Так они нашли нас.
Абрамс вновь проглядел документы. Хантингтон Стайлер вышел на это дело благодаря опубликованной в «Таймс» статье, осуждающей ван Дорна за его выходки. Статья, без сомнения, была заказная.
— А на предстоящее Четвертое июля ван Дорн опять планирует бурную вечеринку? — поинтересовался Тони.
Тэннер, подумав, ответил:
— В том-то и дело.
Тони взглянул на него:
— В каком смысле?
— В том смысле, — задумчиво продолжал Тэннер, — что я посоветовал их дипломату, отвечающему за юридические вопросы, — его фамилия Калин, вы его обязательно увидите, — чтобы весь персонал русской миссии, их жены и дети, не приезжали бы в Глен-Коув на выходные четвертого июля…
— Демонстрируя таким образом, — перебил Тэннера Тони, — что им надоели безобразия ван Дорна.
— Да. Если больше ста человек будут вынуждены остаться в Манхэттене из-за ван Дорна, то наши позиции в тяжбе с ним значительно усилятся.
— Понятно. Так что же сказал на это Калин?
Вдали показались ворота русской дачи.
— Калин попросил дать ему время подумать. Через день он позвонил и сказал, что руководство миссии решило последовать нашему совету.
— Так в чем же тогда дело?
Тэннер не ответил, а посмотрел в зеркало заднего вида на Стайлера.
— Дело в том, — объяснил тот, — что у нас появились некоторые сведения, будто бы, несмотря на свои обещания, русские все-таки соберутся здесь на уик-энд четвертого июля.
— Откуда у вас такие сведения?
— Видите ли… Пат О'Брайен располагает… располагал определенными возможностями перепроверять информацию от русских самым тривиальным способом: через технический персонал, жен русских сотрудников и их детей. Знаете, безобидные фразы, брошенные торговцам, обслуге. Опять же их дети общаются со своими американскими приятелями. В общем, складывается картина, что, несмотря на официальные заверения, все русские соберутся в Глен-Коуве четвертого июля.
Абрамс подумал, что русские, видимо, считают затеянное ими против ван Дорна дело досадной помехой своим планам. С одной стороны, они не имеют права прекратить тяжбу — ведь это может привлечь внимание. С другой стороны, продолжение дела влечет за собой визиты адвокатов, а те, в свою очередь, советуют не собираться в Глен-Коуве четвертого июля. Русские же, судя по всему, планируют разобраться с ван Дорном, а заодно и со всеми Соединенными Штатами совсем по-другому. Стайлер добавил:
— Это дело дает мистеру О'Брайену уникальную возможность попытаться выяснить истинные намерения русских. Вы меня понимаете?
— Да, — сказал Абрамс.
— Я все сказал, — заключил Стайлер.
Они были уже напротив ворот русской усадьбы. Тэннер включил указатель левого поворота. Тотчас же к ним направился полицейский. Тэннер опустил стекло, и в машину ворвались крики демонстрантов. Полицейский просунул голову в окно:
— Куда едете?
— Туда. — Тэннер показал на ворота.
— Что вам там нужно?
Абрамс готов был поклясться, что Тэннер уже собирался ответить, как подобает хорошему адвокату, что-нибудь вроде «Не ваше собачье дело!», но вместо этого Майк достал письмо, написанное по-английски на бланке Постоянного представительства СССР при ООН. Полицейский быстро пробежал письмо глазами.
Абрамс посмотрел в окно. Демонстрантов было не больше сотни. Похожую картину Тони наблюдал в сюжете теленовостей, посвященном празднованию Первомая в СССР, — Абрамс видел этот сюжет вечером первого мая, как раз после памятной беседы с Патриком О'Брайеном на крыше здания Радиокорпорации.
Офицер вернул письмо Тэннеру и сделал знак напарнику, который выступил вперед и перекрыл встречное движение. Тэннер резко повернул налево и въехал в ворота, которые быстро распахнулись перед ними.
На гравиевой дорожке за воротами стояли два крепких охранника в форме. Тэннер остановился. К машине подошел третий русский в гражданском костюме. Он пригнулся к окну и спросил Тэннера на хорошем английском:
— Простите, вы по какому делу?
Тэннер достал другое письмо на бланке русской миссии, написанное теперь уже по-русски. Абрамс заметил множество печатей и подписей. Русский взял письмо и пошел в стоящий рядом небольшой домик. Тони видел, как он снял трубку телефона. Двое охранников по-прежнему преграждали машине путь.
— Посмотрите на этих придурков, — фыркнул Тэннер. — Неужели они думают, что мы попытаемся прорваться? Прямо как в каком-то второсортном кино.
— Это действительно глупо, — согласился Стайлер. — Ведь их предупредили, что мы приедем. Они прекрасно знают и нас, и нашу машину.
