Я говорила своему мужу, я говорила его отцу, потом пыталась говорить с Утером… Никто не слушал меня. Потому что я была женщиной. Обычная история: сначала твой недостаток в том, что ты всего лишь молоденькая дурочка. Потом твой недостаток в том, что ты выжившая из ума старая карга. Третьего не дано. По крайней мере, мне не дали этого третьего возраста. А раз меня никто не слушал в Лионее, пришлось искать собеседника за ее пределами.
– Леонард.
– Вот именно. Ты сказала, что мне хотелось вернуть молодость… – королева брезгливо покачала головой. – Нет, молодость меня не интересовала, а в Леонарде меня привлекала сила, равной которой я уже давно не чувствовала в Лионее и окрестностях. А его интересовала моя кровь, то есть моя принадлежность к правящей лионейской династии. Нам было о чем поговорить…
– Но когда вы наговорились… Когда вы поняли, что его цель – уничтожить этот мир и Лионею в том числе… Почему вы не предупредили об этом своего сына?
– Я уже сказала – потому что Утер болен и стар. Он был болен и стар уже тогда. Болен прошлым, неспособен мечтать о другом будущем и тем более творить это новое будущее. А Леонард…
– Хорошо, – перебила ее Настя. – Хорошо, я продолжу ваше дело и верну Лионее прежнее величие, сделаю все, как вы хотите. Но мне нужно знать, как я могу остановить Леонарда.
– Остановить? Никак.
– Что? Но вы же…
– Я знаю, как можно уничтожить Леонарда. Но остановить его проект… Это невозможно. Ты сейчас снова станешь говорить о тысячах невинных жертв? Не стоит. Тебе пора привыкать к этой статистике, надо думать не об этом, а о результате…
– Думать о тысячах невинных жертвах как о статистике – это и есть величие Лионеи?
– Ты ведь знаешь, на чем стоит Лионея? – ответила вопросом на вопрос королева-мать. – Знаешь. Десятки тысяч демонов были убиты, а их тела стали фундаментом нового мира. И этот новый мир просуществовал несколько веков. Неприятно это говорить, но, очевидно, время от времени фундамент следует укреплять новым слоем трупов.
– Мне это не нравится.
– Мне тоже. Но ни ты, ни я не можем это изменить.
– Может, и так, только я приехала в Лионею не ради ее величия, я приехала для того, чтобы здешняя сила использовалась во благо, чтобы не было невинных жертв, ни сотен, ни десятков, ни даже одной-единственной… Я не такая, как вы про меня думаете, я…
– Не такая, как я думаю? – сухо рассмеялась королева. – Я думаю, что ты приехала в Лионею, потому что после того, как вы с Денисом расстались, у тебя в жизни не осталось ничего стоящего. Ничего, за что можно было зацепиться. И ты приехала сюда в надежде вернуть Дениса, а когда у тебя ничего не получилось, ты продолжила цепляться за стены, в которых он когда-то жил, за его родных…
Настя швырнула велосипед на мостовую и сжала кулаки:
– Это… Это настолько неправда, что вы… Вы даже представить себе не можете! Это никакого отношения не имеет к…
Настя говорила еще некоторое время, говорила громко и страстно, не заметив, в каком месте ее вдохновенной речи королева-мать просто-напросто исчезла, не оставив после себя в мартовском воздухе даже снисходительной улыбки.
В отеле «Оверлук» по ночам холодно. По телевизору говорят о необычно холодном конце марта, и это тот редкий случай, когда я целиком и полностью согласна с телевизором. Потому что лежу, завернувшись в два оделяла, и чувствую эту мартовскую необычность на собственной шкуре. Жаловаться на холодные батареи бессмысленно, потому что офис администратора пуст. Если честно, то и номера тоже почти все пусты. Нас только двое в этом отеле – я и Иннокентий. Он поселился на двадцатом этаже, потому что привык посматривать на мир чуть свысока. Я – на третьем, потому что сюда без перебоев доходит вода и потому что меня пугаem возможность поломки лифта. Иногда я чувствую себя как одинокий, забытый всеми призрак в безлюдной башне из стекла и стали.
Другие люди – они иногда встречаются на лионейских улицах – тоже похожи на призраков. Как правило, мы молча проходим мимо друг друга. Король Утер тоже проходит молча. В лучшем случае он сдержанно кивает мне, когда мы сталкиваемся в вестибюле. Он больше не кричит: «Я не дам тебе уничтожить мою семью!» Утер пришел в себя и был вынужден смириться с мыслью, что у клана Андерсонов хватало проблем и до моего появления. Тем не менее, насколько я знаю, король по-прежнему считает меня виновной в бегстве Дениса, ранении Амбер и отъезде Александра. Кто знает, может быть, исчезновение королевы-матери тоже записано на мой счет. В итоге получается неслабый список моих ошибок (читай преступлений). Тем не менее благородный король Утер не требует отдать меня под суд, он просто со мной не общается.
