Вы намекаете на то, что «Город и деревня», самая популярная индийская телепрограмма, по сути, является разумным существом?
– Вы брали интервью у моей ипостаси «Лал Дарфан». Вам кое-что, конечно, известно о сложности произведения, о котором идет речь, но это ведь даже не вершина айсберга. «Город и деревня» гораздо больше студии «Индиапендент», гораздо больше даже всего Бхарата. «Город и деревня» распределен на миллион компьютеров от мыса Коморин до предгорий Гималаев. – Он улыбается невинной улыбкой. – Есть сундарбаны в Варанаси, в Дели и в Хайдарабаде, занимающиеся разработкой актеров-сарисинов на тот случай, если они когда-нибудь понадобятся в сценарии. Мы повсюду, и имя нам легион.
– А Дживанджи?..
Но Наджье Аскарзаде нет нужды задавать подобный вопрос. Она уже поняла, насколько мал шаг от виртуальной знаменитости из «мыльной оперы» до иллюзорного политика. Политическое искусство всегда прежде всего заключалось в правильном управлении информацией. А в современном медиа– и компьютерном мире нетрудно выдать полностью выдуманную личность за реальную.
– Я понимаю сходство между «мыльной оперой» и политикой, – говорит Наджья Аскарзада, думая: перед тобой сидит Искусственный Интеллект Третьего Поколения, который в миллиарды и миллиарды раз умнее тебя, девчонки-репортера; он – бог. – И то, и другое строится на рассказывании историй с целенаправленным подавлением любого недоверия и рациональной критики, а также на самоотождествлении зрителей с персонажами. И сюжеты в обоих случаях невероятные.
– В политике декорации, как правило, лучше, – замечает сарисин. – Меня утомляет этот яркий и безвкусный вздор.
Он складывает пальцы в мудру, и вот он на своем муснуде и Наджья на подушке с кисточками оказываются в «Брампуре-Б», на занавешенном деревянном джхарока в хавели с видом на внутренний дворик. Ночь. Темно. Дождь стучит по деревянным ставням. Наджья чувствует, как на нее падают капельки дождя, проникшие сквозь неплотно прикрытые сандаловые ставни.
– Удовольствие состоит в том, чтобы узнать, к примеру, что так называемый реальный политик может оказаться гораздо менее реальным, чем виртуальная звезда сериала.
– Это вы отдали приказ убить Тала? Они обстреляли комнату Бернара. У них были автоматы. Ваш человек чуть не убил Тала на вокзале. Я спасла ньюта. Вы знали об этом?
– Эн Кей Дживанджи очень сожалеет о происшедшем и хочет вас заверить, что никакого приказа о том, чтобы кого-то заставить замолчать тем или иным способом, не исходило ни от него лично, ни от кого-либо из его подчиненных. Динамику человеческой толпы очень трудно предсказать. Увы, мисс Аскарзада, в данном отношении политика – не «мыльная опера». Мне бы очень хотелось гарантировать вашу безопасность, но, как только джинн человеческого хаоса выпущен на волю, его практически невозможно загнать обратно.
– Но это вы… он… стоял за заговором с целью обличения Шахина Бадур Хана?
– Эн Кей Дживанджи имел доступ к конфиденциальной информации.
– Конфиденциальной информации, поступавшей из правительства Раны?
– Непосредственно из семьи Хана. Информатор – собственная жена Шахина Бадур Хана. Она на протяжении многих лет была осведомлена о его сексуальных предпочтениях. Она также является одним из самых активных и способных членов моего «юридического кружка».
Ветер надувает шелковые занавеси, поднимая их над мраморным полом комнаты. Наджья чувствует легкий аромат ладана. Она готова запрыгать от чисто журналистского восторга. То, что сейчас услышала девушка, способно сделать из нее одного из самых знаменитых авторов мира.
– Она работала против собственного мужа?
– Вполне вероятно. Вы должны понимать, что у сарисинов взаимоотношения существенно отличаются от человеческих. У нас не существует аналога сексуальной страсти и измены. С другой стороны, для вас были бы просто непонятны иерархические взаимоотношения с нашими собственными ипостасями. Но это, как мне представляется, тот случай, когда «мыльная опера» может служить хорошим руководством к пониманию мотивов человеческого поведения.
У Наджьи Аскарзады уже готов следующий вопрос.
– Мусульманка, работающая на индуистскую фундаменталистскую партию? Какова же в таком случае политическая реальность партии «Шиваджи»?
Ни на минуту нельзя забывать, что ты находишься на вражеской территории, напоминает она себе.
