– А ты, капитан, хитер и неоткровенен. Сказать тебе, о чем ты думаешь?.. О том, что по-хорошему, если б кому-то в Штатах или в Совете Европы не нужен был постоянно действующий пожар на Балканах, надо бы оставить всех местных наедине друг с другом и подождать: кто после бойни останется, тот и царь. Так?
– Вам виднее, - неприязненно ответил капитан. - Вы - Мессия. Вы вон все можете. Реки наполняете, в разные измерения свободно перемещаетесь, кокаин в соду превращаете... Чудны дела ваши... Только что ж вы меня спрашиваете? Я наемник. Человек подневольный. Куда пошлют, туда и пойду и стрелять стану. В кого скажут, в того и стану. А вы у тех спросите, кто друг с другом мирно жить так и не научился. У тех вон... - он махнул в сторону реки, - или у тех, указал за холм. - Вы же очередные чудеса делать прилетели, да? Так делайте. Или до сих пор не поняли: какие именно чудеса к этой ситуации подойдут?
– Ты прав, капитан, - спокойно ответил Иешуа. - Не понял пока. Но пойму обязательно. И когда буду, как ты говоришь, чудеса делать, обязательно тебя позову. Посмотришь, поучишься. Глядишь - получится... А пока и впрямь пойду и спрошу.
Повернулся и пошел на холм, прочь от реки. Мари было за ним дернулась, но он взглядом остановил ее. А Круза не стал останавливать, и тот широко зашагал рядом, ничуть не опасаясь, что озверевшие от позиционного ожидания "братушки" не воспримут адекватно его скрещенные оливковые веточки. Или делал вид, что не опасался. Тогда хорошо делал... И все российские солдатики-миротворцы во главе с мрачным капитаном Латыниным молча смотрели им вслед. Не двигаясь. Их дело позицию в лощине держать, а не прикрывать грудью заезжих туристов, будь они хоть трижды мессиями...
Иешуа и Круз перевалили через холм и начали спускаться вниз, в большую долину с прекрасными и пока еще целыми дубами, с сочной, хотя и потоптанной травой, а подальше - с наскоро слепленными из тех же дубов укреплениями, за которыми скрывались сербские то ли защитники, то ли агрессоры. Это уж с какой стороны посмотреть.
Шли спокойно.
Вообще-то Круз в глубине души малость нервничал. Он, как человек военный, прошедший не одну "миротворческую" войну - в Индонезии, в Ливии, теперь на Балканах, - отлично знал цену этого мнимого спокойствия, цену так называемой "боевой тишины". Динар - ей цена, поскольку любой из бойцов, глядящих на двух то ли парламентеров (а где белый флаг?), то ли перебежчиков, то ли просто сумасшедших, идущих к позициям воюющей стороны, любой нервный, любой обозленный, любой просто невыспавшийся, недопивший, недолюбивший, и теперь "пере" - перекуривший травки может пальнуть в них длинной очередью и сразу закрыть тему.
Но никто пока не палил, Иешуа шагал мощно и целенаправленно, Круз держался на полшага впереди него - так положено: если все же пальнут, то он успевает прикрыть Мессию, Круз по-военному нерассуждающе понимал свой долг проводника, а если все же рассуждать не по-военному, то выходило просто, но высокопарно: это - Мессия, он принадлежит человечеству. О том, что Иешуа никому не принадлежит и не хочет принадлежать и по предназначению никому не позволит убить себя, Круз не знал, да это его не волновало. Зато его волновало иное: успеет ли закрыть, если выстрелят?
А Иешуа дошел до линии окопов и спрыгнул вниз. И сказал по-сербски:
– Кто здесь старший?
Из группы усталых, грязных людей в выцветших зеленых ка-муфляжных комбезах вышел, не сгибаясь, не прячась за земляной валик, тянущийся вдоль окопа, неестественно высокий - ему и окоп-то рыть надо особый! - блондин лет тридцати пяти с корот-коствольным "Калашниковым" на груди, ответил довольно приветливо:
– Ну я старший. Майор Вукич, зовут Драгомиром, так и называйте... А вы и есть... тот самый?..
– Я и есть тот самый, - засмеялся Иешуа.
И Драгомир Вукич улыбнулся. И бойцы его легко подхватили смех. И даже Крузу невесть от чего стало смешно. Он-то сразу подумал: пустил Мессия в воздух какую-то хитрую смешинку, вот все и скалятся, а на самом деле - ничего смешного. Но и не страшно, уже хорошо.
– Тут у нас есть что-то вроде ка-эн-пэ, - сказал Вукич, - там и посидеть можно, и кофе попить - ребята сварят.
– А где основные силы? - поинтересовался Иешуа.
– В километре к северу. Село там - Званце называется. Большое.
– И жители остались?
– Кое-кто остался - кто хотел. Большинство эвакуировано. Дети, женщины, старики - эти в первую очередь.
– И много вас там? Военных, я имею в виду... Вукич засмеялся:
– Военная тайна, господин... - замялся, так и не зная, как обращаться к Иешуа.
Иешуа не помог Вукичу: не знает - пусть никак не обращается. Иешуа опять засмеялся, будто пущенная им смешинка все еще жила в теплом октябрьском воздухе.
– Кому ж я ее выдам, по-твоему, а, майор? Богу? Так Он же всеведущ, как ты учил в детстве. Ему ваши тайны известны по определению.
– Откуда я знаю - кому? - пожал плечами Вукич. - Вы же для всех... этот... А там, за рекой, албанцы, муслимы...
Между тем они шли и шли по окопу и дошли до сооружения, названного Вукичем ка-эн-пэ. Там и вправду торчала на трех ногах мощная труба, объективом направленная в сторону реки. Иешуа Приложился глазом к окуляру: близко и четко увидел с высоты холма противоположный берег Ветерницы, увидел развесистые ивы, стеной прикрывающие позиции албанцев, да и более того - самих албанцев увидел, которые бродили по берегу, то воду ведром зачерпывали, то что-то мыли в реке, а один, несмотря на осеннюю стылость речной воды, плавал вдоль берега, стараясь далеко не заплывать.
– У вас что - перемирие? - удивленно спросил Вукича.
– Да какое там! Обед просто. Перерыв. Да и люди пусть отдохнут - что наши, что их...
– Ленивая у вас война какая-то, - подытожил Иешуа, садясь на пустой снарядный ящик и принимая из рук солдатика фаянсовую кружку с черным кофе. - А в штабах европейских головы ломают: как остановить ее, как развести противников. Слышите, Круз, это до смешного просто: объявить всебалканский обеденный перерыв...
Круз тоже сел на ящик и взял кружку с кофе.
– Слышу, - ответил он, - но только всякий перерыв имеет конец.
– Так надо договориться о том, чтобы он был бесконечным... Мы же так любим эти слова - бесконечность, вечность... С сотворения мира повторяем их, как заклинания, словно надеясь, что, повторяя, сами приблизимся к тайной и сладкой сути их. Но знаем точно: жизнь человека конечна. Более того, она вообще не видна рядом с бесконечностью! А мы тратим этот жалкий отрезок на действительно бесконечные войны... Скажи, майор, за что ты рискуешь своим отрезком?
Вукич посерьезнел, закаменел лицом, стал похож сразу на всех положительных киногероев-суперменов.
– За мою землю, - сурово, как и полагалось на такой провокационный вопрос, ответил он.
– Конкретно за эту?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160