Обычно я стою перед автоматом по продаже шоколадных батончиков и предаюсь тягостным раздумьям насчет выбора кнопки, а в это время его королевское величество своей прихрамывающей походкой пересекает холл в направлении гостиничной библиотеки. Разумеется, библиотека тоже пуста, и королю приходится самому бродить мимо высоких стеллажей, разглядывать названия на корешках и даже карабкаться по стремянке, чтобы вытащить с верхней полки какое-нибудь пыльное жизнеописание. Пока Утер этим занимается, снаружи, у дверей гостиницы, терпеливо ждет королевский секретарь. Его по-прежнему мучает простуда, но заменить секретаря некому, и он героически исполняет свой долг, следуя за королем повсюду, фиксируя слова и дела Утера. По правде сказать, слов и дел в последнее время случилось немного, ибо главное занятие короля Утера – ожидание. Как и у всех нас.
Король Утер с сосредоточенным видом выходит из отеля с очередной парой толстых книг, как будто бы эти книги помогут ему исправить положение дел. Но ведь ни двенадцать страничек о легендарном Томасе Андерсоне, ни все шестьдесят четыре фолианта о короле Леониде не помогут Утеру. И я не помогу. И никто не поможет.
Утер скрывается во дворце, а я медленно шагаю по пустой улице, словно по залу огромного музея под открытым небом. Мне нравится Лионея, нравится ее тишина и запустение, которые на самом деле не сулят ничего хорошего. Тишина и запустение наводят на мысль о беззвучно утекающем времени, а точнее, на мысль о том, что Лионея существовала до меня и, скорее всего, будет существовать после меня. Хотя бы какая-то ее часть.
Впрочем, это будет уже совсем другая история.
15
Странными были эти дни, последние дни Лионеи. Время как будто замерло, не желая двигаться вперед, не желая достигать финальной точки, когда ожидание закончится и наступит та самая ясность, которая иногда хуже густого тумана, потому что туман еще оставляет хоть какую-то надежду, пусть неразумную, пусть призрачную…
В этом тумане неопределенности происходило то, что и должно происходить в тумане – странные исчезновения одних и не менее странные появления других.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
– Леонард.
– Вот именно. Ты сказала, что мне хотелось вернуть молодость… – королева брезгливо покачала головой. – Нет, молодость меня не интересовала, а в Леонарде меня привлекала сила, равной которой я уже давно не чувствовала в Лионее и окрестностях. А его интересовала моя кровь, то есть моя принадлежность к правящей лионейской династии. Нам было о чем поговорить…
– Но когда вы наговорились… Когда вы поняли, что его цель – уничтожить этот мир и Лионею в том числе… Почему вы не предупредили об этом своего сына?
– Я уже сказала – потому что Утер болен и стар. Он был болен и стар уже тогда. Болен прошлым, неспособен мечтать о другом будущем и тем более творить это новое будущее. А Леонард…
– Хорошо, – перебила ее Настя. – Хорошо, я продолжу ваше дело и верну Лионее прежнее величие, сделаю все, как вы хотите. Но мне нужно знать, как я могу остановить Леонарда.
– Остановить? Никак.
– Что? Но вы же…
– Я знаю, как можно уничтожить Леонарда. Но остановить его проект… Это невозможно. Ты сейчас снова станешь говорить о тысячах невинных жертв? Не стоит. Тебе пора привыкать к этой статистике, надо думать не об этом, а о результате…
– Думать о тысячах невинных жертвах как о статистике – это и есть величие Лионеи?
– Ты ведь знаешь, на чем стоит Лионея? – ответила вопросом на вопрос королева-мать. – Знаешь. Десятки тысяч демонов были убиты, а их тела стали фундаментом нового мира. И этот новый мир просуществовал несколько веков. Неприятно это говорить, но, очевидно, время от времени фундамент следует укреплять новым слоем трупов.
– Мне это не нравится.
– Мне тоже. Но ни ты, ни я не можем это изменить.
