Наджья как истая скандинавка относится к ним с должной терпимостью, но ньют, сидящий рядом с ней, пахнет иначе, не так, как обычные люди. Наджья понимает, что запах возникает из-за манипуляций с гормонами и нейромедиаторами, но все равно боится, что Тал почувствует ее растерянность и примет за ньютофобию.
– Я вспомнила… – говорит она. – Я посмотрела фотографии и вспомнила, где видела вас раньше.
Тал хмурится. В золотистых сумерках выражение лица ньюта кажется чуждым, абсолютно инопланетным.
– На студии.
Тал обхватывает голову руками, закрывает глаза. Ресницы у ньюта длинные и кажутся Наджье очень красивыми.
– Мне очень больно. Я не знаю, что и думать.
– Я готовила интервью с Лал Дарфаном. Сатнам провел меня по студии. Сатнам дал мне фотографии.
– Трезубец! – восклицает Тал. – Дерьмо!.. Он нас обоих подставил! А! – Ньют начинает дрожать, слезы струятся по щекам. Тал воздевает руки, чем-то напоминая прокаженного. – Мама Бхарат… они думали, что там живу я; попали не в ту квартиру…
Дрожь переходит в истерические рыдания. Это усталость и шок. Наджья тихонько выходит, чтобы приготовить свежий чай. Она не хочет возвращаться до тех пор, пока не утихнут всхлипы и причитания. У нее совсем не афганский, а скорее североевропейский страх перед сильными эмоциями.
– Еще чаю?
Тал завертывается в простыню, кивает. Стакан дрожит в руке ньюта.
– Откуда вы узнали, что я буду на вокзале?
– Журналистская интуиция, – отвечает Наджья Аскарзада. Ей хочется прикоснуться к лицу ньюта, к такому голому, такому нежному черепу. – По крайней мере я бы именно так и поступила на вашем месте.
– Ваша журналистская интуиция – великая вещь. Это же был полный идиотизм с моей стороны! Улыбаться, смеяться, танцевать и думать, что все меня любят! Новый ньют в городе, которого все хотят видеть, приглашают на большие вечера, в клуб…
Наджья протягивает руку, чтобы коснуться ньюта, успокоить, согреть, и чувствует, что голова Тала склонилась к ней на грудь. Ее рука касается гладкой головы ньюта. Все равно что гладить котенка – одни кости и предельное напряжение. Пальцы девушки случайно прикасаются к ямочкам на руке ньюта – несколько рядов, похожих на симметричные следы от укусов насекомых. Наджья отдергивает руку.
– Нет, здесь, пожалуйста, – говорит Тал. Она слегка дотрагивается до указанной точки и чувствует, как какие-то жидкости начинают течь под кожей. – И еще здесь. – Руки ньюта направляют ее пальцы поближе к запястью. – И здесь.
По телу ньюта пробегает дрожь. Дыхание становится более равномерным. Мышцы напрягаются. Тал встает, слегка покачиваясь, и нервно проходит по комнате. Наджья чувствует запах предельного напряжения.
– Я не могу представить, как вы живете, – говорит Наджья. – Ведь вы же способны сами выбирать собственные эмоции.
– Мы выбираем не эмоции, а только реакции. И способны регулировать их силу. Поэтому, как правило, не живем дольше шестидесяти.
Теперь Тал меряет комнату большими шагами, в сильнейшем беспокойстве, словно мангуста, пойманная в клетку. Ньют бросает опасливый взгляд в прорези жалюзи и быстро закрывает их.
– Но как же вы можете?..
– Делать такой выбор? Для красоты и этих лет достаточно.
Наджья качает головой. Немыслимое громоздится на невероятное. Тал ударяет кулаком по стене.
– Какой же идиотизм! Такие, как я, должны умереть, мы слишком глупы, чтобы жить.
– Вы не единственный, я тоже глупа, я ведь полагала, что имею особый выход на Эн Кей Дживанджи.
– Вы встречались с Дживанджи?
– Я беседовала с ним по видео, и в тот раз он организовал встречу, во время которой Сатнам передал мне фотографии.
Какая-то тень падает на ставни. Ньют и Наджья застывают от страха. Тал медленно опускается до тех пор, пока полностью не оказывается ниже линии подоконника. Ньют пальцем манит девушку, указывая ей место у стены. Прислушиваясь всем своим телом, Наджья крадется по циновкам. Раздается женский голос, который что-то говорит по-немецки. Спазм ужаса отступает, Наджья немного расслабляется. Какое-то мгновение ей казалось, что от страха ее может вырвать.
– Мы должны уезжать из Бхарата. Они видели вас со мной, – шепчет Тал. – Теперь мы для них одно. Нам необходимо обеспечить для себя безопасный проезд.
– А если пойти в полицию?
