Все наши проблемы в большинстве своем придуманы и созданы нами самими — чтобы «нескучно жилось». И мы боимся отдать их, подсознательно сопротивляясь: ведь если проблема исчезнет, чем тогда станем «грузиться»? Так же было и в моем случае. Я никак не хотела осознавать, что я придумала себе образ мужчины, влюбилась в него и пыталась добиться взаимности, чтобы себя немного помучить. Вопросы «почему?», «зачем?» и «что это изменит?» я себе не задавала.
Я начала ходить на консультации, посещать тренинги, практические семинары, чтобы понять свою суть и найти ответ на вопросы: «кто я?», «зачем я живу?» и «почему придумываю себе препятствия, которые мне так нравится преодолевать, набивая при этом шишки?».
Однако отвлечься от Тимура не получалось, и желания радоваться жизни становилось меньше с каждым днем. Пройдя все эти тренинги и консультации, я осознала пугающий факт: он не цель, не иллюзия, не придуманный образ. Я его люблю, слишком сильно люблю. А наши занятия — лишь костыли для сломанных ног. Мое состояние близилось к суицидальному. Я вынужденно переспала пару раз с «Алё-малё», так как психологические штуки стоили значительных вложений. А мне было уже все равно. «Мы не есть наше тело», — доносили до меня психологи. И этого тела мне было совершенно не жалко, душа-то все равно принадлежала другому.
По этой причине мне предложили прибегнуть к более радикальным методам.
* * *
Жизнь слишком коротка, ты не знаешь, сколько тебе отведено — пять лет, пять дней или пять часов. Ты никогда не узнаешь, сколько страданий перенес сам и сколько принес их другим. Каждую минуту мы отвечаем за себя, свое сердце, свою душу и за души людей, которые окружают нас.
Меня усадили в кожаное кресло, надели очки с какими-то мерцающими лапочками.
Я закрыла глаза, но мне казалось, что я вижу красный и зеленый свет, и он мерцает — то быстрее, то медленнее. Психолог что-то говорил, про тьму, про белый коридор, про то, что я довольно много успела в этой жизни, много видела. В памяти всплывали картинки. Церковно-приходской хор, изнасилование, избиение насильника, наш пушистый кот Барсик, смерть Юльки, Тимур, его улыбка и глаза, сцена с яркими софитами и прожекторами. Потом все исчезло, я перестала разбирать слова гипнотизера. Белый свет сменился черным, потом... Я открыла глаза, огляделась.
— Вы должны хранить в тайне то, что будет происходить дальше, — сухо сказал седовласый психолог. — Подпишите... Внизу справа.
Очень странный человек — холодный и далекий, но словно знающий про тебя все.
Я чувствовала себя рядом с ним как маленький ребенок под присмотром строгого родителя. Я взяла ручку и поставила подпись.
С помощью гипноза и прочих психологических приемов мне внушили, что через пять дней я умру. Тем самым передо мной поставили задачу прожить эти дни как послед-ние. Мощнейший психологический инструмент, вызывающий животный страх смерти, полностью перевернул мою жизнь. Когда я вышла после этого тренинга, в моем сознании стали происходить непонятные и пугающие процессы.
Я остановилась на улице. Воздух был окрашен в кричаще-яркий цвет розового весеннего заката. На углу набережной Робеспьера и Литейного проспекта мне захотелось броситься под машину и ускорить процесс перехода в мир иной, чтобы не думать о нем пять дней.
Я решила, что имею право на последнюю сигарету. Загасив окурок, я успокоилась и решила, что не стоит сводить счеты с жизнью. Суицид у нас не приветствуется. Я поймала такси и доехала до «Бабочки», потратила всю наличность (за исключением трех тысяч рублей — это мне на такси и сигареты как раз на пять дней), обнулила карточку, на которую каждый месяц я стабильно откладывала деньги «на черный день». Вот он и наступил — можно тратить. С пакетами, набитыми «Cavalli», «Gucci», «Dolce&Gabbana» и «Dior» на сумму в пятнадцать тысяч долларов, отправилась домой и изрядно напилась с Иркой.
Проспав три часа, я схватила мобильник и установила звонок таймера через каждый час. Чтобы видеть течение времени. Каждый час я записывала, что сделала за прошедшее время.
Я отправилась в университет, зашла на кафедру к историчке, которую ненавидела с первого курса, и выдала ей все, что о ней думаю. Она оценила мою откровенность, пояснив, что за двадцать лет работы в университете только один из ненавидящих ее студентов смог высказать свое мнение ей в лицо.
Я поехала к маме и сестре, сказала им, что очень их люблю. Они были потрясены моим признанием, привыкнув к моему прагматично-циничному поведению. По маминой щеке пробежала слеза — она, наверное, первый раз в жизни поняла свою дочь, и от этого ей стало больно.
