ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

 

Прежде такая дешевая популярность, даже при том, что он прекрасно понимал ее природу, польстила бы Себастьяну, теперь же скорее обеспокоила.
Граф прибыл в Вену, желая узнать настроения при дворе. Похоже было, что столица пребывала в растерянности. Семь лет войны истощили финансы империи, а возможный альянс Пруссии с Россией пугал всех без исключения. Особенно очевидным это стало после угрожающих писем царя императрице Марии-Терезии: австрийцы ожидали, что эта парочка кровожадных людоедов, Фридрих II и Петр III, сожрет их живьем. Вопрос о союзе с Францией, тоже изможденной и обескровленной войнами на континенте, а также войной, которую она вела за морем против англичан, больше не стоял.
Чтобы избежать катастрофы, действовать нужно было быстро. Нет, не просто быстро, а буквально молниеносно. Хватит менуэтов и ригодонов.
Трех дней в Вене оказалось достаточно, чтобы оценить ситуацию. Не успел особняк на Херренгассе достаточно протопиться, как Себастьян уже отдавал Францу приказ вновь паковать вещи и запирать все двери. Только он собрался послать слугу отнести ключи мажордому графа Банати, как явился посыльный; он передал письмо Банати, который час назад вернулся из путешествия и, узнав о пребывании графа в Вене, непременно желал его видеть.
Себастьян отправился к сардинцу. Не успел он переступить порог дома, как появился Банати собственной персоной.
– Граф, как я рад вас видеть!
– Могу ответить вам тем же, сударь, – не остался в долгу Себастьян. – Я собирался уже уезжать, как вдруг узнал о вашем прибытии.
Банати пригласил графа проследовать за ним в гостиную.
10. ГОСПОДИН ФРАНЦ МЕСМЕР, АПОСТОЛ ПРИРОДНОГО МАГНЕТИЗМА
Возможно, именно из-за усталости, вызванной долгим путешествием, черты сардинского дипломата так вытянулись и заострились. Себастьяна поразили черные круги под его глазами. Банати силился улыбнуться, но это у него получалось плохо. Что сделало его похожим на человека, потерпевшего сокрушительное поражение?
Банати указал Себастьяну на кресло и, встряхнув колокольчиком, приказал слугам принести кофе; ему самому он был нужнее, чем гостю.
– Каким ветром занесло вас в Вену?
– Боюсь, граф, – ответил Себастьян, – что злой ветер заставляет меня уехать отсюда.
– Куда же?
– В Россию. Великая шахматная доска, о которой вы мне говорили, опрокинута.
Банати вздохнул. Слуга подал кофе.
– Порой нужно несколько жизней, дабы убедиться, что цель, которой мы посвятили свою жизнь, наконец достигнута. К тому же оказывается, что она достигнута другими.
Произнеся эту сентенцию, выражающую смирение и покорность судьбе, дипломат сделал большой глоток кофе.
– Положение вокруг русского трона и в самом деле хуже некуда, – вновь заговорил он. – Но придется принять все как есть. Петр Третий проживет еще лет двадцать, не меньше. За это время они с Фридрихом завоюют Европу, по крайней мере до Рейна. Гармония, о которой мы с вами говорили, воцарится, дай бог, через два-три поколения, – заключил Банати.
– Порой, граф, – возразил Себастьян, – решимость помогает сэкономить время. Камень, пущенный сильной рукой, несется быстрее, чем тот, что сам по себе катится с горы.
– Увы, времена Давида и Голиафа прошли.
– Эта история о противостоянии пастуха и великана – притча, а притчи бессмертны.
От неожиданности Банати пролил на себя кофе.
– Что вы этим хотите сказать? – встревожился он.
– Что камень Давида должен быть пущен.
– Кем? В кого?
Себастьян, не отвечая, внимательно посмотрел на собеседника.
– Вы отдаете себе отчет, какой хаос за этим последует? – вскричал обеспокоенный Банати, едва понимая намерения Сен-Жермена.
– А вы сами, граф, думали о том, какой хаос нам всем угрожает?
В гостиной повисло тягостное молчание.
– Разве вы не помните, что было темой наших первых переговоров? Освобождение Греции! – заговорил наконец Себастьян. – Потом со временем появились и другие темы. Греция оказалась забыта. Сейчас совершенно очевидно, что русского царя она не интересует вовсе. Люди, чьих советов он придерживается, хотят возвести Москву в ранг новой Византии. Они заинтересованы в том, чтобы Афины оставались в зависимости у Оттоманской империи. Людовик Четырнадцатый и пальцем не пошевелит, чтобы освободить Грецию, поскольку опасается обидеть Высокую Порту, которая в один прекрасный день могла бы стать его союзницей против России.
Банати налил себе еще одну – уже третью по счету – чашку кофе.
– Если король Пруссии и русский царь сейчас вознамерятся бросить вызов остальному миру, – продолжал Себастьян, – им никто и ничто не сможет помешать. Они получат свою добычу. Австрия и Франция обескровлены. Этого нельзя допустить.
– Вижу, вы хорошо запомнили мои слова о Великой шахматной доске, – заметил Банати усталым, безжизненным голосом.
Казалось, силы окончательно оставили его. Если только он не придет в себя, Засыпкин при первой же представившейся возможности займет его место.
– И вы, и я, мы всего лишь слуги, – сказал сардинец.
Себастьян не оценил этого призыва к порядку. До сего момента его отношения с Банати были отмечены искренней дружбой, они казались больше чем друзьями – союзниками. Но пессимизм удрученного заботами дипломата испортил Сен-Жермену настроение. Он заставил себя улыбнуться.
– Конечно, слуги, граф. Вот только чьи?
Себастьян поднялся со своего места. Больше ничего говорить не хотелось. Банати может предать. У дверей мужчины пожали друг другу руки. Ладонь сардинца оказалась влажной. Себастьян забыл потереть свою руку о деревянную дверь, как он делал обычно. На удивленный возглас Банати он ответил вызывающим и чуть ироничным взглядом.
– Боже мой, граф, вы живая иллюстрация лекций, которые читает сейчас в Вене некий Франц Месмер.
– Кто такой? – удивился Себастьян.
– Один молодой человек, который изо всех сил старается доказать существование животных флюидов.
– Я с ним не знаком.
– Возможно, он вызовет у вас определенный интерес. Что касается меня, я от подобных вещей ничего не жду, – вздохнул Банати.
Себастьян покачал головой. Больше говорить было не о чем. Он испросил позволения откланяться и уже собирался выйти за порог, когда Банати вдруг окликнул его:
– Да, чуть не забыл, граф, – сказал он, протягивая Себастьяну какую-то шкатулку. – Это вам на расходы.
Себастьян остановился в нерешительности. Он знал, что эти деньги выплачены Петром III, человеком, которого он решил уничтожить, и Банати прекрасно было известно настроение Себастьяна. Неужели же он нарочно протягивал Сен-Жермену пресловутые тридцать сребреников? Или этот жест свидетельствовал о том, что Банати благословлял Себастьяна на мятеж? Так прошло несколько долгих секунд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105