– Может, и так, только я приехала в Лионею не ради ее величия, я приехала для того, чтобы здешняя сила использовалась во благо, чтобы не было невинных жертв, ни сотен, ни десятков, ни даже одной-единственной… Я не такая, как вы про меня думаете, я…
– Не такая, как я думаю? – сухо рассмеялась королева. – Я думаю, что ты приехала в Лионею, потому что после того, как вы с Денисом расстались, у тебя в жизни не осталось ничего стоящего. Ничего, за что можно было зацепиться. И ты приехала сюда в надежде вернуть Дениса, а когда у тебя ничего не получилось, ты продолжила цепляться за стены, в которых он когда-то жил, за его родных…
Настя швырнула велосипед на мостовую и сжала кулаки:
– Это… Это настолько неправда, что вы… Вы даже представить себе не можете! Это никакого отношения не имеет к…
Настя говорила еще некоторое время, говорила громко и страстно, не заметив, в каком месте ее вдохновенной речи королева-мать просто-напросто исчезла, не оставив после себя в мартовском воздухе даже снисходительной улыбки.
В отеле «Оверлук» по ночам холодно. По телевизору говорят о необычно холодном конце марта, и это тот редкий случай, когда я целиком и полностью согласна с телевизором. Потому что лежу, завернувшись в два оделяла, и чувствую эту мартовскую необычность на собственной шкуре. Жаловаться на холодные батареи бессмысленно, потому что офис администратора пуст. Если честно, то и номера тоже почти все пусты. Нас только двое в этом отеле – я и Иннокентий. Он поселился на двадцатом этаже, потому что привык посматривать на мир чуть свысока. Я – на третьем, потому что сюда без перебоев доходит вода и потому что меня пугаem возможность поломки лифта. Иногда я чувствую себя как одинокий, забытый всеми призрак в безлюдной башне из стекла и стали.
Другие люди – они иногда встречаются на лионейских улицах – тоже похожи на призраков. Как правило, мы молча проходим мимо друг друга. Король Утер тоже проходит молча. В лучшем случае он сдержанно кивает мне, когда мы сталкиваемся в вестибюле. Он больше не кричит: «Я не дам тебе уничтожить мою семью!» Утер пришел в себя и был вынужден смириться с мыслью, что у клана Андерсонов хватало проблем и до моего появления. Тем не менее, насколько я знаю, король по-прежнему считает меня виновной в бегстве Дениса, ранении Амбер и отъезде Александра. Кто знает, может быть, исчезновение королевы-матери тоже записано на мой счет. В итоге получается неслабый список моих ошибок (читай преступлений). Тем не менее благородный король Утер не требует отдать меня под суд, он просто со мной не общается.
Обычно я стою перед автоматом по продаже шоколадных батончиков и предаюсь тягостным раздумьям насчет выбора кнопки, а в это время его королевское величество своей прихрамывающей походкой пересекает холл в направлении гостиничной библиотеки. Разумеется, библиотека тоже пуста, и королю приходится самому бродить мимо высоких стеллажей, разглядывать названия на корешках и даже карабкаться по стремянке, чтобы вытащить с верхней полки какое-нибудь пыльное жизнеописание. Пока Утер этим занимается, снаружи, у дверей гостиницы, терпеливо ждет королевский секретарь. Его по-прежнему мучает простуда, но заменить секретаря некому, и он героически исполняет свой долг, следуя за королем повсюду, фиксируя слова и дела Утера. По правде сказать, слов и дел в последнее время случилось немного, ибо главное занятие короля Утера – ожидание. Как и у всех нас.
Король Утер с сосредоточенным видом выходит из отеля с очередной парой толстых книг, как будто бы эти книги помогут ему исправить положение дел. Но ведь ни двенадцать страничек о легендарном Томасе Андерсоне, ни все шестьдесят четыре фолианта о короле Леониде не помогут Утеру. И я не помогу. И никто не поможет.
Утер скрывается во дворце, а я медленно шагаю по пустой улице, словно по залу огромного музея под открытым небом. Мне нравится Лионея, нравится ее тишина и запустение, которые на самом деле не сулят ничего хорошего. Тишина и запустение наводят на мысль о беззвучно утекающем времени, а точнее, на мысль о том, что Лионея существовала до меня и, скорее всего, будет существовать после меня. Хотя бы какая-то ее часть.
Впрочем, это будет уже совсем другая история.
15
Странными были эти дни, последние дни Лионеи. Время как будто замерло, не желая двигаться вперед, не желая достигать финальной точки, когда ожидание закончится и наступит та самая ясность, которая иногда хуже густого тумана, потому что туман еще оставляет хоть какую-то надежду, пусть неразумную, пусть призрачную…
В этом тумане неопределенности происходило то, что и должно происходить в тумане – странные исчезновения одних и не менее странные появления других.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136