Каждый час звонил сотовый и напоминал, что время неумолимо уходит.
Вечером с Тимой и его блондиночкой мы отправились на полуфинал конкурса «Мисс Акватория». Я вырядилась в новые шмотки и наслаждалась моментом «здесь и сейчас», меня больше не волновало то, что было вчера и было неинтересно, что будет завтра. Почему для того, чтобы возникло это состояние душевного равновесия, мне надо знать, что я скоро умру?
— «Ой, Вань, смотри какие клоуны!» — пропела я из Высоцкого. — Тим, а модельки практически раздетые на подиуме. Я посмотрела и вспомнила — ты мне стриптиз обещал...
— А, ням-ням, откупиться можно? — Он облизнулся, как ленивый котяра после молока, и протянул мне две стодолларовые бумажки.
— Ты так дешево себя ценишь?
— Ну да, я думаю, мои булки вряд ли стоят дороже.
— Тебе видней.
И он отправились танцевать с блондиночкой. Я стояла у стойки бара и смаковала махито.
— Привет, как дела?
Я оглянулась и увидела стройную красивую девушку с длинными, черными как смоль волосами и по-детски пушистыми ресницами. Ее губы блестели от розового блеска, а глаза от стимуляторов. Изящные пальцы с элегантными типсами легли на мое плечо, а тело в короткой джинсовой юбке и облегающей майке прижалось ко мне. В нос мне ударил неж-ный приторный запах «Escada».
— Привет, — ответила я и подвинулась у стойки.
— Я — Лера. — Она могла бы не называть свое имя, оно соответствовало внешности по всем критериям.
— Ты здесь одна?
— Да. Заехала на часок поболтать с кем-нибудь. — Девица умудрялась одновременно застенчиво улыбаться и смотреть на меня похотливым мужским взглядом.
— Ну, давай поболтаем. Хочешь? — Я протянула ей махиту.
Она отпила глоток из бокала и прижалась ко мне ближе. Ее рука как будто случайно скользнула по моей груди, и я почувствовала, как у меня поднялись соски. Этот ее мимолетный жест был мне приятен, точнее сказать, очень возбуждал. Лера взяла сигарету из моей пачки и провела по ней пальцами сначала снизу вверх, а потом сверху вниз и, прикурив, спросила:
— А ты здесь с френдом или как?
— Нет, у меня никого нет. Я с друзьями, — поняла я ее «тонкий» намек на «толстые» обстоятельства и не захотела спугнуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Я начала ходить на консультации, посещать тренинги, практические семинары, чтобы понять свою суть и найти ответ на вопросы: «кто я?», «зачем я живу?» и «почему придумываю себе препятствия, которые мне так нравится преодолевать, набивая при этом шишки?».
Однако отвлечься от Тимура не получалось, и желания радоваться жизни становилось меньше с каждым днем. Пройдя все эти тренинги и консультации, я осознала пугающий факт: он не цель, не иллюзия, не придуманный образ. Я его люблю, слишком сильно люблю. А наши занятия — лишь костыли для сломанных ног. Мое состояние близилось к суицидальному. Я вынужденно переспала пару раз с «Алё-малё», так как психологические штуки стоили значительных вложений. А мне было уже все равно. «Мы не есть наше тело», — доносили до меня психологи. И этого тела мне было совершенно не жалко, душа-то все равно принадлежала другому.
По этой причине мне предложили прибегнуть к более радикальным методам.
* * *
Жизнь слишком коротка, ты не знаешь, сколько тебе отведено — пять лет, пять дней или пять часов. Ты никогда не узнаешь, сколько страданий перенес сам и сколько принес их другим. Каждую минуту мы отвечаем за себя, свое сердце, свою душу и за души людей, которые окружают нас.
Меня усадили в кожаное кресло, надели очки с какими-то мерцающими лапочками.
Я закрыла глаза, но мне казалось, что я вижу красный и зеленый свет, и он мерцает — то быстрее, то медленнее. Психолог что-то говорил, про тьму, про белый коридор, про то, что я довольно много успела в этой жизни, много видела. В памяти всплывали картинки. Церковно-приходской хор, изнасилование, избиение насильника, наш пушистый кот Барсик, смерть Юльки, Тимур, его улыбка и глаза, сцена с яркими софитами и прожекторами. Потом все исчезло, я перестала разбирать слова гипнотизера. Белый свет сменился черным, потом... Я открыла глаза, огляделась.
— Вы должны хранить в тайне то, что будет происходить дальше, — сухо сказал седовласый психолог. — Подпишите... Внизу справа.
