И Лидиард, и Амалакс не сводили глаз с двери, которую Габриэль оставил приоткрытой, оба были охвачены ужасом в ожидании, кто сейчас в нее войдет.
Долго ждать не пришлось: это оказалась Мандорлда.
Лидиард слушал, как Амалакс удовлетворенно хмыкнул, но услышал и то, как это хмыканье перешло в вой ярости. Мандорла стояла на верху лесенки всего секунду, и ее толкнули сзади. Она не скатилась вниз по ступенькам, но перевалилась через край, где у перил не было ограждения, и камнем упала на грязный пол.
Лидиарду удалось разглядеть выражение ее прекрасного лица, когда она упала, оно было ни с чем не смешанной яростью, до того момента, когда она приземлилась, а тогда ее лицо изменилось от боли, унижения и горькой ненависти.
Мандорла не была ранена, даже в человеческом облике, стесненная одеждой, она знала, как надо падать. Она живо переменила позу, присела, вся напряглась, как это естественно для хищного зверя, каковым она и была, но не бросилась на того, кто ее толкнул, просто приготовилась к прыжку. Сделать больше она не осмелилась, потому что стоящий на верху ступенек угрожающе размахивал оружием: американским револьвером, вроде того, какой был у Лидиарда.
Это был Пелорус, голубоглазый Пелорус, который смело явился в чужое логово, где ждали его враги.
— Слава Богу! — вслух вырвалось у Лидиарда.
Но Пелорус, закрыв дверь за собой, остался на месте, глядя сначала на Мандорлу, а потом на Амалакса, как будто не мог решить, в кого прицеливаться.
— У него остался только один выстрел, — прошептала Мандорла, затаив дыхание от напряжения. — Он не осмелится выстрелить в тебя, Калеб, или он приговорен. Остальные ждут, и выход есть. — Пелорусу же она сказала: — Брось револьвер, милый. Ты уже выполнил то, что тебе приказывала воля Махалалеля, и ты потерпел поражение. Отныне ты свободен делать то, чего пожелает твоя тайная сущность. Бросай оружие, и я обещаю тебе спокойный сон. Только выстрели, и клянусь, я сделаю все, от меня зависящее, чтобы ты никогда не проснулся снова, пока не прозвучит набат судьбы!
Для разумных выводов нет времени, подумал Лидиард, и она должна надеяться, как надеюсь я, что этой мелодрамы достаточно.
Пелорус заколебался в нерешительности, его блуждающий взгляд сначала задержался на Лидиарде, потом на Амалаксе, наконец, остановился на злокозненной кузине.
— Если я выстрелю, то этот выстрел будет в тебя, Мандорла. — произнес он, — Амалакс должен разрезать веревки этому юноше и освободить его, и мы вместе с ним должны уйти, потому что, если ты не выпустишь нас, тебе придется отправиться поспать лет на сто или даже на тысячу. Дайнам уйти, и ты будешь иметь шанс повлиять на Сфинкса, задержи нас, и проснешься в совершенно ином мире.
Мандорла расхохоталась, но бросила встревоженный взгляд на Амалакса, убедиться, что он не шевельнулся. Толстяк стоял все так же твердо, как стоял в ту минуту, когда раздался первый выстрел.
— За дверью Перрис, — предупредила Мандорла. — Там же Сири и Суарра. Сомневаюсь, чтобы ты мог так сильно ранить Ариана, чтобы заставитьь его уснуть. Ну, а если бы ты был так глуп, чтобы стрелять в Моруэнну, но нет, ты этого не сделал, ведь Габриэль очень любит ее. А если Габриэль даст себе труд наказать тебя, о, тогда-то ты поймешь, что такое страдать от настоящей боли. Оставь же это, Пелорус. Оставь это!
Пелорус только улыбнулся, и улыбка его выглядела мрачной и очень встревоженной.
— Разрежь путы Лидиарду! — скомандовал он.
Амалакс не сделал ни одного движения, чтобы подчиниться.
Пелорус прицелился в голову Амалакса и сказал:
— Что ж, если я ошибся, здесь есть кое-кто, кто может и не подняться, если я его застрелю. Разрежьте путы Лидиарду!
Лидиард понял, что одного выстрела было маловато для реальной угрозы. Без сомнения, у оборотня были еще пули в кармане куртки, но у него не было времени опустить оружие и перезарядить его, через мгновение Мандорла накинется на него. Амалакс, увы, тоже видел это, и не двинулся с места.
Лидиард понимал, что, пока толстяк неподвижно стоит на месте, создавшееся безвыходное положение может быть изменено только благодаря вмешательству какой-то силы извне.
Сфинкс! Произнес он с молчаливым жаром, не допуская абсурдности такой мольбы. Сфинкс, если ты слышишь меня теперь, молю тебя явиться и спасти твоего слугу!
Ответом было только молчание, полный тупик.
И тут Калеб Амалакс поднял свободную руку, чтобы стряхнуть что-то со своей безволосой макушки. Лидиард даже при тусклом свете свечи он разглядел, как еще что-то упало с деревянных стропил, как только движение руки закончилось, а потом еще и еще…
Амалакс посмотрел вверх, потом поднял свечу, стараясь рассмотреть, что это такое падает. Пока он одной рукой держал свечу, другая его рука хлопала по голове, стряхивая что-то, но этот жест был совершенно неэффективным из-за кинжала, который он продолжал сжимать. Толстяк нахмурился в явной растерянности, не видя и не понимая, что скрывается среди погруженных в тень балок. То, чего не должно там быть.
Все, что Лидиард мог разглядеть со своего места, были сотни и тысячи мрачных паутинных нитей…
Затем еще один маленький паучок свалился из тени на жирную голову Амалакса, а потом еще и еще…
Даже Мандорла затаила дыхание в тревоге.
Амалакс присел на корточки, затем быстро отодвинулся в сторону, но это ему не помогло. Пауки продолжали падать сверху ему на голову и на плечи.
Великан швырнул поднос со свечей, но он полетел вверх, и, хотя пламя затрепетало и заколебалось, но не погасло. При этом освещении Лидиард увидел, как Амалакс стал центром настоящего потока пауков, их были тысячи. Ни один из них размером не превышал ноготок мизинца, но насекомых было так много, что они полностью покрыли его огромное тело, вцепляясь в плоть и в одежду, как бы активно он ни пытался их сгонять.
Амалакс заорал от страха и отчаяния.
Лидиард знал, что на самом деле пауки вовсе не могли скрываться в стропилах. Он понимал, они падают не с потолка подвала, но откуда-то снаружи, если только они не были созданы прямо из самой тени, не образовались из разреженного воздуха, чтобы превратиться в живой ливень.
Неужели Сфинкс ответила на его мольбу? Или же это была работа другого падшего ангела, хозяина Харкендера, имевшего такое странное пристрастие к силам, какими паукообразные приводили в ужас представителей человечества?
Когда Амалакс снова вскрикнул, на Лидиарда напал дикий жестокий смех. Он ликовал из-за посрамления своего врага, приходил в упоение от звуков агонии и смертельного ужаса.
Но затем осознал, что пауки, которые не уцепились за Амалакса, кишат на полу подвала, расползаясь во всех направлениях, точно громадное живое темное пятно, и вспомнил, что связан по рукам и по ногам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135