По форме тела, по распределению жировых отложений, по одежде – намеренному эклектическому смешению всего чего угодно, с предпочтением широкого и свободно свисающего, – ничего определить невозможно. Все-таки мужчина, решает она. Сексуальная идентичность мужчин хрупка и текуча. Нанак продолжает разливать чай.
– В последнее время нас упорно преследуют. Но австралийцы, с которыми вы встретились, меня оберегают. Очень приятные молодые люди… Да и работа, которой я занимаюсь, требует определенной осмотрительности. Хотя должен признаться, профессор Лалл, ваш визит – большая честь для скромного лекаря.
Томас Лалл раскрывает палм и кладет его на столик. Нанак морщится, увидев то, что изображено на дисплее.
– Это самая сложная операция, на которую я когда-либо осмеливался. Несколько недель работы. Пришлось чуть ли не разобрать по частям весь ее мозг. Полушария были извлечены и подвешены на проводах. Потрясающий эксперимент…
Лиза Дурнау видит, как напрягается лицо Лалла. Нанак касается его колена.
– С ней все в порядке?
– Девушка пытается найти своих настоящих родителей. Она поняла, что вся ее жизнь – сплошная ложь.
Губы Нанака складываются в беззвучное «О!».
– Но я ведь только предоставляю соответствующие услуги.
– Вас наняли вот эти двое?
Томас Лалл показывает фотографию на фоне храма, из-за которой и начались все его странствия.
– Да, – отвечает Нанак, пряча руки. – Они представляли влиятельного человека из Варанаси, Бадрината Сундарбана. Легендарная обитель Вишну… Мне заплатили два миллиона американских долларов, переведя указанную сумму на счет корпорации «Одеко». Я могу рассказать вам все подробности, если желаете. Почти весь бюджет ушел на пользовательское программное обеспечение. Разработчики эмотиков требуют больших денег, хотя должен вам признаться, что у нас они самые лучшие во всем Индостане.
– Бюджет, – презрительно выговаривает Томас Лалл. – Как у какой-нибудь пошлой телепрограммы…
Лиза Дурнау понимает, что ей пора вмешаться.
– Ее приемные родители в Бангалоре… Они на самом деле существуют?
– О, конечно же, все выдумка, мадам. Мы потратили большие деньги на создание правдоподобной легенды. Все должно было убедительно доказывать, что она обычное человеческое существо, что у нее было детство, родители и прошлое.
– Вы хотите сказать, что она?.. – спрашивает Лиза Дурнау, боясь услышать ответ.
– Сарисин в человеческом теле, – отвечает вместо Нанака Томас Лалл, и в его голосе слышны те ледяные нотки, которые, как прекрасно известно Лизе, страшнее любых вспышек гнева.
Нанак покачивается в своем плетеном кресле.
– Совершенно верно. Извините, все это крайне неприятно. Бадринат Сундарбан занимался разработкой искусственного интеллекта третьего поколения. План, как сообщили мне ваши коллеги, состоял в том, чтобы загрузить копию на наиболее высокие когнитивные уровни человеческого мозга. Тилак служил интерфейсом. В высшей степени сложная операция. У нас получилось только с третьей попытки.
– Они напуганы, не так ли? – замечает Томас Лалл. – Они понимают, что конец близок. Сколько их осталось?
– Только три, полагаю.
– Они хотят знать, смогут ли жить с нами в мире или в любом случае должны погибнуть, но вначале понять нас. Человеческое в человеке поражает их и ставит в тупик. Для них это то самое чудо, которое способна понять Аж, вот для чего и выдуманное детство. Но сколько же ей лет на самом деле?
– Прошло восемь месяцев с тех пор, как она уехала отсюда вместе с вашими коллегами, которых принимала за своих настоящих родителей. И немногим больше года минуло с тех пор, как ко мне обратился сарисин Бадрината. О, вы бы видели ее в тот день, когда она покидала мою клинику! Девочка так радовалась, все вокруг было ей в новинку. Так называемые родители должны были отвезти ее в Бангалор. У них было очень мало времени, уровни памяти разворачивались, и, если бы они затянули с отъездом, последствия могли принять катастрофические масштабы.
– И вы бросили девочку на произвол судьбы? – возмущенно произносит Лиза Дурнау.
Она постоянно напоминает себе, что находится в Индии. Цена человеческой жизни и индивидуальности здесь совсем иная, нежели в Канзасе или Санта-Барбаре. Тем не менее у Лизы голова кругом идет от одной мысли о том, что эти люди без зазрения совести сделали с несчастной девочкой.
– Таков был план. У нас была еще одна легенда. Якобы она решила после школы попутешествовать по Индии.
