Рано или поздно это надоедает, поэтому учишься держать язык за зубами.
Когда же история с Анабеллой разрешилась, я забеспокоилась о другом – о проценте истины в своем сне. Если с матерью короля Утера все оказалось правдой, то что же, черные лязгающие монстры тоже на подходе?
В это мне верить почему-то не хотелось.
Настя повесила трубку и решила считать надвигающуюся волну черных чудовищ исключительно игрой своего воображения. Наверное, таким фантазиям имелось рациональное объяснение, что-нибудь насчет тяжелого детства или иных душевных травм, но у Насти не было сейчас ни времени, ни желания разбираться со своим подсознанием.
– Не может быть, – услышала она из соседней комнаты. Иннокентия, наверное, мучили внутренние демоны, которых набрался не один легион за прошедшие сотни лет.
– Что – не может быть? – спросила Настя, но Иннокентий даже не обратил на нее внимания. Он сидел на диване, обхватив руками голову с еще не отросшими волосами, и раскачивался взад-вперед, что, наверное, означало душевные муки по неизвестному поводу. Настя не дождалась ответа на свой вопрос, пожала плечами и хотела было пойти к себе в комнату и подремать, но тут до ее ушей донеслось бормотание Иннокентия:
– Люциус – ангел. Тогда и Елизавета… Какой такой Валентин? Она – ангел? Нет, не может быть. Брат? Кто – брат?
Настя вздохнула, взяла бутылку вина из своих запасов и поставила перед Иннокентием:
– Мне кажется, тебе нужно отвлечься.
– У меня болит голова, – пробормотал бессмертный.
– Потому что король Утер двинул тебе в челюсть, ты упал и ударился головой о книжный шкаф.
– Я это помню, но голова болит не из-за этого, я не могу понять…
– Как связаны Люциус и Елизавета, кто такой Валентин, да? Сложная задачка, но ведь ты не торопишься, правда? У тебя еще есть время, – утешила его Настя. – У тебя куча времени, все время, которое только есть…
– Он тоже так говорил, – Иннокентий посмотрел на Настю так, словно произнесенное ею было невероятным откровением. – Он тоже так говорил: у нас есть все время этого мира. Но он кончился, ему не хватило этого времени…
Насте вдруг стало все равно, кто он и почему он кончился. Во Вселенной было слишком много загадок, и нужно было смириться с их существованием, нужно было оставить их в покое, чтобы они взамен оставили в покое тебя.
– Знаешь, – сказала она страдающему Иннокентию. – Это даже странно: я утешаю тебя, хотя знаю, что с тобой ничего не случится. Ты все переживешь, а я – нет. Так что ты сиди и сам думай, кто есть кто, что делать и кто виноват, а я… А я пойду, потому что у меня нет в запасе всего времени этого мира, так что оставшиеся мне недели или дни надо провести как-то… – она задумалась. – Позитивно? Интересно? В общем, как-нибудь провести, чтобы потом не было обидно.
«Когда – потом? – подумала она уже в коридоре. – Когда это ты собираешься обижаться на бестолково прожитые дни? В приемнике-распределителе между раем и адом? Или как он там у них называется? Хотя – стоп, рая и ада нет, это мне давным-давно объяснил Иннокентий, а он спрашивал у Люциуса, который должен был знать наверняка. Знать-то он знал, но вот сказал ли он правду…»
– Привет, – сказала Амбер Андерсон. Точнее завернутая в пальто цвета морской волны и стоящая на ступенях парадной лестницы тень Амбер Андерсон.
– Привет, – автоматически отреагировала Настя, а уже потом удивилась: – Ты уже ходишь? Тебя уже выпускают на улицу?
– И хожу, и разговариваю. Я уже большая девочка, – это было сказано с вызовом, нарочитым, каким-то даже подростковым. Настя посмотрела на ее бледное лицо, на пальто, что висело на исхудавшей Амбер как на вешалке, и хотела было посочувствовать, но тут же поняла, что делать этого ни в коем случае не следует. Поэтому она просто сказала:
– Ну и хорошо.
– О да, замечательно! – Амбер кивнула на безлюдную улицу внизу. – Видишь? Пусто. Сбежали, как крысы с корабля. Все. Сволочи. Фишер, мои братья…
Настя не знала, что ответить на это замечание.
– Хотя не знаю, что лучше – просто сбежать или попробовать что-то сделать, но позорно провалиться, – продолжала говорить Амбер. – Ты ведь знаешь про мой поединок, да? Грандиозная битва! Десять секунд, и я уже в реанимации.
– Мне говорили про сорок секунд.
– Тебе наврали. Я так перепугалась, что не смогла увернуться или убежать. Десять секунд, и я уже была вспорота, как свинья. Причем это был не какой-то там супер-пупер воин, они прислали розовощекого толстяка-японца, которому и двадцати, наверное, не исполнилось! Меня зарезал ребенок!