– Это всегда была партия, строившаяся на том, чтобы дать людям возможность политического самовыражения. Дать голос лишенным голоса. Подать сильную руку помощи слабым. С момента основания Бхарата здесь были люди, практически лишенные гражданских прав. И Эн Кей Дживанджи явился как раз вовремя, чтобы стать катализатором здешнего варианта феминистского движения. Общество в Бхарате деформировано. В контексте такой культуры не так уж и сложно обрести настоящие политическое влияние и мощь. Моя ипостась просто не могла сопротивляться давлению надвигавшегося исторического будущего.
Но почему? Наджья открывает рот, чтобы задать следующий вопрос, но сарисин снова поднимает руку, и хавели в «Брампуре-Б» уносится прочь, подхваченный волной красно-оранжевых тканей, ароматов древесины, свежих красок и стекловолокна.
И вот перед ней ярко раскрашенные лица богов, беспорядочное нагромождение деви, гопи и апсар, развевающиеся шелковые знамена. Она переносится на рат ятру, вахану сущности, одно из имен которой – Эн Кей Дживанджи. Но – видимо, для того, чтобы Наджья Аскарзада могла по-настоящему оценить ту силу, с которой имеет дело, – ей является не ветхая бутафорская конструкция из студийных ангаров, которую она видела раньше. Перед ней настоящая колесница бога, возвышающаяся на сотни метров над пораженной засухой долиной Ганга. Сарисин перенес Наджью Аскарзаду на роскошный резной деревянный балкон где-то примерно в середине передней части рат ятры.
Наджья бросает взгляд вниз, перегнувшись через перила, и в ужасе отшатывается. Ее охватывает не головокружение, а страх при виде такого количества людей. Целые деревни, города, провинции… черная человеческая масса тащит эту чудовищную конструкцию из дерева и ткани, ухватившись за кожаные канаты, вдоль по высохшему руслу Ганга. Немыслимо тяжелая колесница оставляет за собой глубокие борозды. Пятьдесят параллельных канав тянутся за нею на восток. Позади остаются раздавленные и разрушенные леса, дороги, железнодорожные пути, храмы, деревни, поля. Наджья слышит рев людей, с благочестивым усердием тянущих чудовищную конструкцию по мягкому речному песку. С высоты своего наблюдательного пункта ей видна и цель их трудов. Белая, широкая, как горизонт, линия дамбы Кунда Кхадар.
– Превосходная притча, – саркастически замечает Наджья Аскарзада.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182
– Вы брали интервью у моей ипостаси «Лал Дарфан». Вам кое-что, конечно, известно о сложности произведения, о котором идет речь, но это ведь даже не вершина айсберга. «Город и деревня» гораздо больше студии «Индиапендент», гораздо больше даже всего Бхарата. «Город и деревня» распределен на миллион компьютеров от мыса Коморин до предгорий Гималаев. – Он улыбается невинной улыбкой. – Есть сундарбаны в Варанаси, в Дели и в Хайдарабаде, занимающиеся разработкой актеров-сарисинов на тот случай, если они когда-нибудь понадобятся в сценарии. Мы повсюду, и имя нам легион.
– А Дживанджи?..
Но Наджье Аскарзаде нет нужды задавать подобный вопрос. Она уже поняла, насколько мал шаг от виртуальной знаменитости из «мыльной оперы» до иллюзорного политика. Политическое искусство всегда прежде всего заключалось в правильном управлении информацией. А в современном медиа– и компьютерном мире нетрудно выдать полностью выдуманную личность за реальную.
– Я понимаю сходство между «мыльной оперой» и политикой, – говорит Наджья Аскарзада, думая: перед тобой сидит Искусственный Интеллект Третьего Поколения, который в миллиарды и миллиарды раз умнее тебя, девчонки-репортера; он – бог. – И то, и другое строится на рассказывании историй с целенаправленным подавлением любого недоверия и рациональной критики, а также на самоотождествлении зрителей с персонажами. И сюжеты в обоих случаях невероятные.
– В политике декорации, как правило, лучше, – замечает сарисин. – Меня утомляет этот яркий и безвкусный вздор.
Он складывает пальцы в мудру, и вот он на своем муснуде и Наджья на подушке с кисточками оказываются в «Брампуре-Б», на занавешенном деревянном джхарока в хавели с видом на внутренний дворик. Ночь. Темно. Дождь стучит по деревянным ставням. Наджья чувствует, как на нее падают капельки дождя, проникшие сквозь неплотно прикрытые сандаловые ставни.
– Удовольствие состоит в том, чтобы узнать, к примеру, что так называемый реальный политик может оказаться гораздо менее реальным, чем виртуальная звезда сериала.
