Год назад король Утер решил, что это счастливый случай. Сейчас он, наверное, думает по-другому. Сейчас…»
Как потом оказалось, в это время король Утер думал совершенно о другом. Он думал о том, хватит ли ему сил убить вампира в честном поединке.
3
Лично мне эта система с самого начала казалась ужасно глупой. Я могу понять, когда школьники после уроков ходят на пустырь выяснять отношения один на один. Это, наверное, такой способ самоутверждения и одновременного познания мира ценой разбитой физиономии. Но эти… Взрослые люди, точнее, взрослые люди, взрослые гномы, взрослые лешие, взрослые вампиры и взрослые особи прочих рас. Почему-то они считали, что лучший способ решения какого-то запутанного вопроса – дать лидерам спорящих рас по дубине и посмотреть, что из этого выйдет. Ну, или не по дубине, а по мечу, топору, кастету, ножу, гранатомету… Неважно.
Все объяснялось традицией – мол, когда-то, давным-давно, основоположник династии Андерсонов, создатель Большого Совета король Томас именно таким образом прекратил многовековую вражду Великих Старых рас. Разумеется, отправлять в бой солдат – это одно, рисковать собственной королевской головой – уже совсем другое. Когда самые буйные головы были благополучно сложены в этих поединках, их преемники предпочли единоборствам поиски компромисса. Однако правило поединка между вождями рас так и осталось в основе Большого Совета, причем Лионейский король выступал не только как защитник расы людей, но и как защитник всей системы договоров между расами. Король всегда должен быть готов к вызову и поединку, поэтому по другой идиотской традиции король не может покидать территорию Лионеи. Он словно пленник в собственном замке, словно вечный дежурный в ожидании опасности, которая может так никогда и не прийти.
Мне это казалось глупым пережитком Темных времен, но я, в конце концов, была всего лишь человеком со стороны, так что свое мнение я держала при себе и вслух не высказывала. Ну или почти не высказывала.
Король Утер Андерсон нес свое «дежурство» уже почти тридцать лет, находясь в полной гармонии с этими обычаями. Проще говоря, он привык. Другое дело Денис. Денис не хотел быть запертым в Лионее, он хотел получить свою собственную жизнь. И он ее получил, пусть со второй попытки, пусть с некоторыми осложнениями, но все же…
А я осталась, законная наследница Лионейского престола, среди прав которой было участие в поединке в защиту расы людей и Лионейского престола. И когда король Утер понял, что после бегства Дениса линия «поединщиков» состоит из него, меня, Амбер и двенадцатилетней Алисы, младшей дочери короля…
Наверное, ему стало как-то не по себе.
А потом к нему пришел граф Дитрих, посол расы детей ночи при Большом совете.
И они кое о чем поговорили.
– Суд над Маратом нельзя больше откладывать, – мрачно сказал посол. Король Утер не предложил ему сесть, потому что не хотел затягивать этот разговор и не хотел затягивать этот невыносимый день, который и так уже продолжался много позже полуночи. В другой ситуации Утер, наверное, попросил бы графа Дитриха зайти попозже, только нынешняя ситуация не способствовала таким переносам, ибо Дитрих решился на разговор с королем впервые за последние три месяца, и отсылать его прочь было бы неразумно.
– Хорошо, – ответил король. – Только ведь за эти месяцы ничего не изменилось. Законы остались теми же. Суд может вынести единственное решение – смерть. Других наказаний за покушение на наследника престола не существует. К тому же преступление было совершено публично, Марат подписал полное признание, а значит, мы можем и вовсе обойтись без суда. Я был готов отдать приказ о казни еще прошлым летом, но я терпеливо ждал, пока ваш народ определит свое отношение к этой истории.
– Мы приняли решение, – негромко произнес граф Дитрих.
– Что за решение?
– Смерть Марата для нас неприемлема.
Сказав это, Дитрих опустил голову и замер, вытянув руки вдоль тела. Утер некоторое время молча смотрел на посла, а потом сообразил, что это какой-то особый жест, а стало быть, в словах Дитриха есть некий важный смысл, а это, в свою очередь, значит, что он, король Утер, чертовски устал и не в состоянии понять суть происходящего с первого раза.
Но он был король Лионеи, не меньше и не больше, поэтому он вздохнул и сказал слегка разочарованным тоном, содержавшим закодированное напоминание о том, что король в Лионее один, а послов много; а значит, Утер имеет право просто пропустить слова графа Дитриха мимо ушей:
– Что вы хотите сказать, граф? Говорите проще. У меня был тяжелый день, тяжелая ночь, да и утро, судя по всему, будет не лучше.
