастью, он, видимо, не пропал впустую. Но удостовериться в этом не мог, так как всецело был поглощен машиной.
Скорость между тем все еще была высока. "Дакота" прошла уже половину полосы, и О'Хара уже видел пустоту, начинавшуюся там, где полоса кончалась. В отчаянии он повернул руль, и самолет нехотя со страшным скрипом пошел вправо.
О'Хара сжался и приготовился к удару. Правое крыло соприкоснулось с каменной стеной, и самолет стало разворачивать. О'Хара увидел, как стена пошла прямо на него. Нос самолета врезался в скалу, треснул, и переднее стекло кабины разлетелось вдребезги. Потом что-то ударило О'Хару по голове, и он потерял сознание.
VII
Он пришел в себя оттого, что кто-то бил его по щекам. Его голова перекатывалась из стороны в сторону, ему хотелось, чтобы это прекратилось и он смог бы опять уйти в забытье, но удары продолжались. Он застонал и с трудом открыл глаза.
Наказание исходило от Форестера. Когда тот увидел, что О'Хара очнулся, он повернулся и сказал Родэ:
– Держите его под прицелом.
Родэ улыбался. Он держал пистолет в руке, но дуло было опущено вниз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
– Я снижаюсь, – доложил О'Хара. – Пройду над полосой, но пока еще садиться не буду.
Он стал делать широкий разворот для захода на посадку. Затем направил нос "Дакоты" на полосу, словно прицел ружья, и самолет гладко и быстро стал снижаться. По правому борту замелькали скалы и снег. О'Хара весь напрягся. Если конец крыла заденет склон, это будет конец. Впереди быстро бежала полоса, словно проглатываемая "Дакотой". Вдруг она оборвалась, и все исчезло – только долина далеко внизу и голубое небо. О'Хара налег на рычаг, и самолет резко взмыл вверх.
Теперь уже пассажиры точно знают, что дела плохи, решил он и, обращаясь к Гривасу, произнес:
– Целым самолет удастся вряд ли посадить.
– Доставьте меня в целости! – приказал Гривас. – До остального мне нет дела.
– А мне нет дела до вас, – процедил сквозь зубы О'Хара.
– Позаботьтесь о своей собственной шее, – сказал Гривас. – Тогда и моя будет в сохранности.
Но О'Хара думал о десяти пассажирах в салоне. Он сделал еще круг, размышляя, как лучше осуществить посадку. Он мог сесть с выпущенным или невыпущенным шасси. Посадка на брюхо будет на такой скорости страшной, но зато быстрее произойдет торможение. Весь вопрос в том, можно ли в этом случае удержать машину на прямой линии. С другой стороны, если выпустить шасси, можно погасить скорость до соприкосновения с землей – в этом есть свое преимущество.
Он мрачно улыбнулся и решил осуществить и то и другое одновременно. В первый раз в жизни он благословил Филсона и его паршивые самолеты. Он отлично знал, какую нагрузку может выдержать шасси, и обычно его задачей было посадить "Дакоту" как можно мягче. На этот раз он, выпустив шасси, посадит ее так, что стойки сломаются, как спички, и это будет одновременно посадкой на брюхо.
Он нацелил нос "Дакоты" на полосу и предупредил:
– Сейчас начнется нечто. Опускаем закрылки, выпускаем шасси.
Самолет стал снижать скорость. О'Хара почувствовал, что рычаги в его руках стали липкими. Он стиснул зубы и сосредоточился так, как никогда раньше.
V
Когда самолет вошел в крутой вираж, Армстронга со страшной силой бросило на Пибоди. Пибоди в этот момент подносил к губам фляжку, чтобы сделать очередной глоток виски, и горлышком его неожиданно ударило по зубам. Он поперхнулся, нечленораздельно взревел и что есть мочи отпихнул Армстронга от себя.
Родэ очутился в проходе вместе с Кофлином и Монтесом. Он с трудом поднялся, энергично тряся головой, затем наклонился, чтобы помочь встать Монтесу, который что-то быстро говорил по-испански. Миссис Кофлин помогла своему мужу сесть обратно на место.