– Это вы отдали приказ убить Тала? Они обстреляли комнату Бернара. У них были автоматы. Ваш человек чуть не убил Тала на вокзале. Я спасла ньюта. Вы знали об этом?
– Эн Кей Дживанджи очень сожалеет о происшедшем и хочет вас заверить, что никакого приказа о том, чтобы кого-то заставить замолчать тем или иным способом, не исходило ни от него лично, ни от кого-либо из его подчиненных. Динамику человеческой толпы очень трудно предсказать. Увы, мисс Аскарзада, в данном отношении политика – не «мыльная опера». Мне бы очень хотелось гарантировать вашу безопасность, но, как только джинн человеческого хаоса выпущен на волю, его практически невозможно загнать обратно.
– Но это вы… он… стоял за заговором с целью обличения Шахина Бадур Хана?
– Эн Кей Дживанджи имел доступ к конфиденциальной информации.
– Конфиденциальной информации, поступавшей из правительства Раны?
– Непосредственно из семьи Хана. Информатор – собственная жена Шахина Бадур Хана. Она на протяжении многих лет была осведомлена о его сексуальных предпочтениях. Она также является одним из самых активных и способных членов моего «юридического кружка».
Ветер надувает шелковые занавеси, поднимая их над мраморным полом комнаты. Наджья чувствует легкий аромат ладана. Она готова запрыгать от чисто журналистского восторга. То, что сейчас услышала девушка, способно сделать из нее одного из самых знаменитых авторов мира.
– Она работала против собственного мужа?
– Вполне вероятно. Вы должны понимать, что у сарисинов взаимоотношения существенно отличаются от человеческих. У нас не существует аналога сексуальной страсти и измены. С другой стороны, для вас были бы просто непонятны иерархические взаимоотношения с нашими собственными ипостасями. Но это, как мне представляется, тот случай, когда «мыльная опера» может служить хорошим руководством к пониманию мотивов человеческого поведения.
У Наджьи Аскарзады уже готов следующий вопрос.
– Мусульманка, работающая на индуистскую фундаменталистскую партию? Какова же в таком случае политическая реальность партии «Шиваджи»?
Ни на минуту нельзя забывать, что ты находишься на вражеской территории, напоминает она себе.
– Это всегда была партия, строившаяся на том, чтобы дать людям возможность политического самовыражения. Дать голос лишенным голоса. Подать сильную руку помощи слабым. С момента основания Бхарата здесь были люди, практически лишенные гражданских прав. И Эн Кей Дживанджи явился как раз вовремя, чтобы стать катализатором здешнего варианта феминистского движения. Общество в Бхарате деформировано. В контексте такой культуры не так уж и сложно обрести настоящие политическое влияние и мощь. Моя ипостась просто не могла сопротивляться давлению надвигавшегося исторического будущего.
Но почему? Наджья открывает рот, чтобы задать следующий вопрос, но сарисин снова поднимает руку, и хавели в «Брампуре-Б» уносится прочь, подхваченный волной красно-оранжевых тканей, ароматов древесины, свежих красок и стекловолокна.
И вот перед ней ярко раскрашенные лица богов, беспорядочное нагромождение деви, гопи и апсар, развевающиеся шелковые знамена. Она переносится на рат ятру, вахану сущности, одно из имен которой – Эн Кей Дживанджи. Но – видимо, для того, чтобы Наджья Аскарзада могла по-настоящему оценить ту силу, с которой имеет дело, – ей является не ветхая бутафорская конструкция из студийных ангаров, которую она видела раньше. Перед ней настоящая колесница бога, возвышающаяся на сотни метров над пораженной засухой долиной Ганга. Сарисин перенес Наджью Аскарзаду на роскошный резной деревянный балкон где-то примерно в середине передней части рат ятры.
Наджья бросает взгляд вниз, перегнувшись через перила, и в ужасе отшатывается. Ее охватывает не головокружение, а страх при виде такого количества людей. Целые деревни, города, провинции… черная человеческая масса тащит эту чудовищную конструкцию из дерева и ткани, ухватившись за кожаные канаты, вдоль по высохшему руслу Ганга. Немыслимо тяжелая колесница оставляет за собой глубокие борозды. Пятьдесят параллельных канав тянутся за нею на восток. Позади остаются раздавленные и разрушенные леса, дороги, железнодорожные пути, храмы, деревни, поля. Наджья слышит рев людей, с благочестивым усердием тянущих чудовищную конструкцию по мягкому речному песку. С высоты своего наблюдательного пункта ей видна и цель их трудов. Белая, широкая, как горизонт, линия дамбы Кунда Кхадар.
– Превосходная притча, – саркастически замечает Наджья Аскарзада.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182