Стабильно каждую ночь я смотрела сны про сметы и калькуляции, а цифры оккупировали мою голову, как немцы Париж.
И сегодня, насладившись пятичасовым сном, я рассосала валидол и вошла в офис. Этот месяц у нас был безумно радостным и предвещал великие геморрои. Мы готовили международный пленум врачей-урологов, и в этом глобальном медзамуте участвовали все отделы нашей фирмы под моим измученным руководством.
— Алло.
— Алё-алё, ну чё ты там делаешь?..
— Хороший вопрос... Что я могу делать на работе? Отдыхаю, конечно!
— Ну, в общем, ладно... Слушай сюда. Идем в «First».
— Лизок, ты чё? Сегодня пятница, завтра суббота... Я работаю. Какой «First»?
— Да, какая работа, когда «First»! Пошли!
— Боюсь, что тусовка вряд ли меня накормит, когда закончатся лавэ.
— Да ладно, будь проще. Нельзя быть такой серьезной!
— Все, давай, у меня вторая линия...
— Добрый день...
— ...
— А сколько у вас человек?
— ...
— Вряд ли мы можем расселить пятьдесят человек. Сейчас в гостиницах уже все места закончились.
— ...
— Я понимаю, что вы заплатите — за это все платят. Но это международный конгресс, сейчас уже поздно!
— ...
— Да, на такой бюджет мы постараемся что-нибудь найти.
Я повернулась к безмятежной Шманьке — нервозность, царившая в нашем офисе целый месяц, на ней никак не отражалась.
— Шмань, что у нас с гостиницами?
— Стоп-сейл — без изменений.
— Найди где-нибудь в центре апартаменты — так, чтобы можно было расселить пятьдесят человек. До трех этот вопрос нужно решить.
Тут всхлипнула Ирка:
— Нам рейс из Саратова не подтверждают!
— Позвони Джону, скажи: платим, сколько надо. Пусть подтверждает, как хочет!
— Звонила — не может!
— Дай мне телефон саратовских авиалиний.
Саратовские авиалинии с радостью согласились поднять еще один борт и заработать на этом еще деньжищ. Тут прибежала некогда выглядевшая для меня серой мышкой Светка.
Я проработала в компании достаточное количество времени, чтобы найти к каждому сотруднику индивидуальный подход. И рыжеволосая Светка с флегматично-депрессивным настроем к работе и с твердой установкой «у меня ничего не получится» с радостью выполняла мои команды, потому что в этом случае ей не надо было думать, только — исполнять. Минимум ответственности, максимум результата. С ней у нас был потрясающий контакт.
— У «котиков» справки с работы, но суммы зарплат недостаточны для шенгенской визы.
— Не волнуйся, сейчас уладим...
Я достала из тумбочки увесистый пакет, наполненный левыми печатями.
— Сколько там человек в группе?
— Двадцать...
— Тут пятнадцать печатей. Двоих в одну фирму и троих — в другую. Пиши им левые справки по образцу, делай какую-нибудь «шапку типа форменный фланк», за подписями — к Шманьке, здесь она просто спец. Шманька, дадим тебе орден за креатив...
Я выхватила сигарету и побежала курить. Это первая сигарета за пять часов и, боюсь, последняя. Я прижалась к грязной зеленой стене, и голова закружилась. Ко рту плавно из центра кишечника поднималась тошнота. Нет, это не может быть беременность — секс из моей жизни был исключен. Зазвонил мобильный.
— Я сегодня приеду, — раздался властный голос, как всегда без приветствия.
— Угу, — привычно ответила я.
— Тебе что, плохо?
— Нет, мне очень хорошо... Просто волшебно.
— Ну ладно.
Да уж, лучше в «First». Я нуждаюсь в живом общении, а не в мумифицированном муже. Чувствовать себя дома как в склепе — такая ситуация не очень вдохновляет.
Я набрала Лизкин номер. Даже курить расхотелось.
— О, супер!!! — завизжала она. — Наша монашка решила выйти в свет!
— Да пошла ты! — обиженно ответила я.
— Ладно, не кипятись. Я за тобой заеду.
— Давай только до одиннадцати, а то Хрящ припрется...
Лизка ненавидела Петровича, потому что он был мой муж, а не ее. Петрович ненавидел Лизку просто потому, что ненавидел всех. «Кругом враги» — думал он и запасался «боеприпасами». Поэтому мы с Лизкой дали ему кличку «Хрящ», чтобы ей было хорошо, а с ним мы не обсуждали Лизку, чтобы мне было приятно. Хотя, если сказать честно, мы с ним вообще ничего и никого не обсуждали. Будет ему хорошо или нет — нас с Лизкой это не волновало.
Я прибежала домой в половине одиннадцатого, понимая, что у меня на сборы ровно десять минут — так чтобы не было ненужной встречи в коридоре. Но тут привычно звякнули ключи, и в дверях появился он:
— Куда ты намылилась?