– Неужели вы еще не поняли, по каким законам живет эта страна? Полиция подчиняется Саджиде Ране, а она заинтересована в моем исчезновении. А та полиция, что Саджиде Ране не подчиняется, состоит на содержании у Дживанджи. Нам нужно нечто такое, из-за чего стало бы опасно или слишком дорого нас убивать. Вы сказали, что беседовали с Дживанджи по видео. Я полагаю, вы достаточно разумная девушка и сохранили запись беседы. Покажите мне ее, пожалуйста. Возможно, там мы сумеем найти что-нибудь полезное.
Они сидят рядом, прислонившись к стене. Наджья поднимает палм. Рука ее дрожит. Тал берет девушку за запястье, успокаивает.
– Модель у вас не очень хорошая, – замечает ньют.
Звук чересчур громкий. Из клуба доносится мерный стук теннисных мячей. На экране не слишком ровное изображение павильона Эн Кей Дживанджи, увешанного каламкари. Оно кажется какой-то сказочной противоположностью ее полутемной душной спальне, пропитанной запахами страха.
– Остановите, остановите, остановите!..
Палец Наджьи лихорадочно ищет кнопку паузы.
– Что это такое?
– Дживанджи.
– Я понимаю, глупая. Но откуда пришло видеопослание?
– Из его офиса, из его дома, даже, может быть, из рат ятры, откуда угодно, я не знаю…
– Ложь, ложь, ложь, – шипит Тал. – Я-то знаю. То, что мы здесь видим, вовсе не дом, не рат ятра и не кабинет Эн Кей Дживанджи. Это апартаменты Апарна Чаулы и Аджай Надиадвала, предназначенные для свадебной церемонии в «Городе и деревне». Мне пришлось разрабатывать все висящие там каламкари.
– Декорации?..
– Мои декорации. Для эпизода, который пока еще не снят.
У Наджьи Аскарзады глаза расширяются от удивления. Как бы ей хотелось сейчас иметь ньютовское подкожное меню, чтобы нейротрансмиттерами очистить организм от последствий парализующего изумления.
– Никто до сих пор ни разу не встречался с Дживанджи лицом к лицу, – говорит Наджья.
– Наш пропуск… – произносит Тал. – Мне нужно каким-то образом добраться до студии. Нам необходимо отправляться сейчас, да, прямо сейчас.
– Вы не можете пойти вот так, в таком виде, вас узнают за километр, нужно придумать какую-нибудь маскировку…
И вдруг стук теннисных мячей и возгласы игроков мгновенно замолкают. Тал и Наджья, пригнувшись, бегут по комнате. А на ставнях появляются тени. Слышны голоса. Они говорят не по-немецки. И это не женские голоса. Наджья выкатывает мопед из прихожей на кухню. Девушка и Тал знают, чего им следует ждать, и их ожидание наполнено ужасом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182
– Я вспомнила… – говорит она. – Я посмотрела фотографии и вспомнила, где видела вас раньше.
Тал хмурится. В золотистых сумерках выражение лица ньюта кажется чуждым, абсолютно инопланетным.
– На студии.
Тал обхватывает голову руками, закрывает глаза. Ресницы у ньюта длинные и кажутся Наджье очень красивыми.
– Мне очень больно. Я не знаю, что и думать.
– Я готовила интервью с Лал Дарфаном. Сатнам провел меня по студии. Сатнам дал мне фотографии.
– Трезубец! – восклицает Тал. – Дерьмо!.. Он нас обоих подставил! А! – Ньют начинает дрожать, слезы струятся по щекам. Тал воздевает руки, чем-то напоминая прокаженного. – Мама Бхарат… они думали, что там живу я; попали не в ту квартиру…
Дрожь переходит в истерические рыдания. Это усталость и шок. Наджья тихонько выходит, чтобы приготовить свежий чай. Она не хочет возвращаться до тех пор, пока не утихнут всхлипы и причитания. У нее совсем не афганский, а скорее североевропейский страх перед сильными эмоциями.
– Еще чаю?
Тал завертывается в простыню, кивает. Стакан дрожит в руке ньюта.
– Откуда вы узнали, что я буду на вокзале?
– Журналистская интуиция, – отвечает Наджья Аскарзада. Ей хочется прикоснуться к лицу ньюта, к такому голому, такому нежному черепу. – По крайней мере я бы именно так и поступила на вашем месте.
– Ваша журналистская интуиция – великая вещь. Это же был полный идиотизм с моей стороны! Улыбаться, смеяться, танцевать и думать, что все меня любят! Новый ньют в городе, которого все хотят видеть, приглашают на большие вечера, в клуб…
Наджья протягивает руку, чтобы коснуться ньюта, успокоить, согреть, и чувствует, что голова Тала склонилась к ней на грудь. Ее рука касается гладкой головы ньюта. Все равно что гладить котенка – одни кости и предельное напряжение. Пальцы девушки случайно прикасаются к ямочкам на руке ньюта – несколько рядов, похожих на симметричные следы от укусов насекомых. Наджья отдергивает руку.