– Приговор Марату будет оспорен, – сказал посол, все еще не поднимая глаз.
– Где вы будете его оспаривать, граф? – с усталой укоризной проговорил король Утер. – В Гаагском суде? Приговор нашего суда окончательный и…
Тут он снова задумался. После свадебных торжеств, после исчезновения Дениса, после нескольких смертей, после других радостных и тревожных событий, а также с учетом некоторого количество выпитого алкоголя Утеру потребовалось слишком много времени, чтобы сообразить, о чем, собственно, идет речь.
– Вызов? – произнес он простое слово и почему-то закашлялся. – Если Марата приговорят к смерти, вы бросите мне вызов?
– Да, – не очень уверенно сказал Дитрих.
Король посмотрел на посла тяжелым взглядом из-под сведенных бровей, зная, что навести ужас или вогнать в дрожь он сейчас не в состоянии, и сообщая этим взглядом не гнев, а скорее упрек по поводу несвоевременности замечательной идеи детей ночи. Как ни странно, Дитриха проняло и это. Он снова уставился на носки своих черных туфель и пробормотал, что не он принимает решения; он, граф Дитрих, всего лишь посол, он всего лишь передает чужие слова по назначению.
– Ладно, – махнул рукой Утер и неожиданно для самого себя засмеялся тяжеловесным смехом, от которого графу Дитриху стало еще более не по себе. – Хватит оправдываться. Первый вызов за сколько-то там лет – историческое событие. Давайте войдем в историю, граф.
– Давайте, – сказал посол, подозревая какой-то подвох, но король Утер всего лишь разбудил своего секретаря и поручил ему записать слова графа Дитриха со всей возможной точностью, а сам же отправился спать, предварительно попросив посла и приказав секретарю не распространяться об имевшем место разговоре. Утер представлял, что за сумасшедший дом начнется после официального предъявления вызова, и ему хотелось насладиться хотя бы несколькими лишними днями покоя, прежде чем все полетит к чертовой матери. Или не полетит. В любом случае, ему нужно было выспаться и потом уже заново обдумать ситуацию, которая очень напоминала ловушку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
Как потом оказалось, в это время король Утер думал совершенно о другом. Он думал о том, хватит ли ему сил убить вампира в честном поединке.
3
Лично мне эта система с самого начала казалась ужасно глупой. Я могу понять, когда школьники после уроков ходят на пустырь выяснять отношения один на один. Это, наверное, такой способ самоутверждения и одновременного познания мира ценой разбитой физиономии. Но эти… Взрослые люди, точнее, взрослые люди, взрослые гномы, взрослые лешие, взрослые вампиры и взрослые особи прочих рас. Почему-то они считали, что лучший способ решения какого-то запутанного вопроса – дать лидерам спорящих рас по дубине и посмотреть, что из этого выйдет. Ну, или не по дубине, а по мечу, топору, кастету, ножу, гранатомету… Неважно.
Все объяснялось традицией – мол, когда-то, давным-давно, основоположник династии Андерсонов, создатель Большого Совета король Томас именно таким образом прекратил многовековую вражду Великих Старых рас. Разумеется, отправлять в бой солдат – это одно, рисковать собственной королевской головой – уже совсем другое. Когда самые буйные головы были благополучно сложены в этих поединках, их преемники предпочли единоборствам поиски компромисса. Однако правило поединка между вождями рас так и осталось в основе Большого Совета, причем Лионейский король выступал не только как защитник расы людей, но и как защитник всей системы договоров между расами. Король всегда должен быть готов к вызову и поединку, поэтому по другой идиотской традиции король не может покидать территорию Лионеи. Он словно пленник в собственном замке, словно вечный дежурный в ожидании опасности, которая может так никогда и не прийти.
Мне это казалось глупым пережитком Темных времен, но я, в конце концов, была всего лишь человеком со стороны, так что свое мнение я держала при себе и вслух не высказывала. Ну или почти не высказывала.
