Последнее слово жутким эхом отскочило от стен, и он поневоле задумался, что хуже, встретить молчание или услышать ответ, который заполнит пустое пространство нескончаемым звуком. У него не было времени прийти к какому-нибудь заключению, прежде чем эхо замерло без ответа.
Он отчаянно оглянулся, ища помощи, но нигде не оказалось и признаков человека.
Его охватило чувство уверенности в том, что сэр Эдвард Таллентайр должен быть здесь, и если бы только сэр Эдвард здесь был, все удалось бы спасти: его жизнь, мир, его душу, душу мира. Если Сфинкс с ее страшными загадками действительно Зверь из Апокалипсиса, как он считал, а Баст с головой кошки — ее Создатель, то Таллентайр, и только Таллентайр мог найти разгадки, которых она требовала, Таллентайр, и только Таллентайр мог стать Мессией и Избавителем его осажденного я и неисцеленного внутреннего мира.
Но ведь я тоже, сэр Эдвард Талентайр. — сказал он себе, — Ведь мудрость, не принадлежит ему одному, но всем. Это не тайна, и нет никаких неразрешимых загадок или эзотерических положений. Если сильно понадобится, я смогу заставить сэра Эдварда ответить.
Но сейчас Лидиард был один. Он должен был предстать перед богиней и выносить взгляд ее желтых глаз. Он должен был спросить ее, потребовать ответа, кто она в действительности, и чего хочет от него.
И вот он встретил ее взгляд и задал вопрос.
— Почему? — закричал он. Лишь один и только один раз произнес это слово, но эхо отбросило его обратно, тысячекратно умножив, лишив всякого значения, оно превратилось в гулкий вой, который так болезненно ворвался в уши, что сновидец был выброшен из своего сна и очнулся в холодном липком поту, ужасаясь мертвой тишине ночи.
4
Сатана отчаянно корчится на своем огненном ложе, прилагая все силы, пытаясь увернуться от чужого настойчивого взгляда, но его удерживают огромные гвозди. Он не может вынести зрелища того небесного свода, в который вправлена земля, точно загрязненный и неотшлифованный самоцвет. Когда-то небо было огонь и ярость, теперь оно темное и звездное, и меж звезд движутся странные тени, скользящие, точно большие черные кошки, или бегущие, точно огромные волосатые пауки. Звезды — это их глаза, глаза хищников.
Сатана жаждет прохладной тьмы пещеры, ему не вынести тяжелых цепей заточения, мягкой игры пламени и теней на глухой стене. Он слышит вой волков, и ощущает ледяное прикосновение жгучего ветра. В той пещере безопасность, мир. А здесь, в Преисподней, только боль и прозрение, приходящее с болью, и знание, приходящее с прозрением, и страх, приходящий со знанием.
У Сатаны множество имен, одно из них Пастух Овец, пастух растерял свое стадо и боится волков, которые каждый миг могут ворваться в загон, досыта напиться густой алой крови. Но пастух — всего лишь еще один волк и слишком хорошо знает трепет и вкус теплой богатой крови. Он не может обвинять паука и кошку, если они — это он, и нет никого, у кого были бы чистые руки.
И другое имя Сатаны теперь Дэвид с отравленной душой. Дэвид, который несмотря ни на что, может одолеть Голиафа и равнодушную беспомощность Бога, который Вовне, во тьме за пределами тьмы, где время ничто и пространство ничто, и жизнь ничто, и никогда не было надежды…
Сжалься над Сатаной в его горе и одиночестве, сжалься над тем, кто раскаялся и все искупил, кто спас бы и вызволил, кто смыл бы все пятна своей вины, если бы только мог, не будь он покинут и осужден.
Не будь он покинут и осужден…
Лидиард рывком вскочил, устыдившись того, что уснул, хотя собирался только дать отдых усталым глазам, и прилег, не раздеваясь, совсем ненадолго. Следом за стыдом явились слезы сожаления, так он надеялся, что в привычной обстановке своей старой комнаты он снова сможет спать спокойным сном, как спал раньше до роковой поездки в Египет. Но и привычный матрас старой постели не освободил его от кошмара, который, кажется, навсегда вторгся в его душу. Увы, он вернулся домой целый и невредимый, но привез с собой своего демона, мучившего его так же неумолимо, как и прежде, так же громко над ним смеялся. Не было простого спасения от его власти.
Возвращение домой было неспешным, хотя он ждал его с таким пылким нетерпением, на какое только был способен. И он не справился, не смог достойно сыграть свою роль. Если и была надежда, робкая и зыбкая, оставить Преисподнюю позади, вернуться в утешительный привычный теплый уют, он утратил эту надежду из-за своих же промахов. Из-за своей неспособности ухватить нужный миг.
В его памяти еще было еще свежо и отчетливо воспоминание о том единственном миге, когда он упустил возможность вернуться к прежней нормальной жизни. Когда экипаж свернул на Стертон Стрит, веселый утренний луч солнца, пробившийся сквозь плотные серые тучи, показался на мгновение в боковом окне и озарил его лицо. Он вспомнил, как почувствовал на лице его тепло, заморгал растерянно глазами, и попытался расправить плечи. Он смертельно устал, но прекрасно понимал, что именно сейчас ему необходимо иметь бравый, подтянутый вид, подобающий случаю. Он взглянул на сэра Эдварда, лицо которого не выражало ни малейшего признака утомления и рассеянности, и позавидовал самообладанию и способности не поддаваться усталости своего друга.
Он подался вперед, чтобы выглянуть из окна. Стертон Стрит была именно такой, какой он ее помнил: светлые фасады с террасами по обе стороны, узкие палисадники, огражденные железными перилами. Знакомое зрелище немного успокоило, но уже тогда это был самообман. Сама обыденность хорошо знакомого и привычного вида почему-то показалась странной, потому что дом на Стертон Стрит, и весь Лондон, не могли в действительности принадлежать тому кошмарному и бредовому нереальному миру, в котором он жил уже несколько недель.
Когда Таллентайр торжественно поднялся по ступеням и вошел в дом, Лидиард ясно почувствовал, что за ним наблюдают. Он немедленно обернулся и посмотрел в упор на того, кто стоял на противоположном тротуаре, опершись на перила, и не обращая никакого внимания на дождь. Лицо человека было скрыто под широкополой шляпой, но Лидиард и не подумал, что узнал бы его. Этот человек не попытался скрываться или напустить на себя безразличный вид. Но Лидиард, почувствовал себя дурно до тошноты и отчетливо понял, что и здесь в самой цивилизованной стране мира, его будут преследовать дикие фантазии о древних божествах и идолах. Он отвернулся и на негнущихся ногах вступил в знакомый дом.
Очутившись внутри, вернувшиеся путешественники, казалось, должны были почувствовать радостную атмосферу, царящую в доме. Леди Таллентайр приветствовала их с некоторой церемонностью, которая, конечно, не могла скрыть ее истинные чувства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135