— Я хочу попробовать разобрать, что он там говорит, — прервал его Абрамс.
Тэннер и Стайлер замолчали. Дверь домика оставалась открытой, и человек в костюме говорил громко, явно пребывая в полной уверенности, что иностранцы его не понимают. Наконец он повесил трубку и вернулся к машине.
Русский отдал Тэннеру письмо. Абрамс уловил запах дешевого одеколона. Несвежая рубашка, заляпанный чем-то галстук, мешковатый поношенный костюм.
Типичный русский. Это действительно было похоже на второсортный фильм.
Мужчина как-то неприязненно посмотрел на Абрамса, будто прочитал его мысли.
— Поезжайте по дорожке, — сказал он Тэннеру, — проедете стоянку и остановитесь у главного входа в здание.
Тэннер пробормотал слова благодарности и тронулся вперед.
— Вы разобрали, что он там говорил? — спросил он у Тони.
— Обычная болтовня дежурного. Он сказал: «Стайлер, Тэннер и еврей прибыли».
Они ехали по дорожке, проложенной в форме латинской буквы "S". Вскоре показалось ярко освещенное здание. Мощное и длинное, оно располагалось на холме, поэтому разные его стороны имели разную высоту фундамента. Над дорожкой, затемняя ее, смыкали ветви старые деревья. Вдоль дорожки стояли невысокие фонари.
Ладно, успокоил себя Абрамс, несмотря на то, что он находился на советской земле, он все же был далеко от Гулага. И тут же Тони вспомнил замечание Эванса насчет подвала, а также тот факт, что славные ветераны бригады Авраама Линкольна совсем недавно потеряли здесь одного из своих товарищей.
Машина объехала северную часть дома и стоянку, и через несколько секунд они остановились перед главным входом. Это была восточная сторона дома. Половину цокольного этажа занимали комнаты для прислуги, хотя, как объяснил Эванс, русские избегали слова «прислуга» в отношении своего персонала.
Над цоколем на два этажа вверх поднимались три ряда окон. С правой стороны находилась столовая, посередине — комнаты для приемов, слева — кабинеты и библиотека. Один из последних советских перебежчиков сообщил, что мансарда на третьем этаже почти полностью забита электронным оборудованием, используемым в разведке.
Тэннер остановил «линкольн» точно перед главным входом и выключил двигатель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
Абрамс вновь проглядел документы. Хантингтон Стайлер вышел на это дело благодаря опубликованной в «Таймс» статье, осуждающей ван Дорна за его выходки. Статья, без сомнения, была заказная.
— А на предстоящее Четвертое июля ван Дорн опять планирует бурную вечеринку? — поинтересовался Тони.
Тэннер, подумав, ответил:
— В том-то и дело.
Тони взглянул на него:
— В каком смысле?
— В том смысле, — задумчиво продолжал Тэннер, — что я посоветовал их дипломату, отвечающему за юридические вопросы, — его фамилия Калин, вы его обязательно увидите, — чтобы весь персонал русской миссии, их жены и дети, не приезжали бы в Глен-Коув на выходные четвертого июля…
— Демонстрируя таким образом, — перебил Тэннера Тони, — что им надоели безобразия ван Дорна.
— Да. Если больше ста человек будут вынуждены остаться в Манхэттене из-за ван Дорна, то наши позиции в тяжбе с ним значительно усилятся.
— Понятно. Так что же сказал на это Калин?
Вдали показались ворота русской дачи.
— Калин попросил дать ему время подумать. Через день он позвонил и сказал, что руководство миссии решило последовать нашему совету.
— Так в чем же тогда дело?
Тэннер не ответил, а посмотрел в зеркало заднего вида на Стайлера.
— Дело в том, — объяснил тот, — что у нас появились некоторые сведения, будто бы, несмотря на свои обещания, русские все-таки соберутся здесь на уик-энд четвертого июля.
— Откуда у вас такие сведения?
— Видите ли… Пат О'Брайен располагает… располагал определенными возможностями перепроверять информацию от русских самым тривиальным способом: через технический персонал, жен русских сотрудников и их детей. Знаете, безобидные фразы, брошенные торговцам, обслуге. Опять же их дети общаются со своими американскими приятелями. В общем, складывается картина, что, несмотря на официальные заверения, все русские соберутся в Глен-Коуве четвертого июля.
Абрамс подумал, что русские, видимо, считают затеянное ими против ван Дорна дело досадной помехой своим планам. С одной стороны, они не имеют права прекратить тяжбу — ведь это может привлечь внимание. С другой стороны, продолжение дела влечет за собой визиты адвокатов, а те, в свою очередь, советуют не собираться в Глен-Коуве четвертого июля. Русские же, судя по всему, планируют разобраться с ван Дорном, а заодно и со всеми Соединенными Штатами совсем по-другому. Стайлер добавил:
— Это дело дает мистеру О'Брайену уникальную возможность попытаться выяснить истинные намерения русских. Вы меня понимаете?