Король Утер Андерсон нес свое «дежурство» уже почти тридцать лет, находясь в полной гармонии с этими обычаями. Проще говоря, он привык. Другое дело Денис. Денис не хотел быть запертым в Лионее, он хотел получить свою собственную жизнь. И он ее получил, пусть со второй попытки, пусть с некоторыми осложнениями, но все же…
А я осталась, законная наследница Лионейского престола, среди прав которой было участие в поединке в защиту расы людей и Лионейского престола. И когда король Утер понял, что после бегства Дениса линия «поединщиков» состоит из него, меня, Амбер и двенадцатилетней Алисы, младшей дочери короля…
Наверное, ему стало как-то не по себе.
А потом к нему пришел граф Дитрих, посол расы детей ночи при Большом совете.
И они кое о чем поговорили.
– Суд над Маратом нельзя больше откладывать, – мрачно сказал посол. Король Утер не предложил ему сесть, потому что не хотел затягивать этот разговор и не хотел затягивать этот невыносимый день, который и так уже продолжался много позже полуночи. В другой ситуации Утер, наверное, попросил бы графа Дитриха зайти попозже, только нынешняя ситуация не способствовала таким переносам, ибо Дитрих решился на разговор с королем впервые за последние три месяца, и отсылать его прочь было бы неразумно.
– Хорошо, – ответил король. – Только ведь за эти месяцы ничего не изменилось. Законы остались теми же. Суд может вынести единственное решение – смерть. Других наказаний за покушение на наследника престола не существует. К тому же преступление было совершено публично, Марат подписал полное признание, а значит, мы можем и вовсе обойтись без суда. Я был готов отдать приказ о казни еще прошлым летом, но я терпеливо ждал, пока ваш народ определит свое отношение к этой истории.
– Мы приняли решение, – негромко произнес граф Дитрих.
– Что за решение?
– Смерть Марата для нас неприемлема.
Сказав это, Дитрих опустил голову и замер, вытянув руки вдоль тела. Утер некоторое время молча смотрел на посла, а потом сообразил, что это какой-то особый жест, а стало быть, в словах Дитриха есть некий важный смысл, а это, в свою очередь, значит, что он, король Утер, чертовски устал и не в состоянии понять суть происходящего с первого раза.
Но он был король Лионеи, не меньше и не больше, поэтому он вздохнул и сказал слегка разочарованным тоном, содержавшим закодированное напоминание о том, что король в Лионее один, а послов много; а значит, Утер имеет право просто пропустить слова графа Дитриха мимо ушей:
– Что вы хотите сказать, граф? Говорите проще. У меня был тяжелый день, тяжелая ночь, да и утро, судя по всему, будет не лучше.
– Приговор Марату будет оспорен, – сказал посол, все еще не поднимая глаз.
– Где вы будете его оспаривать, граф? – с усталой укоризной проговорил король Утер. – В Гаагском суде? Приговор нашего суда окончательный и…
Тут он снова задумался. После свадебных торжеств, после исчезновения Дениса, после нескольких смертей, после других радостных и тревожных событий, а также с учетом некоторого количество выпитого алкоголя Утеру потребовалось слишком много времени, чтобы сообразить, о чем, собственно, идет речь.
– Вызов? – произнес он простое слово и почему-то закашлялся. – Если Марата приговорят к смерти, вы бросите мне вызов?
– Да, – не очень уверенно сказал Дитрих.
Король посмотрел на посла тяжелым взглядом из-под сведенных бровей, зная, что навести ужас или вогнать в дрожь он сейчас не в состоянии, и сообщая этим взглядом не гнев, а скорее упрек по поводу несвоевременности замечательной идеи детей ночи. Как ни странно, Дитриха проняло и это. Он снова уставился на носки своих черных туфель и пробормотал, что не он принимает решения; он, граф Дитрих, всего лишь посол, он всего лишь передает чужие слова по назначению.
– Ладно, – махнул рукой Утер и неожиданно для самого себя засмеялся тяжеловесным смехом, от которого графу Дитриху стало еще более не по себе. – Хватит оправдываться. Первый вызов за сколько-то там лет – историческое событие. Давайте войдем в историю, граф.
– Давайте, – сказал посол, подозревая какой-то подвох, но король Утер всего лишь разбудил своего секретаря и поручил ему записать слова графа Дитриха со всей возможной точностью, а сам же отправился спать, предварительно попросив посла и приказав секретарю не распространяться об имевшем место разговоре. Утер представлял, что за сумасшедший дом начнется после официального предъявления вызова, и ему хотелось насладиться хотя бы несколькими лишними днями покоя, прежде чем все полетит к чертовой матери. Или не полетит. В любом случае, ему нужно было выспаться и потом уже заново обдумать ситуацию, которая очень напоминала ловушку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136