— В «Галерею», а потом в «First», — спокойно отвечала я, доставая из шкафа свой новый костюм «Valentino».
— Да у тебя в голове одни только тусовки и деньги, — начал свою песню он. Хоть бы придумал что-нибудь новенькое.
— Человек всегда думает о том, чего у него нет. И это не тусовка, а просто общение. Мне двадцать, а не сорок семь.
И я схватила костюм, выбежав с ним на улицу к машине. Лучше уж я оденусь там.
Лизкина «точилка» была набита до отказа смешливыми московскими тусовщицами. Они спали до обеда, нюхали коку, потом опять спали и тусовались, тусовались, тусовались. Никаких проблем, никаких обязательств, никакой работы. Я завидовала им, а они, как следствие, завидовали мне. У меня был типа муж и суперкарьера. А у них — праздник каждый день. Я идеально вписывалась в эту тусовку, и меня принимали за свою, так как я постоянно шмыгала носом — от насморка, который подцепила почти два месяца назад, но не могла взять больничный.
Тусовка удалась. Праздник был нарядным. Я от души потрясла засидевшимися булками, наболталась на обычные темы — мужики, шмотки, диеты — и, довольная, тыкала ключом в замочную скважину в половине шестого утра.
Приняв бодрящий душик и расположившись в кресле на кухне, я стала заводить многочисленные будильники. Один должен прозвенеть в 7:00 — его место было рядом со мной, второй в 7:15 — для большей эффективности в коридоре (орал мерзким голосом петуха), третий — контрольный — оставался на кухне, точнее на таймере музыкального центра, и играл мой гимн «I will survive». А может, не ложиться спать вообще?
Вдруг к горлу начала подступать тошнота. Она атаковала меня сильнее и сильнее. Я еле успела добежать до «белого брата» и опустить на его колени свою измученную голову. Такое ощущение, что из меня вышел не только сегодняшний ужин, но и еда за неделю. Вот это вывод шлаков! Никаких тебе финансовых затрат, лишней траты времени, одни преимущества.
Я сидела на полу в ванной, обняв унитаз двумя руками, как дети обнимают любимые мягкие игрушки.
— Что ты там бухала?! Что ты бухала, я спрашиваю... — Петрович появился, как всегда, «вовремя». Когда я не нуждаюсь в этом чудовищном, железобетонном человеке, он тут как тут.
— Ничего я не пила, — крикнула я в глубину унитаза, закрыла глаза и провалилась в темноту.
* * *
Я открыла глаза и увидела над собой встревоженное лицо Петровича.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
И сегодня, насладившись пятичасовым сном, я рассосала валидол и вошла в офис. Этот месяц у нас был безумно радостным и предвещал великие геморрои. Мы готовили международный пленум врачей-урологов, и в этом глобальном медзамуте участвовали все отделы нашей фирмы под моим измученным руководством.
— Алло.
— Алё-алё, ну чё ты там делаешь?..
— Хороший вопрос... Что я могу делать на работе? Отдыхаю, конечно!
— Ну, в общем, ладно... Слушай сюда. Идем в «First».
— Лизок, ты чё? Сегодня пятница, завтра суббота... Я работаю. Какой «First»?
— Да, какая работа, когда «First»! Пошли!
— Боюсь, что тусовка вряд ли меня накормит, когда закончатся лавэ.
— Да ладно, будь проще. Нельзя быть такой серьезной!
— Все, давай, у меня вторая линия...
— Добрый день...
— ...
— А сколько у вас человек?
— ...
— Вряд ли мы можем расселить пятьдесят человек. Сейчас в гостиницах уже все места закончились.
— ...
— Я понимаю, что вы заплатите — за это все платят. Но это международный конгресс, сейчас уже поздно!
— ...
— Да, на такой бюджет мы постараемся что-нибудь найти.
Я повернулась к безмятежной Шманьке — нервозность, царившая в нашем офисе целый месяц, на ней никак не отражалась.
— Шмань, что у нас с гостиницами?
— Стоп-сейл — без изменений.
— Найди где-нибудь в центре апартаменты — так, чтобы можно было расселить пятьдесят человек. До трех этот вопрос нужно решить.
Тут всхлипнула Ирка:
— Нам рейс из Саратова не подтверждают!
— Позвони Джону, скажи: платим, сколько надо. Пусть подтверждает, как хочет!
— Звонила — не может!
— Дай мне телефон саратовских авиалиний.
Саратовские авиалинии с радостью согласились поднять еще один борт и заработать на этом еще деньжищ. Тут прибежала некогда выглядевшая для меня серой мышкой Светка.
Я проработала в компании достаточное количество времени, чтобы найти к каждому сотруднику индивидуальный подход. И рыжеволосая Светка с флегматично-депрессивным настроем к работе и с твердой установкой «у меня ничего не получится» с радостью выполняла мои команды, потому что в этом случае ей не надо было думать, только — исполнять. Минимум ответственности, максимум результата. С ней у нас был потрясающий контакт.
