Итак, Себастьян стал трудиться, чтобы как можно быстрее сделать фабрику прибыльной, и одновременно тайно ввез большое количество иоахимштальской земли, ведь только благодаря ей цвета во время протравы ткани достигали такой яркости и насыщенности. Тем временем граф написал Александру, о котором давно уже не имел никаких известий. Он сообщил князю, что собирается удалиться в Хюберг, поместье, недавно приобретенное в Соединенных провинциях, в Гельдерне, которым до сих пор ему было заняться недосуг.
25. НЕВЕДОМАЯ ВЕТВЬ
Александр прибыл, когда в Гельдерне и Соединенных провинциях бушевало половодье летних красок. Себастьян почувствовал, как у него сжимается сердце, когда увидел, что сын спускается из почтовой кареты и направляется к нему, залитый утренними лучами июньского солнца, по тропинке между квадратных клумб красных и желтых тюльпанов, расцветших перед домом стараниями садовника и Франца. Сен-Жермен смотрел, как навстречу себе идет он сам, только образ был отмыт от грязных потеков прошлого, страданий, убийств и унижений, словно все это унесла река времени.
В очередной раз Себастьян почувствовал, что смертен.
Они не виделись с того дня, когда расстались в Санкт-Петербурге. Отец и сын обнялись.
Первые минуты встречи прошли довольно суетливо, новоприбывшему показывали комнаты, переносили в дом багаж; путешественник ополоснул лицо и отправился осматривать дом… Здание было довольно крепким, но пришлось приложить множество усилий, чтобы оживить его душу, которую Себастьян непременно хотел сохранить: дом казался одновременно и радостным, и строгим. Никакой жеманной позолоты и больших зеркал, которые производили фурор в Соединенных провинциях. Из украшений здесь имелся лишь клавесин и «Мадонна с четками» Мурильо; эту картину Себастьян приобрел в Брюсселе у одного разорившегося сеньора, жаждавшего как можно скорее забыть испанское влияние.
По-настоящему отец и сын встретились только за ужином.
– Насколько я понял, вы так и не попрощались с баронессой Вестерхоф, – сказал Себастьян.
– Наша последняя встреча отбила у меня это желание. Дама заявила, что знает одну лишь вещь на свете, ради которой хочет жить, – это трон. Я вовсе не ожидал, что она скажет, будто этой вещью являюсь я, но ее пламенные речи об отечестве затуманили мне ум. Я признаю, что, когда мы с ней были близки, я демонстрировал не слишком много страсти и предвидел, что очередная наша встреча будет не лучше.
Себастьян улыбнулся.
– Я сожалею, что взвалил вам на плечи подобное наследство, – заметил он.
– Меня утешает то, что я избавил от этого бремени вас. Не знаю ничего хуже, чем болтливая женщина. Впрочем, не уверен, что продолжение этой истории можно назвать счастливым.
– Что вы имеете в виду?
– Баронесса Вестерхоф забеременела.
– Вот как? И что же?
– Она умерла родами, но до этого дала распоряжение, чтобы в случае чего меня поставили в известность.
– Вас?
– Я оставил свой адрес, «Граф де Сен-Жермен, Блю-Хедж-Холл, Лондон».
Повисла тягостная тишина.
– А ребенок?
– Родился мальчик. Мне неизвестно, кто его забрал. И я не желаю этого знать. Я был бы готов взять на себя воспитание ребенка, если бы это было дитя любви, а не плод двойного недоразумения.
Себастьян тяжело вздохнул. «Двойное недоразумение», именно так и он мог бы назвать порыв баронессы Вестерхоф. Но более всего его поразила необычность этой истории: женщина, исступленно преданная короне, дала жизнь ребенку от мужчины, которому не было никакого дела до престола Романовых.
– В этом-то и кроется причина моего долгого молчания, – продолжал Александр. – От всех этих событий я впал в меланхолию. Каждый мужчина желает, чтобы его семя произрастало в единении двух душ. А вышло не так.
Себастьян задумался: разве его краткая, как вспышка молнии, связь с матерью Александра Данаей не представляла собой то же самое? Можно ли эту неистовую, исступленную страсть двух молодых людей той ночью в Констанце назвать любовью, связавшей две души? Скорее, это было стихийное бедствие, удар молнии о влажную землю…
Александр неотрывно смотрел на отца, словно догадываясь, о чем тот думает.
– Мне известно, какие чувства питает к вам моя мать, – с улыбкой произнес он. – И я также знаю, что, сложись ваша жизнь по-другому, вы могли бы жить рядом.
– Это все-таки ваш сын, – заметил Себастьян, – и даже если у вас появятся другие, это ничего не изменит. Я хорошо понимаю вашу строгость, понимаю также, какую вам нанесли обиду. Но когда горечь немного рассеется, вы станете смотреть на все по-другому. За что этот ребенок обречен нести бремя иллюзий своей матери? Меня вовсе не обрадует, если его отдадут кормилице, подбросят кому-нибудь, как приблудного щенка, а он даже не будет подозревать о той несправедливости, которая сделала из него подкидыша.
Александр надолго задумался.
– Как я смогу воспитать ребенка без матери?
– Это не столь уж и редкий случай. Любовь одного из родителей стоит больше, чем отсутствие всякой любви.
Александр, казалось, был потрясен.
– Вы правы, отец, и мне стыдно. Я бессердечный отец.
– Ну так разыщите его, пока он не достиг сознательного возраста и не понял, что его бросили. Сколько ему сейчас?
– Думаю, около трех месяцев.
– Он – ваше продолжение.
– Как и я – ваше?
– Вы станете им, только если сами захотите. Разве я вас когда-либо принуждал?
– Нет. Поначалу вы меня поразили. Затем очаровали. Ваша отстраненность от всего и вся, от людей, от обстоятельств, от неприятностей… Я видел вас опечаленным только после смерти Соломона Бриджмена. И мне захотелось стать вами.
Себастьян удивленно приподнял брови.
– Какая разница, кем мы являемся. Личность – всего лишь плод досужего воображения. Мне хочется надеяться, что если вы что-то и хотите приобрести, так это мои достоинства. Ведь Себастьяна де Сен-Жермена просто-напросто не существует. Ни под этим именем, ни под каким-либо другим.
В первый раз он позволил себе этот намек. Александр был сбит с толку.
– Вы?..
– Страдания, наслаждения, удивление, любопытство… Вот из чего состоит обычная жизнь. Вы полагаете, этого достаточно, чтобы создать человека? Страдание вас разрушает, удовольствие разлагает. Любопытство достойно одобрения, поскольку это свидетельство вашей пустоты. Истинная простота и скромность человека – это его любопытство, свидетельство его невежества. Только дурак нелюбопытен.
– Как вы можете жить, подвергая себя таким лишениям? – Александр был ошеломлен.
Себастьян рассмеялся и взял ягодку клубники из вазы на столе.
– Не путайте лишения с убожеством. Мне уже за пятьдесят, и я отнюдь не считаю себя несчастным.
– А что вы делали в России? Все эти потрясения, смутные отголоски которых я застал, должно быть, показались вам совсем ничтожными?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105