– Накамура не ребенок. И потом, они прислали того, кого было не жалко. Они не знали, с кем ему придется биться – с Утером, со мной или с тобой. Так вышло, что я опоздала. Извини.
– Не надо извиняться, потому что тогда нам только и делать останется, что извиняться друг перед другом. Отец дал себя покромсать какой-то девке без мозгов, ты застряла в дурацкой Румынии, а я посчитала себя гордой наследницей Лионейской славы… И вот она, эта слава, – Амбер ткнула себя в живот и поморщилась от боли. – И вот она, Лионея. Вот что мы с ней сделали, – она вытащила из кармана пальто пачку сигарет и закурила.
– А разве тебе можно?
– Нет, нельзя. А какое это имеет значение? Сколько еще продлится эта агония? Сколько осталось времени до того, как нас перережут вампиры или этот чокнутый Леонард сотрет нас с лица земли? И что, в эти последние дни я должна сидеть на диете, соблюдать режим дня, воздерживаться от курения и алкоголя? Не слышала ничего тупее, – она глубоко затянулась, потом закашлялась, потом снова затянулась, с ненавистью посмотрела на сигарету и бросила ее под ноги. – Я бы еще не прочь напоследок насладиться диким и абсолютно безответственным сексом, только у меня проблема с подбором партнеров. Они все почему-то свалили из города.
– Тут Давид Гарджели, – напомнила Настя. – И человек двадцать его охранников.
– Двадцать – это хорошая цифра, – Амбер принюхалась и не без удовольствия отметила: – А ты ведь тоже не соблюдаешь режим дня…
– Всего лишь бокал сухого вина для поднятия тонуса.
– Мой тонус не поднимешь бокалом сухого вина, мне нужна пара бутылок и двадцать охранников, не меньше… – Амбер задумалась, но, как оказалось, вовсе не о диком и безответственном сексе. – Ты смотришь телевизор?
– Стараюсь не смотреть. Смайли пересказывает мне основные новости, и…
– Он рассказал тебе про эту историю в Турции? – Амбер поежилась, и, скорее всего, не от уличной прохлады. – Когда они решили, что вампиры прячутся в психиатрической клинике, и подожгли ее? А там не было вампиров.
– Это было не в Турции. По-моему, это было в Алжире. Хотя – какая разница. Сейчас такие вещи происходят везде.
– Думаешь, все снова стало так, как было до Томаса Андерсона?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
Когда же история с Анабеллой разрешилась, я забеспокоилась о другом – о проценте истины в своем сне. Если с матерью короля Утера все оказалось правдой, то что же, черные лязгающие монстры тоже на подходе?
В это мне верить почему-то не хотелось.
Настя повесила трубку и решила считать надвигающуюся волну черных чудовищ исключительно игрой своего воображения. Наверное, таким фантазиям имелось рациональное объяснение, что-нибудь насчет тяжелого детства или иных душевных травм, но у Насти не было сейчас ни времени, ни желания разбираться со своим подсознанием.
– Не может быть, – услышала она из соседней комнаты. Иннокентия, наверное, мучили внутренние демоны, которых набрался не один легион за прошедшие сотни лет.
– Что – не может быть? – спросила Настя, но Иннокентий даже не обратил на нее внимания. Он сидел на диване, обхватив руками голову с еще не отросшими волосами, и раскачивался взад-вперед, что, наверное, означало душевные муки по неизвестному поводу. Настя не дождалась ответа на свой вопрос, пожала плечами и хотела было пойти к себе в комнату и подремать, но тут до ее ушей донеслось бормотание Иннокентия:
– Люциус – ангел. Тогда и Елизавета… Какой такой Валентин? Она – ангел? Нет, не может быть. Брат? Кто – брат?
Настя вздохнула, взяла бутылку вина из своих запасов и поставила перед Иннокентием:
– Мне кажется, тебе нужно отвлечься.
– У меня болит голова, – пробормотал бессмертный.
– Потому что король Утер двинул тебе в челюсть, ты упал и ударился головой о книжный шкаф.
– Я это помню, но голова болит не из-за этого, я не могу понять…
– Как связаны Люциус и Елизавета, кто такой Валентин, да? Сложная задачка, но ведь ты не торопишься, правда? У тебя еще есть время, – утешила его Настя. – У тебя куча времени, все время, которое только есть…
– Он тоже так говорил, – Иннокентий посмотрел на Настю так, словно произнесенное ею было невероятным откровением. – Он тоже так говорил: у нас есть все время этого мира. Но он кончился, ему не хватило этого времени…
Насте вдруг стало все равно, кто он и почему он кончился. Во Вселенной было слишком много загадок, и нужно было смириться с их существованием, нужно было оставить их в покое, чтобы они взамен оставили в покое тебя.