— У «котиков» справки с работы, но суммы зарплат недостаточны для шенгенской визы.
— Не волнуйся, сейчас уладим...
Я достала из тумбочки увесистый пакет, наполненный левыми печатями.
— Сколько там человек в группе?
— Двадцать...
— Тут пятнадцать печатей. Двоих в одну фирму и троих — в другую. Пиши им левые справки по образцу, делай какую-нибудь «шапку типа форменный фланк», за подписями — к Шманьке, здесь она просто спец. Шманька, дадим тебе орден за креатив...
Я выхватила сигарету и побежала курить. Это первая сигарета за пять часов и, боюсь, последняя. Я прижалась к грязной зеленой стене, и голова закружилась. Ко рту плавно из центра кишечника поднималась тошнота. Нет, это не может быть беременность — секс из моей жизни был исключен. Зазвонил мобильный.
— Я сегодня приеду, — раздался властный голос, как всегда без приветствия.
— Угу, — привычно ответила я.
— Тебе что, плохо?
— Нет, мне очень хорошо... Просто волшебно.
— Ну ладно.
Да уж, лучше в «First». Я нуждаюсь в живом общении, а не в мумифицированном муже. Чувствовать себя дома как в склепе — такая ситуация не очень вдохновляет.
Я набрала Лизкин номер. Даже курить расхотелось.
— О, супер!!! — завизжала она. — Наша монашка решила выйти в свет!
— Да пошла ты! — обиженно ответила я.
— Ладно, не кипятись. Я за тобой заеду.
— Давай только до одиннадцати, а то Хрящ припрется...
Лизка ненавидела Петровича, потому что он был мой муж, а не ее. Петрович ненавидел Лизку просто потому, что ненавидел всех. «Кругом враги» — думал он и запасался «боеприпасами». Поэтому мы с Лизкой дали ему кличку «Хрящ», чтобы ей было хорошо, а с ним мы не обсуждали Лизку, чтобы мне было приятно. Хотя, если сказать честно, мы с ним вообще ничего и никого не обсуждали. Будет ему хорошо или нет — нас с Лизкой это не волновало.
Я прибежала домой в половине одиннадцатого, понимая, что у меня на сборы ровно десять минут — так чтобы не было ненужной встречи в коридоре. Но тут привычно звякнули ключи, и в дверях появился он:
— Куда ты намылилась?
— В «Галерею», а потом в «First», — спокойно отвечала я, доставая из шкафа свой новый костюм «Valentino».
— Да у тебя в голове одни только тусовки и деньги, — начал свою песню он. Хоть бы придумал что-нибудь новенькое.
— Человек всегда думает о том, чего у него нет. И это не тусовка, а просто общение. Мне двадцать, а не сорок семь.
И я схватила костюм, выбежав с ним на улицу к машине. Лучше уж я оденусь там.
Лизкина «точилка» была набита до отказа смешливыми московскими тусовщицами. Они спали до обеда, нюхали коку, потом опять спали и тусовались, тусовались, тусовались. Никаких проблем, никаких обязательств, никакой работы. Я завидовала им, а они, как следствие, завидовали мне. У меня был типа муж и суперкарьера. А у них — праздник каждый день. Я идеально вписывалась в эту тусовку, и меня принимали за свою, так как я постоянно шмыгала носом — от насморка, который подцепила почти два месяца назад, но не могла взять больничный.
Тусовка удалась. Праздник был нарядным. Я от души потрясла засидевшимися булками, наболталась на обычные темы — мужики, шмотки, диеты — и, довольная, тыкала ключом в замочную скважину в половине шестого утра.
Приняв бодрящий душик и расположившись в кресле на кухне, я стала заводить многочисленные будильники. Один должен прозвенеть в 7:00 — его место было рядом со мной, второй в 7:15 — для большей эффективности в коридоре (орал мерзким голосом петуха), третий — контрольный — оставался на кухне, точнее на таймере музыкального центра, и играл мой гимн «I will survive». А может, не ложиться спать вообще?
Вдруг к горлу начала подступать тошнота. Она атаковала меня сильнее и сильнее. Я еле успела добежать до «белого брата» и опустить на его колени свою измученную голову. Такое ощущение, что из меня вышел не только сегодняшний ужин, но и еда за неделю. Вот это вывод шлаков! Никаких тебе финансовых затрат, лишней траты времени, одни преимущества.
Я сидела на полу в ванной, обняв унитаз двумя руками, как дети обнимают любимые мягкие игрушки.
— Что ты там бухала?! Что ты бухала, я спрашиваю... — Петрович появился, как всегда, «вовремя». Когда я не нуждаюсь в этом чудовищном, железобетонном человеке, он тут как тут.
— Ничего я не пила, — крикнула я в глубину унитаза, закрыла глаза и провалилась в темноту.
* * *
Я открыла глаза и увидела над собой встревоженное лицо Петровича.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86