— Да, — сказал Абрамс.
— Я все сказал, — заключил Стайлер.
Они были уже напротив ворот русской усадьбы. Тэннер включил указатель левого поворота. Тотчас же к ним направился полицейский. Тэннер опустил стекло, и в машину ворвались крики демонстрантов. Полицейский просунул голову в окно:
— Куда едете?
— Туда. — Тэннер показал на ворота.
— Что вам там нужно?
Абрамс готов был поклясться, что Тэннер уже собирался ответить, как подобает хорошему адвокату, что-нибудь вроде «Не ваше собачье дело!», но вместо этого Майк достал письмо, написанное по-английски на бланке Постоянного представительства СССР при ООН. Полицейский быстро пробежал письмо глазами.
Абрамс посмотрел в окно. Демонстрантов было не больше сотни. Похожую картину Тони наблюдал в сюжете теленовостей, посвященном празднованию Первомая в СССР, — Абрамс видел этот сюжет вечером первого мая, как раз после памятной беседы с Патриком О'Брайеном на крыше здания Радиокорпорации.
Офицер вернул письмо Тэннеру и сделал знак напарнику, который выступил вперед и перекрыл встречное движение. Тэннер резко повернул налево и въехал в ворота, которые быстро распахнулись перед ними.
На гравиевой дорожке за воротами стояли два крепких охранника в форме. Тэннер остановился. К машине подошел третий русский в гражданском костюме. Он пригнулся к окну и спросил Тэннера на хорошем английском:
— Простите, вы по какому делу?
Тэннер достал другое письмо на бланке русской миссии, написанное теперь уже по-русски. Абрамс заметил множество печатей и подписей. Русский взял письмо и пошел в стоящий рядом небольшой домик. Тони видел, как он снял трубку телефона. Двое охранников по-прежнему преграждали машине путь.
— Посмотрите на этих придурков, — фыркнул Тэннер. — Неужели они думают, что мы попытаемся прорваться? Прямо как в каком-то второсортном кино.
— Это действительно глупо, — согласился Стайлер. — Ведь их предупредили, что мы приедем. Они прекрасно знают и нас, и нашу машину.
— Я хочу попробовать разобрать, что он там говорит, — прервал его Абрамс.
Тэннер и Стайлер замолчали. Дверь домика оставалась открытой, и человек в костюме говорил громко, явно пребывая в полной уверенности, что иностранцы его не понимают. Наконец он повесил трубку и вернулся к машине.
Русский отдал Тэннеру письмо. Абрамс уловил запах дешевого одеколона. Несвежая рубашка, заляпанный чем-то галстук, мешковатый поношенный костюм.
Типичный русский. Это действительно было похоже на второсортный фильм.
Мужчина как-то неприязненно посмотрел на Абрамса, будто прочитал его мысли.
— Поезжайте по дорожке, — сказал он Тэннеру, — проедете стоянку и остановитесь у главного входа в здание.
Тэннер пробормотал слова благодарности и тронулся вперед.
— Вы разобрали, что он там говорил? — спросил он у Тони.
— Обычная болтовня дежурного. Он сказал: «Стайлер, Тэннер и еврей прибыли».
Они ехали по дорожке, проложенной в форме латинской буквы "S". Вскоре показалось ярко освещенное здание. Мощное и длинное, оно располагалось на холме, поэтому разные его стороны имели разную высоту фундамента. Над дорожкой, затемняя ее, смыкали ветви старые деревья. Вдоль дорожки стояли невысокие фонари.
Ладно, успокоил себя Абрамс, несмотря на то, что он находился на советской земле, он все же был далеко от Гулага. И тут же Тони вспомнил замечание Эванса насчет подвала, а также тот факт, что славные ветераны бригады Авраама Линкольна совсем недавно потеряли здесь одного из своих товарищей.
Машина объехала северную часть дома и стоянку, и через несколько секунд они остановились перед главным входом. Это была восточная сторона дома. Половину цокольного этажа занимали комнаты для прислуги, хотя, как объяснил Эванс, русские избегали слова «прислуга» в отношении своего персонала.
Над цоколем на два этажа вверх поднимались три ряда окон. С правой стороны находилась столовая, посередине — комнаты для приемов, слева — кабинеты и библиотека. Один из последних советских перебежчиков сообщил, что мансарда на третьем этаже почти полностью забита электронным оборудованием, используемым в разведке.
Тэннер остановил «линкольн» точно перед главным входом и выключил двигатель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145