– Но неужели вам никогда не приходило в голову что-то помимо всех ваших планов, легенд, развертывания уровней памяти и всякой китайской медицины? Неужели не ясно: для того, чтобы сарисин мог жить, человеческая личность должна умереть? – взрывается Лалл.
Теперь Лиза Дурнау касается его ноги. Спокойнее… Тише… Возьми себя в руки…
Нанак улыбается светлой улыбкой раздающего благословения святого.
– Дело в том, сэр, что ребенок был имбецилом. У нее не было никакой индивидуальности, никакого «Я» в принципе. Вряд ли можно говорить даже о какой-то реальной жизни в человеческом смысле слова. Это являлось необходимым условием. Мы, конечно же, никогда, ни при каких условиях не стали бы использовать в качестве носителя нормального человека. Родители девочки безумно радовались, когда ваши коллеги купили у них девочку. Они думали, что у их ребенка появится хоть какой-то шанс на нормальную жизнь. Они были счастливы и благодарили господа Вишну…
С негодующим ревом Томас Лалл вскакивает на ноги, сжав кулаки. Нанак отскакивает в сторону от возмущенного профессора. Лиза Дурнау гладит кулак Томаса, пытаясь его успокоить.
– Оставь, успокойся, – шепчет она. – Сядь, Лалл, сядь.
– Будьте вы прокляты!.. – кричит Лалл творцу ньютов. – Будьте вы прокляты, будь проклят ваш Калки и будь прокляты Жан-Ив и Анджали!..
Лиза заставляет его сесть. Нанак немного приходит в себя, но не осмеливается подойти ближе.
– Я приношу извинения за поведение моего друга, – говорит Лиза. – Это следствие переутомления…
Она сжимает плечо Лалла.
– Я думаю, нам пора идти.
– Да, наверное, так будет лучше, – говорит Нанак, плотнее закутываясь в шали. – У меня очень деликатный бизнес. Я не могу допустить подобных криков у себя в доме.
Томас Лалл качает головой, чувствуя нестерпимое отвращение к самому к себе и ко всему, что здесь говорилось. Прощаясь, он протягивает руку, но ньют не принимает ее.
Чемоданы гремят маленькими колесиками по асфальту центральных улиц. Но тротуары здесь неровные, асфальт потрескавшийся и с выбоинами, а ручки у чемоданов сделаны из скрученного пластика.
Кришан с Парвати пытаются двигаться как можно быстрее, поэтому через каждые несколько метров чемоданы опрокидываются, а их содержимое рассыпается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182
– В последнее время нас упорно преследуют. Но австралийцы, с которыми вы встретились, меня оберегают. Очень приятные молодые люди… Да и работа, которой я занимаюсь, требует определенной осмотрительности. Хотя должен признаться, профессор Лалл, ваш визит – большая честь для скромного лекаря.
Томас Лалл раскрывает палм и кладет его на столик. Нанак морщится, увидев то, что изображено на дисплее.
– Это самая сложная операция, на которую я когда-либо осмеливался. Несколько недель работы. Пришлось чуть ли не разобрать по частям весь ее мозг. Полушария были извлечены и подвешены на проводах. Потрясающий эксперимент…
Лиза Дурнау видит, как напрягается лицо Лалла. Нанак касается его колена.
– С ней все в порядке?
– Девушка пытается найти своих настоящих родителей. Она поняла, что вся ее жизнь – сплошная ложь.
Губы Нанака складываются в беззвучное «О!».
– Но я ведь только предоставляю соответствующие услуги.
– Вас наняли вот эти двое?
Томас Лалл показывает фотографию на фоне храма, из-за которой и начались все его странствия.
– Да, – отвечает Нанак, пряча руки. – Они представляли влиятельного человека из Варанаси, Бадрината Сундарбана. Легендарная обитель Вишну… Мне заплатили два миллиона американских долларов, переведя указанную сумму на счет корпорации «Одеко». Я могу рассказать вам все подробности, если желаете. Почти весь бюджет ушел на пользовательское программное обеспечение. Разработчики эмотиков требуют больших денег, хотя должен вам признаться, что у нас они самые лучшие во всем Индостане.
– Бюджет, – презрительно выговаривает Томас Лалл. – Как у какой-нибудь пошлой телепрограммы…
Лиза Дурнау понимает, что ей пора вмешаться.
– Ее приемные родители в Бангалоре… Они на самом деле существуют?
– О, конечно же, все выдумка, мадам. Мы потратили большие деньги на создание правдоподобной легенды. Все должно было убедительно доказывать, что она обычное человеческое существо, что у нее было детство, родители и прошлое.
– Вы хотите сказать, что она?.. – спрашивает Лиза Дурнау, боясь услышать ответ.