– Знаешь, – сказала она страдающему Иннокентию. – Это даже странно: я утешаю тебя, хотя знаю, что с тобой ничего не случится. Ты все переживешь, а я – нет. Так что ты сиди и сам думай, кто есть кто, что делать и кто виноват, а я… А я пойду, потому что у меня нет в запасе всего времени этого мира, так что оставшиеся мне недели или дни надо провести как-то… – она задумалась. – Позитивно? Интересно? В общем, как-нибудь провести, чтобы потом не было обидно.
«Когда – потом? – подумала она уже в коридоре. – Когда это ты собираешься обижаться на бестолково прожитые дни? В приемнике-распределителе между раем и адом? Или как он там у них называется? Хотя – стоп, рая и ада нет, это мне давным-давно объяснил Иннокентий, а он спрашивал у Люциуса, который должен был знать наверняка. Знать-то он знал, но вот сказал ли он правду…»
– Привет, – сказала Амбер Андерсон. Точнее завернутая в пальто цвета морской волны и стоящая на ступенях парадной лестницы тень Амбер Андерсон.
– Привет, – автоматически отреагировала Настя, а уже потом удивилась: – Ты уже ходишь? Тебя уже выпускают на улицу?
– И хожу, и разговариваю. Я уже большая девочка, – это было сказано с вызовом, нарочитым, каким-то даже подростковым. Настя посмотрела на ее бледное лицо, на пальто, что висело на исхудавшей Амбер как на вешалке, и хотела было посочувствовать, но тут же поняла, что делать этого ни в коем случае не следует. Поэтому она просто сказала:
– Ну и хорошо.
– О да, замечательно! – Амбер кивнула на безлюдную улицу внизу. – Видишь? Пусто. Сбежали, как крысы с корабля. Все. Сволочи. Фишер, мои братья…
Настя не знала, что ответить на это замечание.
– Хотя не знаю, что лучше – просто сбежать или попробовать что-то сделать, но позорно провалиться, – продолжала говорить Амбер. – Ты ведь знаешь про мой поединок, да? Грандиозная битва! Десять секунд, и я уже в реанимации.
– Мне говорили про сорок секунд.
– Тебе наврали. Я так перепугалась, что не смогла увернуться или убежать. Десять секунд, и я уже была вспорота, как свинья. Причем это был не какой-то там супер-пупер воин, они прислали розовощекого толстяка-японца, которому и двадцати, наверное, не исполнилось! Меня зарезал ребенок!
– Накамура не ребенок. И потом, они прислали того, кого было не жалко. Они не знали, с кем ему придется биться – с Утером, со мной или с тобой. Так вышло, что я опоздала. Извини.
– Не надо извиняться, потому что тогда нам только и делать останется, что извиняться друг перед другом. Отец дал себя покромсать какой-то девке без мозгов, ты застряла в дурацкой Румынии, а я посчитала себя гордой наследницей Лионейской славы… И вот она, эта слава, – Амбер ткнула себя в живот и поморщилась от боли. – И вот она, Лионея. Вот что мы с ней сделали, – она вытащила из кармана пальто пачку сигарет и закурила.
– А разве тебе можно?
– Нет, нельзя. А какое это имеет значение? Сколько еще продлится эта агония? Сколько осталось времени до того, как нас перережут вампиры или этот чокнутый Леонард сотрет нас с лица земли? И что, в эти последние дни я должна сидеть на диете, соблюдать режим дня, воздерживаться от курения и алкоголя? Не слышала ничего тупее, – она глубоко затянулась, потом закашлялась, потом снова затянулась, с ненавистью посмотрела на сигарету и бросила ее под ноги. – Я бы еще не прочь напоследок насладиться диким и абсолютно безответственным сексом, только у меня проблема с подбором партнеров. Они все почему-то свалили из города.
– Тут Давид Гарджели, – напомнила Настя. – И человек двадцать его охранников.
– Двадцать – это хорошая цифра, – Амбер принюхалась и не без удовольствия отметила: – А ты ведь тоже не соблюдаешь режим дня…
– Всего лишь бокал сухого вина для поднятия тонуса.
– Мой тонус не поднимешь бокалом сухого вина, мне нужна пара бутылок и двадцать охранников, не меньше… – Амбер задумалась, но, как оказалось, вовсе не о диком и безответственном сексе. – Ты смотришь телевизор?
– Стараюсь не смотреть. Смайли пересказывает мне основные новости, и…
– Он рассказал тебе про эту историю в Турции? – Амбер поежилась, и, скорее всего, не от уличной прохлады. – Когда они решили, что вампиры прячутся в психиатрической клинике, и подожгли ее? А там не было вампиров.
– Это было не в Турции. По-моему, это было в Алжире. Хотя – какая разница. Сейчас такие вещи происходят везде.
– Думаешь, все снова стало так, как было до Томаса Андерсона?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136