Виллис делал какие-то пометки на полях книги, когда на пего навалился Форестер. Карандаш в его руках хрустнул. Форестер, не пытаясь даже пошевелиться и не слыша слабых жалоб Виллиса на то, что его раздавили – Форестер был человеком крупного телосложения, – с изумлением глядел в окно.
В салоне поднялся невообразимый галдеж на английском и испанском языках, над которым доминировал резкий и визгливый голос мисс Понски, истошно вопившей:
– Я знала! Я знала, что все это плохо кончится!
Она начала истерически хохотать, и Родэ, отвернувшись от Монтеса, дал ей сильную оплеуху. Она посмотрела на него с удивлением и вдруг разразилась слезами.
Пибоди заорал:
– Что вытворяет этот чертов англикашка? – Он взглянул в окно и увидел посадочную полосу. – Этот негодяй собирается здесь садиться!
Родэ о чем-то быстро говорил с Монтесом. Тот был настолько потрясен, что выглядел совершенно безучастным. Родэ сказал несколько слов девушке и указал на дверь в пилотскую кабину. Она энергично кивнула, и он встал со своего места.
Миссис Кофлин, наклонившись вперед, утешала мисс Понски:
– Не надо волноваться, – говорила она, – ничего страшного не произойдет.
Самолет вышел из крена, и О'Хара в первый раз пошел над полосой. Родэ перевесился через Армстронга и смотрел в окно. Мисс Понски опять завизжала от страха, когда мимо окна проносились скалы. Они были столь близко, что самолет чуть было не задел их крылом. Затем О'Хара круто взял вверх, и Родэ вновь потерял равновесие.
Первым к решительным действиям перешел Форестер. Он сидел ближе всех к кабине и, встав, схватился за ручку двери, повернул ее и толкнул. Дверь была закрыта. Он стал давить на нее плечом, но тут самолет круто накренился, и Форестера отбросило в сторону. О'Хара повел машину на посадку.
Форестер схватил висевший на переборке топор и поднял его, чтобы ударить по двери, но Родэ схватил его за руку.
– Это будет быстрее, – сказал он и показал ему крупнокалиберный пистолет. Он встал перед дверью и три раза выстрелил в замок.
VI
О'Хара услышал выстрелы за мгновение до того, как "Дакота" коснулась земли. Он не только слышал их, но и видел, как вдребезги разлетелся альтиметр на приборной доске. Но у него не было времени оглянуться, так как "Дакота" уже грузно опустилась на дальнем конце полосы и понеслась по ней с громадной скоростью.
Послышался ужасный треск лопнувших стоек шасси, самолет содрогнулся и, бухнувшись на брюхо, со скрежетом и визгом заскользил к дальнему концу полосы. О'Хара отчаянно работал вырвавшимися из рук и из-под ног рычагами, стараясь удержать машину на прямой линии.
Боковым зрением он увидел, как Гривас повернулся к двери. О'Хара решил воспользоваться этим и, оторвав одну руку от рычага, наотмашь ударил Гриваса. У него был всего лишь миг для удара, и, к счастью, он, видимо, не пропал впустую. Но удостовериться в этом не мог, так как всецело был поглощен машиной.
Скорость между тем все еще была высока. "Дакота" прошла уже половину полосы, и О'Хара уже видел пустоту, начинавшуюся там, где полоса кончалась. В отчаянии он повернул руль, и самолет нехотя со страшным скрипом пошел вправо.
О'Хара сжался и приготовился к удару. Правое крыло соприкоснулось с каменной стеной, и самолет стало разворачивать. О'Хара увидел, как стена пошла прямо на него. Нос самолета врезался в скалу, треснул, и переднее стекло кабины разлетелось вдребезги. Потом что-то ударило О'Хару по голове, и он потерял сознание.
VII
Он пришел в себя оттого, что кто-то бил его по щекам. Его голова перекатывалась из стороны в сторону, ему хотелось, чтобы это прекратилось и он смог бы опять уйти в забытье, но удары продолжались. Он застонал и с трудом открыл глаза.
Наказание исходило от Форестера. Когда тот увидел, что О'Хара очнулся, он повернулся и сказал Родэ:
– Держите его под прицелом.
Родэ улыбался. Он держал пистолет в руке, но дуло было опущено вниз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79