– Сарисин в человеческом теле, – отвечает вместо Нанака Томас Лалл, и в его голосе слышны те ледяные нотки, которые, как прекрасно известно Лизе, страшнее любых вспышек гнева.
Нанак покачивается в своем плетеном кресле.
– Совершенно верно. Извините, все это крайне неприятно. Бадринат Сундарбан занимался разработкой искусственного интеллекта третьего поколения. План, как сообщили мне ваши коллеги, состоял в том, чтобы загрузить копию на наиболее высокие когнитивные уровни человеческого мозга. Тилак служил интерфейсом. В высшей степени сложная операция. У нас получилось только с третьей попытки.
– Они напуганы, не так ли? – замечает Томас Лалл. – Они понимают, что конец близок. Сколько их осталось?
– Только три, полагаю.
– Они хотят знать, смогут ли жить с нами в мире или в любом случае должны погибнуть, но вначале понять нас. Человеческое в человеке поражает их и ставит в тупик. Для них это то самое чудо, которое способна понять Аж, вот для чего и выдуманное детство. Но сколько же ей лет на самом деле?
– Прошло восемь месяцев с тех пор, как она уехала отсюда вместе с вашими коллегами, которых принимала за своих настоящих родителей. И немногим больше года минуло с тех пор, как ко мне обратился сарисин Бадрината. О, вы бы видели ее в тот день, когда она покидала мою клинику! Девочка так радовалась, все вокруг было ей в новинку. Так называемые родители должны были отвезти ее в Бангалор. У них было очень мало времени, уровни памяти разворачивались, и, если бы они затянули с отъездом, последствия могли принять катастрофические масштабы.
– И вы бросили девочку на произвол судьбы? – возмущенно произносит Лиза Дурнау.
Она постоянно напоминает себе, что находится в Индии. Цена человеческой жизни и индивидуальности здесь совсем иная, нежели в Канзасе или Санта-Барбаре. Тем не менее у Лизы голова кругом идет от одной мысли о том, что эти люди без зазрения совести сделали с несчастной девочкой.
– Таков был план. У нас была еще одна легенда. Якобы она решила после школы попутешествовать по Индии.
– Но неужели вам никогда не приходило в голову что-то помимо всех ваших планов, легенд, развертывания уровней памяти и всякой китайской медицины? Неужели не ясно: для того, чтобы сарисин мог жить, человеческая личность должна умереть? – взрывается Лалл.
Теперь Лиза Дурнау касается его ноги. Спокойнее… Тише… Возьми себя в руки…
Нанак улыбается светлой улыбкой раздающего благословения святого.
– Дело в том, сэр, что ребенок был имбецилом. У нее не было никакой индивидуальности, никакого «Я» в принципе. Вряд ли можно говорить даже о какой-то реальной жизни в человеческом смысле слова. Это являлось необходимым условием. Мы, конечно же, никогда, ни при каких условиях не стали бы использовать в качестве носителя нормального человека. Родители девочки безумно радовались, когда ваши коллеги купили у них девочку. Они думали, что у их ребенка появится хоть какой-то шанс на нормальную жизнь. Они были счастливы и благодарили господа Вишну…
С негодующим ревом Томас Лалл вскакивает на ноги, сжав кулаки. Нанак отскакивает в сторону от возмущенного профессора. Лиза Дурнау гладит кулак Томаса, пытаясь его успокоить.
– Оставь, успокойся, – шепчет она. – Сядь, Лалл, сядь.
– Будьте вы прокляты!.. – кричит Лалл творцу ньютов. – Будьте вы прокляты, будь проклят ваш Калки и будь прокляты Жан-Ив и Анджали!..
Лиза заставляет его сесть. Нанак немного приходит в себя, но не осмеливается подойти ближе.
– Я приношу извинения за поведение моего друга, – говорит Лиза. – Это следствие переутомления…
Она сжимает плечо Лалла.
– Я думаю, нам пора идти.
– Да, наверное, так будет лучше, – говорит Нанак, плотнее закутываясь в шали. – У меня очень деликатный бизнес. Я не могу допустить подобных криков у себя в доме.
Томас Лалл качает головой, чувствуя нестерпимое отвращение к самому к себе и ко всему, что здесь говорилось. Прощаясь, он протягивает руку, но ньют не принимает ее.
Чемоданы гремят маленькими колесиками по асфальту центральных улиц. Но тротуары здесь неровные, асфальт потрескавшийся и с выбоинами, а ручки у чемоданов сделаны из скрученного пластика.
Кришан с Парвати пытаются двигаться как можно быстрее, поэтому через каждые несколько метров чемоданы опрокидываются, а их содержимое рассыпается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182