Очень странный человек — холодный и далекий, но словно знающий про тебя все.
Я чувствовала себя рядом с ним как маленький ребенок под присмотром строгого родителя. Я взяла ручку и поставила подпись.
С помощью гипноза и прочих психологических приемов мне внушили, что через пять дней я умру. Тем самым передо мной поставили задачу прожить эти дни как послед-ние. Мощнейший психологический инструмент, вызывающий животный страх смерти, полностью перевернул мою жизнь. Когда я вышла после этого тренинга, в моем сознании стали происходить непонятные и пугающие процессы.
Я остановилась на улице. Воздух был окрашен в кричаще-яркий цвет розового весеннего заката. На углу набережной Робеспьера и Литейного проспекта мне захотелось броситься под машину и ускорить процесс перехода в мир иной, чтобы не думать о нем пять дней.
Я решила, что имею право на последнюю сигарету. Загасив окурок, я успокоилась и решила, что не стоит сводить счеты с жизнью. Суицид у нас не приветствуется. Я поймала такси и доехала до «Бабочки», потратила всю наличность (за исключением трех тысяч рублей — это мне на такси и сигареты как раз на пять дней), обнулила карточку, на которую каждый месяц я стабильно откладывала деньги «на черный день». Вот он и наступил — можно тратить. С пакетами, набитыми «Cavalli», «Gucci», «Dolce&Gabbana» и «Dior» на сумму в пятнадцать тысяч долларов, отправилась домой и изрядно напилась с Иркой.
Проспав три часа, я схватила мобильник и установила звонок таймера через каждый час. Чтобы видеть течение времени. Каждый час я записывала, что сделала за прошедшее время.
Я отправилась в университет, зашла на кафедру к историчке, которую ненавидела с первого курса, и выдала ей все, что о ней думаю. Она оценила мою откровенность, пояснив, что за двадцать лет работы в университете только один из ненавидящих ее студентов смог высказать свое мнение ей в лицо.
Я поехала к маме и сестре, сказала им, что очень их люблю. Они были потрясены моим признанием, привыкнув к моему прагматично-циничному поведению. По маминой щеке пробежала слеза — она, наверное, первый раз в жизни поняла свою дочь, и от этого ей стало больно.
Каждый час звонил сотовый и напоминал, что время неумолимо уходит.
Вечером с Тимой и его блондиночкой мы отправились на полуфинал конкурса «Мисс Акватория». Я вырядилась в новые шмотки и наслаждалась моментом «здесь и сейчас», меня больше не волновало то, что было вчера и было неинтересно, что будет завтра. Почему для того, чтобы возникло это состояние душевного равновесия, мне надо знать, что я скоро умру?
— «Ой, Вань, смотри какие клоуны!» — пропела я из Высоцкого. — Тим, а модельки практически раздетые на подиуме. Я посмотрела и вспомнила — ты мне стриптиз обещал...
— А, ням-ням, откупиться можно? — Он облизнулся, как ленивый котяра после молока, и протянул мне две стодолларовые бумажки.
— Ты так дешево себя ценишь?
— Ну да, я думаю, мои булки вряд ли стоят дороже.
— Тебе видней.
И он отправились танцевать с блондиночкой. Я стояла у стойки бара и смаковала махито.
— Привет, как дела?
Я оглянулась и увидела стройную красивую девушку с длинными, черными как смоль волосами и по-детски пушистыми ресницами. Ее губы блестели от розового блеска, а глаза от стимуляторов. Изящные пальцы с элегантными типсами легли на мое плечо, а тело в короткой джинсовой юбке и облегающей майке прижалось ко мне. В нос мне ударил неж-ный приторный запах «Escada».
— Привет, — ответила я и подвинулась у стойки.
— Я — Лера. — Она могла бы не называть свое имя, оно соответствовало внешности по всем критериям.
— Ты здесь одна?
— Да. Заехала на часок поболтать с кем-нибудь. — Девица умудрялась одновременно застенчиво улыбаться и смотреть на меня похотливым мужским взглядом.
— Ну, давай поболтаем. Хочешь? — Я протянула ей махиту.
Она отпила глоток из бокала и прижалась ко мне ближе. Ее рука как будто случайно скользнула по моей груди, и я почувствовала, как у меня поднялись соски. Этот ее мимолетный жест был мне приятен, точнее сказать, очень возбуждал. Лера взяла сигарету из моей пачки и провела по ней пальцами сначала снизу вверх, а потом сверху вниз и, прикурив, спросила:
— А ты здесь с френдом или как?
— Нет, у меня никого нет. Я с друзьями, — поняла я ее «тонкий» намек на «толстые» обстоятельства и не захотела спугнуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86