– Нет, здесь, пожалуйста, – говорит Тал. Она слегка дотрагивается до указанной точки и чувствует, как какие-то жидкости начинают течь под кожей. – И еще здесь. – Руки ньюта направляют ее пальцы поближе к запястью. – И здесь.
По телу ньюта пробегает дрожь. Дыхание становится более равномерным. Мышцы напрягаются. Тал встает, слегка покачиваясь, и нервно проходит по комнате. Наджья чувствует запах предельного напряжения.
– Я не могу представить, как вы живете, – говорит Наджья. – Ведь вы же способны сами выбирать собственные эмоции.
– Мы выбираем не эмоции, а только реакции. И способны регулировать их силу. Поэтому, как правило, не живем дольше шестидесяти.
Теперь Тал меряет комнату большими шагами, в сильнейшем беспокойстве, словно мангуста, пойманная в клетку. Ньют бросает опасливый взгляд в прорези жалюзи и быстро закрывает их.
– Но как же вы можете?..
– Делать такой выбор? Для красоты и этих лет достаточно.
Наджья качает головой. Немыслимое громоздится на невероятное. Тал ударяет кулаком по стене.
– Какой же идиотизм! Такие, как я, должны умереть, мы слишком глупы, чтобы жить.
– Вы не единственный, я тоже глупа, я ведь полагала, что имею особый выход на Эн Кей Дживанджи.
– Вы встречались с Дживанджи?
– Я беседовала с ним по видео, и в тот раз он организовал встречу, во время которой Сатнам передал мне фотографии.
Какая-то тень падает на ставни. Ньют и Наджья застывают от страха. Тал медленно опускается до тех пор, пока полностью не оказывается ниже линии подоконника. Ньют пальцем манит девушку, указывая ей место у стены. Прислушиваясь всем своим телом, Наджья крадется по циновкам. Раздается женский голос, который что-то говорит по-немецки. Спазм ужаса отступает, Наджья немного расслабляется. Какое-то мгновение ей казалось, что от страха ее может вырвать.
– Мы должны уезжать из Бхарата. Они видели вас со мной, – шепчет Тал. – Теперь мы для них одно. Нам необходимо обеспечить для себя безопасный проезд.
– А если пойти в полицию?
– Неужели вы еще не поняли, по каким законам живет эта страна? Полиция подчиняется Саджиде Ране, а она заинтересована в моем исчезновении. А та полиция, что Саджиде Ране не подчиняется, состоит на содержании у Дживанджи. Нам нужно нечто такое, из-за чего стало бы опасно или слишком дорого нас убивать. Вы сказали, что беседовали с Дживанджи по видео. Я полагаю, вы достаточно разумная девушка и сохранили запись беседы. Покажите мне ее, пожалуйста. Возможно, там мы сумеем найти что-нибудь полезное.
Они сидят рядом, прислонившись к стене. Наджья поднимает палм. Рука ее дрожит. Тал берет девушку за запястье, успокаивает.
– Модель у вас не очень хорошая, – замечает ньют.
Звук чересчур громкий. Из клуба доносится мерный стук теннисных мячей. На экране не слишком ровное изображение павильона Эн Кей Дживанджи, увешанного каламкари. Оно кажется какой-то сказочной противоположностью ее полутемной душной спальне, пропитанной запахами страха.
– Остановите, остановите, остановите!..
Палец Наджьи лихорадочно ищет кнопку паузы.
– Что это такое?
– Дживанджи.
– Я понимаю, глупая. Но откуда пришло видеопослание?
– Из его офиса, из его дома, даже, может быть, из рат ятры, откуда угодно, я не знаю…
– Ложь, ложь, ложь, – шипит Тал. – Я-то знаю. То, что мы здесь видим, вовсе не дом, не рат ятра и не кабинет Эн Кей Дживанджи. Это апартаменты Апарна Чаулы и Аджай Надиадвала, предназначенные для свадебной церемонии в «Городе и деревне». Мне пришлось разрабатывать все висящие там каламкари.
– Декорации?..
– Мои декорации. Для эпизода, который пока еще не снят.
У Наджьи Аскарзады глаза расширяются от удивления. Как бы ей хотелось сейчас иметь ньютовское подкожное меню, чтобы нейротрансмиттерами очистить организм от последствий парализующего изумления.
– Никто до сих пор ни разу не встречался с Дживанджи лицом к лицу, – говорит Наджья.
– Наш пропуск… – произносит Тал. – Мне нужно каким-то образом добраться до студии. Нам необходимо отправляться сейчас, да, прямо сейчас.
– Вы не можете пойти вот так, в таком виде, вас узнают за километр, нужно придумать какую-нибудь маскировку…
И вдруг стук теннисных мячей и возгласы игроков мгновенно замолкают. Тал и Наджья, пригнувшись, бегут по комнате. А на ставнях появляются тени. Слышны голоса. Они говорят не по-немецки. И это не женские голоса. Наджья выкатывает мопед из прихожей на кухню. Девушка и Тал знают, чего им следует ждать, и их ожидание наполнено ужасом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182